Новый год, после которого мы развелись!

Глава восьмая. А вот и муж!!!!

Мой муж стоит на пороге и улыбается во все тридцать два белых зуба! Где там моя скалка? Сейчас, милый мой, твоя улыбка не будет такой белоснежной! Сколько там у тебя зубов? Уменьшу их количество!

Но Надюха тихонько уже убирает со стола все, что могло послужить мне орудием убийства.

— Привет, девчонки! У вас сегодня девичник? — радостно вещает мой муж.

— Был, — я смотрю на своего некогда любимого мужа и не узнаю его. — Был, пока не пришла твоя жена, весь праздник изгадила.

— Шутка? Да? — Олег смотрит на меня, а улыбка на его лице застыла, как гримаса, до него уже медленно доходит, что это не шутка. — Я про твою нынешнюю жену говорю. Как ее там? Нино!

С лица Олега улыбка пропадает, как подтаявший снег, а в глазах появляется тревога.

— Лерочка, ты только не волнуйся, я тебе все сейчас объясню, — он не успел договорить, как моя рука хватает тарелку с оливками и запускает в него.

— Объяснишь? Объяснишь? Сука ты, Олег!

В голову моего мужа летит все, что попадается мне под руку: вилки, бокалы, тарелки. Хорошо, что ножи Надька успела убрать со стола.

Олег успевает уклониться от летящих «снарядов», но не сбегает с «поля боя».

— Лерочка, ай-ай, Лерочка, — только и успевает выкрикивать он. — Лерка, перестань, дай все объяснить.

Он бросается мне в ноги, обнимая их руками, и прижимается ко мне. Но я еще не выдохлась, ярость бушует внутри меня. И я продолжаю бить его кулаками, куда попала. Он только сжимается в комок возле моих ног, не пытаясь защититься.

Проходит время и мой гнев угасает, а на его место приходит безразличие. У меня больше нет мужа.

— Олег, собери вещи и уходи, чтобы больше я тебе не видела, — с тоской говорю я.

— Лерочка, выслушай меня, — Олег еще сильнее прижимается к моим ногам.

— Не хочу! Все! Перегорело, — не перегорело, это для него все, а мое сердце разорвано на части, оно обливается кровью, в глазах темно, на душе горько. Десять лет посвящено ему и детям, все слито в отхожее место.

— Лер, я все делаю для нас с тобой, для детей, — пытается оправдаться Олег.

— Ольшанский, ты с дуба рухнул! Сука, ты на другой бабе женился ради своих детей? — я возмущена, а рукой ищу на столе что-нибудь тяжелое, чтобы брякнуть Олега по макушке.

— Лерочка, да мне пришлось…

— Ольшанский, первый раз слышу, чтобы мужику пришлось жениться на другой ради своей первой семьи, — подала голос Надя, по-моему, у моих подруг шок. Пока я орала на Ольшанского и кидала в него всем, что попалась под руку, они стояли, вжавшись в стены, и молчали.

— Лер, я тебе в прошлый раз правду сказал, — Ольшанский стоит на коленях передо мной и смотрит умоляюще мне в глаза. — Я взял деньги у Сванидзе, много, очень много. Он долг не простил и предложил жениться на его дочери. Это он через адвокатов устроил наш развод. Деньги во многих случаях решают все. Мне пришлось это сделать, Лера.

— То есть тебе пришлось жениться на старой кляче потому, что денежки не мог вернуть, — Надюха жжет.

— Надь, не вмешивайся, — Олег с трудом встает с колен, он выглядит потерянным, вся его рубашка в брызгах чего-то липкого и в пятнах от вина, на лице царапина от вилки, жаль, в глаз не попала.

— Лер, честное слово, думал, через год разведусь и все, — он заглядывает мне в глаза, как потерявшийся щенок.

— Но правду ты мне не сказал, сам все решил, сам все сделал, и как дуру меня водил три года за нос, — констатирую я.

— Я не хотел…

— Тебя там за яйца, что ли держат, — вновь ору на Олега.

— Хуже, Лера, хуже, — орет на меня Олег.

— Не знаю, что может быть хуже. Я уже все решила, ты собираешь вещи и уходишь, мы в разводе, делить нам нечего, на алименты подам после праздника, — сухо говорю я, а у самой душа на разрыв. Он мой первый и единственный мужчина, любимый уже тринадцать лет, из которых десять — мы женаты. И вот все пошло псу под хвост из-за дурацких денег.

— Лер, Лер, давай оставим все как есть, я тебя люблю, я с ума сойду без тебя, Лера, — муж схватил меня за плечи и вглядывается в мое лицо. Что ждет? Поддержки? Или я передумаю? Нет! Этому уже не бывать! Мне плохо сейчас, но обратно я его не пущу!

— Знаешь, Олег, боюсь, что твоей ЖЕНЕ НИНО этот вариант не понравится, — припечатываю его, у него искажаются черты лица, превращая его лицо в кислую маску.

— Мне плевать на нее, — зло бросает он.

— А вот она думает иначе, ты ведь говорил ей, что между мной и тобой даже секса нет, а потом приходил ко мне, и мы трахались! — вдруг вновь срывает у меня крышечку.

Олег резко поникает, у него опускаются плечи, словно он несет тяжкий груз на них.

— Лерка, пойми ты, я хотел, чтобы у нашей семьи была хорошая жизнь, чтобы у вас был красивый дом, чтобы ты и дети ни в чем себе не отказывали…

— А меня ты спросил? А мне ЭТО было надо? Да я готова была жить с тобой в маленькой квартирке, ходить в пуховичке, носить одежду из масс-маркета, лишь бы мы все были вместе. Можно было отказаться от бизнеса, мне найти работу. Зачем ты все разрушил? Ты слил в унитаз нашу семью!

— Я хотел, как лучше, — Олег говорил тихо, как умирающий, его добила наша ссора.

— Значит так, ты сейчас идешь к своей жене, я тебе собираю вещи, завтра пришли кого-нибудь за чемоданами. Выход знаешь где, — твердо, насколько это возможно, говорю я. Саму ломает и корежит. Он уйдет к ней, она сейчас сидит и ждет его. Он уйдет, и рухнет за ним мост, который соединял наши судьбы. Все, это конец.

Олег словно понял меня, развернулся и пошел в коридор, зашуршала одежда, потом хлопнула дверь. А я упала на руки Надьки и зарыдала. Моя семейная жизнь закончилась.

— Ладно. Поплачь, поплачь, легче будет, — успокаивала меня Надя.

Светка уже шуршала веником, заметая осколки и разбросанные продукты.

Оленька залезла в холодильник и достала бутылку коньяка, что оставил для себя Ольшанский.

— Тут не плакать надо, а выпить, — серьезно сказал Оля, которая не пила ничего крепче шампанского и напитка «Буратино».

Светка, смахнув с совка мусор в ведро, быстро сполоснула руки под краном и ловко извлекла из шкафчика фужеры под коньяк.

— Разливай, — скомандовала она.

И Оленька, как заправский сомелье, уже открывала бутылку коньяка и разливала его по бокалам.

— Коньяку надо дать немного подышать, — пропищала Оленька, а Надюха уже опрокинула в себя бокал.

— К черту, тут такое твориться, — Надя занюхала коньяк кусочком сыра и протянула бокал мне.

Выпила залпом, горло обожгло, но вкуса я не почувствовала. Даже после третьего бокала не пришло забвение. Боль не хотела меня отпускать. Вот теперь мне очень хотелось потерять сознание, но оно никуда не собиралась уходить. Только подкидывало и подкидывало воспоминания, что терзали душу, мы же были такой замечательной семьей. Я знаю, что Ольшанский меня любил и не ходил от меня на сторону. Что с нами произошло?

— Если тебе будет легче, то я нашла немного информации о Нино, — тихо говорит Оля. — Она до тридцати лет жила с мамой в Тбилиси. А отец ее был тут в авторитете. Поговаривают, что он был вором в законе. Дедушка ее торговал помидорами и мандаринами на базаре.

— А пришла то фифа из фиф, — зло фыркнула Светка. — Рыночная королева, тьфу!

— Ее отец Давид Сванидзе вылез в бизнесмены в девяностые, говорят любовниц менял, как перчатки. Только детей у него кроме Нино нет. Вот он ее сюда притащил, хотел замуж выдать, внуков ждал, — Оля продолжает экскурс в нынешнюю семью моего мужа.

— Оля, ты откуда все это знаешь? — удивляюсь я.

— Лер, бизнесмены, чиновники все друг друга знают, а их жены самые ярые сплетницы, расскажут тебе подноготную любой семьи. Так что у меня куча знакомых, которые в красках все расписали, — улыбается Оля. — А вот и фото его жены до пластических операций.

И Оля поворачивает экран телефона к нам.

— Фу…

— Беее…

— Он с этим спит?

— А ей сделали просто грандиозную пластику, — выдает Светка. — Просто из чучундры королеву вылепили.

— Ну, ее лучший хирург переделывал, — Оля хихикает. — Видимо, на ней уж совсем никто не хотел жениться даже за очень большие деньги.

И мы дружно хихикая, разливаем коньяк по бокалам.

— Ой, что-то я уже наклюкалась, — смеется Оленька.

— А давайте выпьем за женскую дружбу, — произносит тост Надя.

— За нас красивых, — чокаемся мы со Светкой.

Я не знала, как сложится моя дальнейшая жизнь. Мне было страшно, но радовалась тому, что у меня есть такие подруги.