Новый год, после которого мы развелись!

Глава третья. Мы в разводе!

Щелкает замок входной двери. Мой муж копошится в прихожей. И вот он, шаркая ногами, проходит в кухню и останавливается в дверном проеме.

— Есть хочу жена, кормить будешь?

Вот он, мой любимый некогда муж. Все такой же красивый, как и десять лет назад, подтянутый. Он следит за свой фигурой, успевая между командировками посещать тренажерный зал. Одевается с иголочки, мне даже удивительно, что он с командировок приезжает так, словно только что пришёл из магазина мужской одежды. На брюках стрелки, белые рубашки, если надел джинсы, то весь остальной гардероб соответствует джинсовому стилю. Олег всегда гладко выбрит, следит за своей прической, хоть с годами немного поредела его шевелюра.

Лощеный, красивый, но уже не мой.

Наши взгляды сталкиваются. И он меняется в лице.

— Лера, что-то случилось?

— Это ты мне должен объяснить.

— Что надо объяснить?

— Для начала объясни мне, что это такое?

И я протягиваю ему копию свидетельства о разводе. И жду его реакции.

Он отводит глаза и тихо произносит: Я тебе сейчас все объясню.

— Уж объясни мне, пожалуйста, — я говорю шёпотом, так как дети спят.

Если бы не ночь на дворе, полетела бы в голову моему милому первая фарфоровая тарелка. Руки так и чешутся взять сковородку. Ох, жаль, что все тефлоновые сковородки заменила на литой алюминий. Такой и убить легко. Так хочется сейчас огреть некогда любимого мужа.

— Лера, у меня три года назад случились неприятности с бизнесом, — начинает мой муж, но глаза на меня не поднимает.

И у меня ощущение, что он на ходу выдумывает историю.

— И…

— Я занял очень много денег у очень сомнительных людей.

— И…

— Лера, не перебивай! — рявкает муж, и в него летит первая фарфоровая тарелка, не удержалась.

Он ловко изворачивается, и тарелка разбивается о стену рядом с его головой.

— Лера, это, между прочим, был сервиз, что мы приобрели во Франции.

— То есть тебе жалко фарфор, а не нашу семью?

— Лера, хватит психовать, я тебе пытаюсь объяснить, — но у меня уже упала планка, и я бью кулачками в его грудь, в эту отглаженную белую рубашку, что сама забирала из прачечной день назад.

— Лера, да успокойся же ты, — он легко откидывает меня от себя и отбегает в сторону, теперь между нами стол. — Лера, меня на счетчик поставили, я задолжал очень крупную сумму, прости милая.

— Ты задолжал денег, но ничего мне не сказал, я тебе чужая?

— Лера, я боялся, что меня лишат всего. Этот развод помог мне оставить вас с недвижимостью. Ты осталась при квартире и машине. С тебя никто не мог ничего потребовать.

Мы бегает вокруг стола, а Олег пытается уклониться от очередных моих ударов. Хотя они ему, что слону дробина. Мне не пробить его пресс. И я хватаю чашку со стола и бросаю ему в голову, а он ловит ее на лету.

— Лера, прекрати истерику, это ведь императорский фарфор, я тебе привозил из Санкт-Петербурга.

— То есть фарфоровые чашки, тарелки тебе дороже, чем наша семья, мы же были семьей, что ты с нами сделал? — ору на него я, забыв который час ночи и спящих детей.

— Лера, угомонись, ничего не случилось страшного…

— Ничего не случилось, а то, что мы уже три года, как не семья? Это не в счет? Какая-то ерунда, — и я зафитилила ему блюдцем в голову.

На этот раз он не успел увернуться, и блюдце ударило ему кромкой в бровь, рассекая кожу.

Скрипнула дверь, и в кухню заглянул сын.

— Мама, а почему ты кричишь? — послышался позади меня сонный голос Димки.

— Дима, не заходи, тут осколки кругом, — оборачиваюсь я к сыну.

Тот стоит на пороге, переминаясь с ноги на ногу, и удивленно смотрит на нас сонными глазами. А я боюсь подойти к нему и обнять, мне кажется, что во мне сейчас столько ненависти, могу обжечь прикоснувшись.

— Дима, иди спать, — твердо говорит Олег, зажимая рукой бровь.

— Папа, у тебя кровь? — удивленно говорит сын, и я оглядываюсь.

Сквозь пальцы Олега просачиваются капельки крови. Они уже окрасили в точечку его белоснежную рубашку, стекают струйками по щеке, капают на столешницу, о которую облокотился сейчас Олег.

— Тебе надо к доктору, — у меня сел голос.

— Не надо, дай перекись и вату, — командует Олег.

Иду к одному из шкафчиков и достаю аптечку, а на пороге все также мнется сын. И я готова убить Олега за то, что он устроил. Подаю ему аптечку, а сама увожу сына в детскую.

— Димочка, надо спать детка, — говорю как можно спокойнее.

— Мам, что у вас случилось, вы разводитесь? — в голосе сына проскальзывает тревога.

— С чего ты решил сынок? — осторожно спрашиваю я.

— С того, у Вадика вон родители тоже ругались, ругались, а потом развелись, — вдруг огорошил меня сын.

Я знаю его друга по садику и школе. С виду семья Вадика была благополучной, а родители выглядели счастливыми. О чем я говорю? Мы тоже со стороны смотрелись счастливой семьей, которой уже три года нет.

С трудом удалось убедить сына, что у нас все нормально и уложить его спать.

Приходится вернуться на кухню к мужу.

Он выглядит подавленным. Сидит на стуле, прижимая ко лбу вату, смоченную перекисью. Вата уже окрасилась в розовый цвет, кажется, не помогло ему примочка. Вздыхаю. Какой бы он не был сволочью, но он мой мужчина, с которым я прожила десять лет.

— Дай, посмотрю, — отодвигаю вату, и попадаю в капкан его рук.

Он прижимается ко мне лбом, пачкая тунику своей кровью. Будто метить меня, чтобы не ушла.

— Лерка, я ведь так тебя люблю, — тянет он. — Я жить без тебя не могу.

— Тогда какого черта не сказал о своих проблемах, мы что-нибудь решили вместе. Олег, могли бы с Димкой поговорить, он мог тебе помочь с вымогателями, — я просто рычу на него.

— Лера, Диму сюда не впутывай, ладно, — рычит на меня муж. — Никогда, слышишь меня, никогда не обращайся к Диме.

Странно это. Мы даже первого сына назвали в честь его друга — Дима. Но в какой-то момент их дружба вдруг дала трещину. И Димка Королев перестал появляться в нашем доме. И вот сейчас Олег запрещает мне говорить о своих пусть и прошлых проблемах Диме.

Наш скандал угасает. Страсть и гнев уходят, уступая место усталости.

— Ладно, — смотрю на его разбитую бровь и понимаю, что здесь зашивать надо.

— Олег, давай вызовем скорую, пусть тебя в травму увезут.

— Не надо ни кого вызывать, сам доеду, — бурчит Олег.

— Олежа, как ты поедешь с разбитой бровью, у тебя кровь бежит, может мне тебя довезти?

— А детей ты одних оставишь? — рычит на меня муж.

На часах час ночи, даже маму сейчас не вызвать. Соседка десятый сон досматривает. Поэтому я заклеиваю ему бровь пластырем и отпускаю.

— Позвони, как доедешь, — шепчу в след, понимая, что это я виновата, сама была не сдержана. Так и до убийства недалеко.