Осенние

Глава 2

Выспаться толком не удалось. Тело, уставшее за день, требовало полного покоя. А истомившаяся душа ныла от недоказанной вины. Всю ночь снились толпы с Нового Арбата, лица знакомых художников, но чаще – жалобно-удивлённое лицо лохматого парня, его друзей, а затем всё заслоняло то, другое, рисованное лицо. Даже в беспокойном сне, в котором всё слышишь и чувствуешь так, что ворочаешься, не зная, как лечь удобней, и в котором не можешь, тем не менее, открыть глаза, я видела, что эти два лица очень похожи. Разница только в том, что одно – мягких очертаний и молодое, а другое – жёстче и старше.

Под утро ко мне пришёл серьёзный кот Мурзила, пободал моё лицо своей мордой с сопливым носом, дождался вялых со сна поглаживаний и плюхнулся рядом. С ним, обмурлыкавшим меня, я заснула крепче: призраки вчерашнего происшествия стали менее отчётливы, отдалившись.

А к утру я уверилась, что лохматый парень спустя годы попадёт, например, в аварию, в которой пострадает его лицо. Этим и только этим объясняется он, повзрослевший, появившийся под моей рукой на бумаге.

Сонная и усталая, не выспавшаяся из-за беспокойного сна, я поплелась на кухню варить кофе. Встала за полчаса до обычного времени. Но ничего не поделаешь. Сна ни в одном глазу. Мурзила поспешил за мной, пришлось поухаживать и за ним, накладывая ему в мисочку завтрак.

Пока он ел, я убрала с плиты джезву и выждала, когда кофе слегка остынет. И… Одного горячего глоточка хватило, чтобы в мозги закралась крамольная мысль. А если попробовать изменить его судьбу? Ну, этого, неизвестного, на моём листе который. Всего лишь… Всего лишь по памяти нарисовать снова его лицо, но уже жёсткой рукой залечить… то есть проигнорировать этот его страшный порез? Нарисовать просто лицо – без повреждения?

Я даже проснулась от этой мысли – сразу. До сих пор ничего подобного не делала. Я боялась тех рисунков до ужаса. До полуобморочного состояния на несколько дней вперёд и на бессонные ночи, потому что боялась, что рисованные лица будут сниться и сниться… И никогда в голову не приходило, что можно что-то поправить. Наверное… Наверное, я повзрослела, стала лучше соображать, несмотря на вчерашнюю панику?

Во всяком случае, сейчас…

Я машинально взяла чашку и пошла в свою комнату, где начала усиленно думать, как бы эту задумку воплотить, пока лохматый парень не повзрослел. Усевшись на подоконник и отпивая горячий чёрный кофе, я смотрела на улицу…

А ведь точно. Время-то ещё есть. Надо попробовать. Ведь никто мне не запрещает экспериментировать? И, может, парню дали шанс, приведя его ко мне? Пути судьбы неисповедимы.

Итак, надо определиться со временем. Руки, как говорится, чешутся начать прямо сейчас, но это нереально. До времени выхода на службу – всего ничего. А для кропотливой работы над таким рисунком надо хорошенько сосредоточиться. Ага. Сегодня понедельник. Папа скоро уйдёт на работу, но после того как уйду я. Неизвестно ещё, когда вернусь: день в нашей конторе ненормированный. Почти. Но, если есть идея, значит – можно использовать ночное время, когда ко мне никто из родителей не войдёт, а я не смогу отвлекаться на что-либо другое в боязни разбудить их. Полная сосредоточенность. Всё. Решила! Ночью и приступим!

Ох, как долго пришлось стоять перед шкафом с одеждой! В привычном – в том, в чём была на Арбате, на улицу уже не выйдешь. Женька прав. Пришлось основательно порыться в старых вещах и с большой неохотой влезть в старое платье, которое уже совсем было собралась выбросить. Оттого и нашла с трудом, что вешалка с ним была задвинута в самую глубь шкафа. Там же и кофточку нашла. Посмотрела на себя в шкафно-дверное зеркало. Хм… А неплохо, между прочим, в платье выгляжу.

Уже перед выходом из дома пришлось отвлечься на звонок мобильника. Женька. Опять. Странно.

- Привет.

- Привет. Во сколько выходишь?

- Сейчас.

- Подожди немного – я подъеду к дому, буду ждать у остановки.

- … Зачем? – обалдев от неожиданности, спросила я.

- До работы подвезу. На всякий случай.

- Да я сама могу… Ой, а тебе сегодня в университет не надо?

- Алён, сегодня первое. В универе сегодня что? Правильно – общий сбор. Мне это надо? Расписание я и завтра могу посмотреть. Да и подъезжаю я уже. Выходи. Ждать не люблю.

И отключился. А я в совершенном ошалении посмотрела на замолкшую трубку. А-а… Ну… Ещё и командует. Да он никогда не обращал внимания!.. Нет, я понимаю, что Женя – человек занятой и творческий. Но с ним никогда не было такой близкой дружбы, чтобы он захотел мне помочь! Он мне сочувствовал, как и остальные, посвящённые в мою тайну, но и только! Всегда держался отстранённо… И вдруг… Что это с ним? Или первого числа не знает, как день провести?

Не хочу думать о его подспудных мотивах – Господи, я уже как следователь заговорила!

- Мама, я пошла!

- Алёна, во сколько сегодня будешь? Тётя Лида нас приглашает на день рождения.

- Мама, ты же знаешь, что у меня день зависит от заказов!

- Ну, тогда позвонишь, если что.

- Ага. Пока.

- Счастливо, дочь, - привычно церемонно сказала мама, закрывая за мной дверь.

Одно к одному. Сегодня вечером я буду одна в квартире. Можно будет заняться воплощением утренней идеи… Сбегая по лестнице, я начала планировать день до вечера, а потом плюнула на это безнадёжное при моей работе занятие и стала думать про Женьку и про то, с чего бы это ему приезжать за мной. Про это интересней.

Женя ждал меня не в машине, а около. Но не потому, что такой галантный. Насколько я успела изучить его по Новому Арбату, плевать он хотел на условности. Вёл себя обычно так, как ему удобней. Но мне нетрудно догадаться, почему он вышел из машины. В нашем переулке, выводящем к остановке, очень интересно смотреть на соседний дом именно сейчас, что Женя и делал: дело в том, что с севера набежали очень тёмные тучи, а с запада сильно и даже мощно светило солнце – и контраст этих двух состояний был так тревожен и красив, что наверняка сердце художника не выдержало. Вот Женя и любовался на освещённый солнцем дом, за которым громоздились почти чёрные тучи.

Но на мои шаги обернулся – хоть и неторопливо, как всё обычно делал.

- Хм. Впервые тебя в платье вижу, - бесцеремонно сказал он и кивнул: - Садись.

«И даже дверцу не открыл!» - веселея от его наплевательского отношения к этикету, подумала я, ныряя в салон чёрной высокой машины.

- Жень, а что за машина? Такая пружинная! – Я даже слегка покачалась на сиденье, как ребёнок, который подпрыгивает на кровати.

- «Мазда», бэушная, - неохотно сказал Женя. – Из Франции пригнали.

- Такая интересная!

Он покосился на меня недоверчиво: чем, мол, интересоваться тут? Но мне в самом деле было интересно. Я на таких машинах в жизни не каталась. Маршрутки – вот все машинные мои поездки… А как эта «мазда» с места рванула – у меня аж дух захватило! Правда, что на всех перекрёстках и переходах Жене пришлось останавливаться – не больно-то в городе погоняешь. С перекрёстками у меня время появилось на любопытство. Поскольку сидела рядом, то сразу и спросила:

- И всё-таки – почему? Ты меня от этого парня прячешь? Думаешь, он будет преследовать меня?

- Да не знаю, что он будет делать! – с заметным раздражением отозвался Женя. – У меня сегодня день такой, что не знаю, куда деваться. Ни поработать, ни нормально со своими пообщаться. Вот и решил начать с полезного дела. Заодно узнаю, где ты работаешь. Ну? Куда дальше?

Вот как. Угадала. Только странно, что такой человек, как Женя, не знает, как провести время, не занятое учебными часами.

- Дальше по проспекту, а потом заворачиваешь в переулок МЧС-ников. А там я тебе просто покажу.

- Во сколько заканчиваешь сегодня?

- Могу сказать, только как узнаю о сегодняшних заказах у начальства.

- Я перезвоню.

Я покосилась на него. Ладно. Сам предложил подвезти – пусть сам и раскаивается. Знает же, что спрошу.

- А зачем тебе знать, во сколько заканчиваю?

- Пойдёшь со мной на вечеринку к одному перцу. Празднуем первое. Наших там много будет. Ну, и с других курсов тоже.

- Но при чём тут я?!

- Наши, как и я, заканчивают последний курс, - с подчёркнутым терпением объяснил Женя. – Ты вроде как тоже наша. Хоть и со стороны. Кто-то из ребят предложил позвать тебя. Хватит этого объяснения?

- Пока – да.

Теперь покосился он, но больше ничего не сказал. А минут через пять расслабился. Кажется, он ожидал, что я начну задавать один за другим вопросы. Но мне было не до того. Размышляла над другим. Вот говорят же, что планировать собственное свободное время слишком конкретно нельзя! Только я придумала, что именно буду сегодня вечером делать, – и на тебе. Придётся переигрывать. С другой стороны – хоть чуть-чуть забыть о вчерашнем тоже неплохо бы. Ещё неизвестно, смогу ли рисовать сегодня… Подняла слегка руку, посмотрела на отчётливо дрожащую ладонь. Ужас…

Мне очень хочется на эту вечеринку. Для меня после окончания университета была единственной отдушиной Таня, которая водила меня по всяким кафешкам. Я, конечно, привыкла, что с моим дурацким расписанием очень трудно куда-то целенаправленно попадать. На всякие торжества или празднества, например. Но иногда очень хочется побыть среди весёлой толпы, потанцевать и подурачиться. Ну, при условии, конечно, что рядом будет знакомый человек, на которого можно положиться. В одиночку на такое «мероприятие» я точно не пойду.

Когда я обнаружила свои странные таланты – сначала неплохо для дилетанта рисовать, потом угадывать несчастье с человеком, я забилась в такую раковину, что в скором времени поняла: я вообще разучилась общаться с людьми вне работы. Одичала – в общем… Усмехнулась себе. Если на вечере, куда так своеобразно пригласил меня Женя, будут знакомые с Арбата, уже легче.

- Вон тот дом – там наша контора. Ага, слева.

Машина мягко качнулась. Я осталась сидеть на месте.

- Ну? Что?

С трудом сдерживая смех, я паинькой посмотрела на него.

- Жень, дверцу-то я захлопнула, а как открыть – не знаю.

Перегнулся через меня, опять-таки бесцеремонно опершись на мои колени, и открыл. После чего недовольно напомнил:

- Перезвоню через час – узнать, во сколько за тобой заезжать.

Посмотрев его шикарной машине вслед, я упрямо подумала: «А я всё равно не понимаю, почему ты вдруг заинтересовался моей скромной персоной! Неужели только из-за того, что я стала героиней некоего триллера?»

И спокойно пошла к лестничке, ведущей в наши рабочие «апартаменты».

Понедельник – день тяжёлый. Только я появилась на пороге приёмной, как начальство – приземистый плотный крепыш, лет сорока, с намеченной лысиной, именуемый Порфирием Ивановичем (всегда восхищалась его имечком!), немедленно возопило, нещадно грохнув кулаками по столешнице, отчего подпрыгнули два допотопных телефона:

- Иди быстро к себе! Там наши неграмотные дуры не могут разобраться с профессорскими записями!

При чём тут неграмотные? Если почерк у того профессора, как у пьяной вдрабадан курицы? А то этот профессор впервые к нам попадает! Да мы его знаем… Ой, дай Бог памяти, без малого лет семь – коллеги сказали. До меня ещё в контору захаживал.