Новый год, после которого мы развелись!

Глава тридцать первая. Покушение

На следующий день ко мне на работу приезжает Архангельский. Ввалился прямо ко мне в кабинет. У девчонок просто глаза круглыми стали.

— Вау-у-у-у-у, — тихонечко тянут девочки, глазками в мою сторону стреляют.

А Архангельский здоровается и обращается ко мне официально: Валерия Юрьевна, можно с вами переговорить, у вас здесь есть переговорная?

Я лишь киваю, язык к небу прилип. Вскакиваю и бегу на выход. Девчонки вслед смотрят, слюной стекают.

Мы идем в маленькую переговорную комнату, которую обычно используют для служебных нужд. В ней душно, маленькое окно под потолком, света мало, что не добавляет комфорта. Поэтому здесь чаще всего выгружают какой-либо груз, посыльные оставляют здесь посылки, да иногда сидим мы и пьем кофе.

Вот сейчас мы с Архангельским сидим на стульчиках, как примерные ученики. Влад настолько крупный, что стульчик под ним кажется детским, а стол, на который он сложил руки, хрупким и ненадежным. На стол выкладывается папка, что меня пугает.

— Здесь договор на твою охрану, Лера, тебе надо его подписать, — и он похлопывает рукой по папке.

— Зачем? — удивляюсь я.

— В случаи, если мне придется применить оружие, я должен быть защищен законом. Как твой охранник, имеющий лицензию и право на ношения оружия, я могу это право использовать, если тебе вдруг понадобиться помощь, — Архангельский внимательно на меня смотрит, а я, под его пристальным взглядом, открываю папку.

Там типовой договор с охранным предприятием «Защитник».

— Это что за предприятие такое? — спрашиваю, но на мой вопрос Архангельский только усмехается.

— Это охранное предприятие я открыл в качестве легенды для Сванидзе, бумаги все сделаны грамотно, комар носа не подточит. Вот пригодилось.

— Значит у нас с тобой официальные отношения? — смотрю на него, меня этот договор немного коробит.

— Да, Лера, иначе в нашем деле нельзя, — спокойно рубит Архангельский.

— И сколько я должна буду оплатить за твои услуги, — не то что у меня нет денег, но я не уверена, что услуги Архангельского мне по карману.

— Лер, для тебя бесплатно, — он сдержан, спокоен, смотрит в глаза, не юлит, не понимаю я ничего. — Просто подпиши.

Я беру ручку, но в последний момент моя рука зависает над бумагой.

— Ответь мне на последний вопрос. Почему ты берешься за это дело?

— Лер, давай все вопросы потом, сейчас важна твоя безопасность.

И я ставлю размашистую подпись. Архангельский выдыхает с облегчением. Не пойму его реакцию.

— Лер, машину мы твою перегоним и поставим в гараж, передвигаться будешь со мной, на днях тебе приставлю еще одного человека. Даже в булочную и мусор выносить, только со мной. Дверь без меня не открываешь. Перед тем, как к тебе прийти, я буду звонить.

— Ничего себе вы меня обложили, — давлюсь от возмущения.

— Лер, считай это профдеформацией. Но я знаю, когда клиенту грозит опасность, — Архангельский касается моей руки.

От него веет таким теплом и спокойствием, и это спокойствие он вселяет в меня.

Хорошо, тогда давай после работы я отгоню машину в гараж.

У меня сразу мелькнула мысль о гараже на папиной работе. Там она будет стоять в безопасности.

На том мы и договорились.

Только я вернулась в свой кабинет, как меня атаковали девчонки с вечно дурацкими вопросами: А как зовут этого мачо? Он женат? А где живет?

Самое интересное, что я и сама не знаю ответы на эти вопросы. Было бы странно, что такой красивый, брутальный мужчина был без спутницы. Про свою жизнь он тоже не заикался. Так что внятно я могла ответить только на один вопрос: Как его зовут?

Вечер подкрался незаметно. И вот я выхожу из офисного здания, а у входа меня встречает Влад. Галантен. Подставляет свою руку для поддержки.

Нас провожают завистливые взгляды коллег. Пожалуй, с завтрашнего дня на ноги надену сапоги на шпильке, чтобы с этим великаном смотреться ровней. Пуховичок сброшу, где-то в шкафах завалялась моя короткая норковая шубка. Ее прикупила давно, когда еще только получила права. Но оказалась она не очень удобна: попа мерзнет, когда садишься в холодную машину с утра, очищать машину от снега в ней тоже не фонтан. Она хороша, когда у тебя есть теплый гараж. Выбежала из дома, в машину села, доехала до места и оставила машину на теплой парковке. А в реалиях наших суровых условий, короткая шубка не вариант.

Вот сейчас она мне пригодится.

Мы идем на парковку, как всегда туго забитую машинами. Здесь даже маленькой машинке не протиснуться, а у Влада огромный внедорожник. Поэтому стоит он у него почти на выезде.

— Ты сейчас сядешь, подъедешь к выезду, остановишься, дождешься меня, и только тогда мы вместе поедем. Я поеду вперед, ты держись сзади.

Он отдаем мне команды, как заправский охранник. Не знаю, но мне становится смешно. Я машу головой в знак согласия, а самой хочется сделать ему маленькую гадость. Вот отстану по дороге и поеду в другую сторону, пусть поездит за мной, поищет. Я прячу улыбку. И делаю шаг в сторону своей машины.

— Лера, — окликает меня Архангельский, и я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. — Не забудь, возле выезда ты останавливаешься и ждешь меня.

Я машу головой, улыбаясь, и смотрю ему в след. Мне он очень нравится.

Эти несколько минут, что я смотрела ему в след, спасают мне жизнь.

Я поворачиваюсь, делаю шаг, и раздается взрыв.

Не поняла ничего. Для меня это было, как кадры из замедленной киносъемки. Вот из-под днища моей машины появляется яркое пламя, как будто цветок огненный расцвел. Потом грохот, и в разные стороны полетели куски металла. В голове в этот момент проскочила мысль: Хорошо, что застраховала.

Ударная волна отбросила меня на асфальт. Грохот. И с неба падают маленькие кусочки стекла. Они везде. В них отражается пламя пожара, в каждом кусочке маленький огонек, и все складывается в красивую картинку, как мозаика.

Он рядом. Трясет меня, говорит что-то…

У меня заложило уши. Ничего не слышу, вижу только тревогу в его голубых глазах. И так странно, но он вдруг стал седым. А нет. Это не седина, это пепел, что сыпется, как снег с потолка парковки.

В его глазах отблески, как отблески адского пламени.

И тут меня накрывает вой. Воют сирены экстренных служб, где-то визжит женщина. Кто — то кричит: Убили! Вой, крик сливается в одну симфонию ужаса, и только его глаза и руки не дают мне утонуть во всем этом.

Через несколько минут меня грузят на носилки и увозят. Сильно укачивает, кружится голова и тошнит. А еще ужасно воет сирена. Мы летим через перекрестки на красный, в окно я вижу, как мелькает проблесковый маяк, и от его мелькания еще больше тошнит.

Потом приемный покой, где мне светят в глаза, спрашивают, трогают. Это все раздражает. И снова его глаза.

Я хватаю его за руку и уже боюсь отпускать. Он как оплот стабильности в бушующем море.

Он выходит только на несколько минут, когда меня переодевают. А затем поднимается вместе со мной в палату. Палата отдельная на одну койку. Ко мне приходит врач и медсестра. А затем привозят стойку с растворами, что-то капают, вливают, ставят уколы.

И я забываюсь тяжелым сном.

Проснулась от того, что солнечный луч, коснулся моих ресниц. Заворочалась, силясь поднять неповоротливое тело, и сразу запищали приборы. В палату вошёл седовласый врач, его взгляд внушал доверие, а улыбка разредила напряженную обстановку.

— Что со мной? — голос у меня сиплый, словно после ангины.

— У вас деточка контузия, слишком близко вы стояли к эпицентру. Но вам повезло, ни пореза, ни царапинки. Других привезли с большими повреждениями.

И доктор похлопывает по моей руке, так по-отечески успокаивающе.

А мне становится дурно, значит, подорвали мою машину, в расчете убить меня, но пострадали ни в чем неповинные люди.

Меня кормят, моют, вновь ставят лекарства. Доктор не разрешил вставать даже в туалет. Мне нельзя смотреть телевизор, читать книги, даже телефон под запретом. Только лежать и спать. И вновь укол и я отключаюсь.

И так три дня.

На третьи сутки ко мне вошёл следователь. Обычный протокол допроса. И главный вопрос: Кому это было выгодно?

На мой ответ, что мне мстят, следователь только качает головой.

Могу ли я раскрыть тайны? Я ведь подписалась под неразглашением.

Поэтому следователь ходит вокруг и около. Я ничего толком не говорю, он ничего конкретного не говорит.

— А куда вы собирались поехать в тот вечер? — вдруг спрашивает он.

— У меня была назначена встреча с потенциальным покупателем, я продаю свой бизнес, — сказала и сама поразилась.

А ведь точно! Бизнес!

Но кому я перешла дорогу? Там, судя по аудиту, все чисто. Бизнес согласился купить один человек. Других претендентов не было. Так в чем же дело?

Следователь хватается за эту ниточку, но я ему ничего конкретного сказать не могу. Не понимаю, кому могла перейти дорогу?

Следователь уходит, а ко мне вваливается мама с кастрюльками, Надька с пакетами и Светка. Мы плачем, обнимаемся. Но тут заглядывает в палату врач и всех выгоняет.

— Я же сказал, пятнадцать минут, больше нельзя! Ее следователь полчаса мурыжил, — недовольно ворчит он.

Остается только мама. Она рассказывает как дети, как папа. Обычные будни. Ох, как мне их не хватает.

У меня, как понеслось по кочкам и буеракам, так до сих пор меня и носит. Вот правильно говорится: как Новый год проведешь, так и год жить будешь.

А Архангельский, как в воду канул, его рядом со мной нет.

Меня охраняют.

Влад! Ты где?