Офисная война

ГЛАВА 34

Эдоардо

— …Уважаемые пассажиры, говорит капитан. Наш рейс из Линате в Лондон приземлится в запланированное время. Температура воздуха...

Объявление из колонок самолёта вместе с рукой, которая мягко давит на плечо, вырывают меня из сна.

Я открываю глаза и вижу, что в моё поле зрения вторгается лицо стюардессы средних лет, с аккуратной причёской и зелёными глазами, окружёнными сеточкой морщин.

— Сэр, мы собираемся совершить посадку. Пожалуйста, пристегните ремень безопасности.

Я киваю и автоматически смотрю в иллюминатор в поисках подтверждения.

Самолёт накренился, пролетая над Темзой, которая змеится через центр города. Сверху я узнаю Тауэрский мост, Лондонский глаз, всю коллекцию достопримечательностей Сити, нарисованных вживую на земной поверхности. Я пристёгиваю ремень безопасности и поднимаю спинку широкого удобного кресла бизнес-класса, ожидая, когда смогу вернуться на землю.

Пройдя паспортный контроль, я быстро выхожу из автоматических дверей зала прилёта, и окунаюсь в шум аэропорта Хитроу.

— Эдо! — меня окликает голос из толпы.

Я останавливаюсь с чемоданом для ручной клади посреди прохода.

— Вики?

Виктория подбегает ко мне и бросается на шею. Я успеваю вовремя отпустить ручку чемодана, чтобы подхватить девушку на лету.

— Думал, ты будешь ждать меня в машине. Разве это не против политики вашей семьи — появляться в общественных местах, где слишком много народу?

— Большое дело, мы же не королевская семья! — говорит она, опустив лоб в ложбинку моего плеча и продолжая обнимать за шею.

Я обнимаю Вики в ответ, обхватывая тонкую талию, и позволяю себе долгий утешительный вздох, закрывая глаза и прижимая подругу ближе. Знакомый аромат «Шанель» проникает в мои ноздри. Я стараюсь не обращать на это слишком много внимания.

— Хорошо, что ты здесь, — бормочет она.

— Пришло время отдохнуть от Италии.

— Значит, у нас есть все выходные? — недоверчиво спрашивает она, приподняв бровь. Её лицо очень близко, я могу сосчитать веснушки у неё на щеках и даже заметить текстуру матовой розовой помады, покрывающей губы.

— Останусь до воскресенья, — подтверждаю, ослабляя объятия и забирая свою ручную кладь. — Я забронировал отель в Кенсингтоне.

— Ты мог бы остановиться у меня! Дома есть свободные комнаты для гостей.

— А ещё у тебя есть ухажёр, которому не терпится воспользоваться ими, — напоминаю я. — Сэр Чарльз не оценит вторжения.

— Сэр Чарльз смирится. Я никогда не уступлю. Только не с виконтом, который получил одобрение моих родителей!

— Ты бы предпочла привести в Миллингтон Хаус татуированного хулигана, чтобы довести свою мать до сердечного приступа? — насмехаюсь над ней, по пути к выходу.

— Мама никогда не позволит убить себя таким пустяковым способом.

— Она привыкла иметь дело с богатыми тамаринами, — тихонько смеюсь я.

Виктория берёт меня под руку.

— Скажем так, то, что мама выросла в Венецианской лагуне среди рыбаков и гондольеров, а не в лондонском высшем обществе как папа, помогает ей помнить, как обращаться со всеми слоями общества, а не только с одним процентом людей, в чьих жилах течёт голубая кровь.

— Но за эти годы она очень хорошо вписалась, — замечаю я.

— О, да. Почти лучше меня.

— Тебя трудно превзойти, леди Виктория. Ты безупречна, что бы ты ни делала.

— А у тебя талант выдавать всё, что ты произносишь, за чистое золото, — гримасничает она, но едва сжимает рукой мой локоть.

Мы переходим из здания аэропорта в зону для остановки автомобилей, и я сразу же узнаю «Мерседес» семьи Миллингтон. Водитель забирает мой багаж и загружает в багажник, а я открываю заднюю дверь, чтобы впустить Вики.

— Можешь отменить бронирование? Я буду рада, если ты остановишься у меня. Это всего две ночи, а пентхаус просторный для нас обоих.

— Вики… — начинаю, вскинув брови.

— У нас будет меньше проблем с перемещением, если выедем из одного и того же места, — продолжает она, откидываясь на сиденье. — Твоя любимая экология останется довольна уменьшением выбросов в атмосферу.

Моя улыбка мгновенно исчезает.

Я не хочу каких-либо сравнений.

Это исключается в любом случае.

Машина выезжает с территории аэропорта, выбрасывая нас на дорогу в сторону Лондона.

— Итак? Ты в деле? Кроме того, у меня заказан столик в Galvin на вечер. Мы опаздываем к чаю, но ужин не пропустим ни за что на свете.

Я в деле? Да, чёрт возьми. Всё что угодно, лишь бы не думать.

Что угодно.

— Считай, что бронь отеля отменена.

Виктория хлопает в ладоши, как ребёнок.

— Я так рада. Ещё и потому, что, не сочти за замечание, но ты мне должен. Ты бросил меня во время рождественских каникул.

Рождественские каникулы.

Сочельник с Камиллой в гостевой комнате у меня дома.

Её пальцы на моём лице на грани слёз.

Новый год.

— Давай забудем последние каникулы, — качаю я головой, прежде чем меня захлестнёт сожаление, ностальгия, всё то, что властно вторгается в меня, когда вспоминаю о ней, и с чем не могу справиться.

Виктория становится серьёзной. Она кладёт руку мне на бедро.

— Как ты, Эдоардо?

«Да, как я?»

— Понимаю, это было довольно… неприятно, — осторожно продолжает она.

Неприятно? Это преуменьшение века.

— Собираешься сказать мне, как и Ник, что мы были слишком несовместимы, чтобы иметь какую-либо надежду?

— Мои отец и мать начинали c большим отличием, чем носок и перчатка. И они вместе уже тридцать четыре года.

Я не упоминаю, что в их случае развод был бы настолько сложным и дорогим, что из её ящиков исчезло бы всё нижнее бельё.

— Верно.

— Но да, если честно, у неё с тобой было немного общего. Из того малого, что видела я.

«И спасибо, твою мать, что я не искал сравнений!»

Виновен.

— Это уже не имеет значения.

— Как работа?

Дерьмово.

— Хорошо, — я тру веки, надеясь, что смогу лучше преподнести ей ложь. — Она больше не появлялась в офисе.

— Она уволилась?

— Ещё нет. Заболела. Она на больничном одиннадцать дней. Желудочный грипп.

Или «аллергия на моё присутствие», неважно.

— А как насчёт твоих сотрудников? Как они это восприняли?

«Хреново!»

— Угадай, как они могли отреагировать на новость о том, что через два месяца останутся без работы.

Вики пожимает плечами.

— Они хорошие специалисты, им не составит труда найти новую. И у них есть шестьдесят дней, чтобы заняться делом.

Да. Как замечательно. Именно так ответила бы Камилла.

— Двое уволились сразу, — неохотно отвечаю я. — Они были чертовски злы. Они кричали мне, что не останутся и не передадут свои знания дешёвым преемникам даже под угрозой.

Виктория смотрит на потолок машины.

— Считай меня чёрствой, но я не могу проникнуться сочувствием. Это очень узкое мышление, требовать пожизненных гарантий занятости на основании контракта, заключённого на разных рынках и в разных обстоятельствах. В остальном мире всё не так.

— Хочешь сказать, что моя страна отсталая?

— О, мы знаем, что это так, — вздыхает она, — но Италия полна очарования и поэтому прощается почти всё, — заключает Вики и подмигивает мне.

Я прислоняюсь спиной к сиденью, откидывая затылок назад, и позволяю нервам успокоиться.

Я лишь хочу, чтобы чувство поражения, пропитавшее мои кости, постепенно исчезло, вместе с вечным напряжением в желудке и разочарованием, которое день и ночь течёт по моим венам.

— А ты? — спрашиваю, чтобы сменить тему. — Как работа?

— Завтра вечером ты сам всё увидишь. Я покажу тебе инсталляцию, которая собирает горы положительных отзывов.

— Пожалуйста, только не ещё один бесконечный тур по комнатам с гигантскими статуями грибов, свисающими шляпками вниз с потолка…

— Mushroom Room вошла в историю! — говорит она с возмущением, но забавляясь в глубине души. — Я уверена, эта тебе понравится.

Возможно.

— Наверняка, если ты принимала участие.

Убаюканный темпом движения машины, я закрываю глаза. На моём плече появляется тяжесть.

Это Виктория прислонилась головой.

— Я очень рада, что ты в Лондоне, — шепчет она.

Я сдаюсь и прижимаюсь щекой к мягким волосам, вдыхая её неправильный запах в поисках человеческого тепла.

— Я тоже рад, — шепчу в ответ, позволяя себе роскошь перестать думать.

***

— Ты понимаешь? Он подарил тебе статую! — Я вращаю бокал и подношу ко рту. — Бронзовую скульптуру!

Виктория промокнула губы салфеткой, а затем положила её обратно на колени.

— Она ужасна, я знаю.

— Ты поставила её в центре холла, — продолжаю смеяться я, отчасти из-за вина, отчасти потому, что первое, что увидел, как только ступил в её квартиру, прежде чем разобрал вещи, освежился и переоделся перед ужином, заставило меня испытать шок. — Другие выбирают классическую систему сигнализации для отпугивания злоумышленников.

— Это даже не худший подарок виконта.

— Мне трудно в это поверить.

— Правда!

Зимой в городе нет golden hour, времени, когда свет превращается в золотую пыль. Но сегодня моей подруге он всё равно не нужен: она сияет как никогда. Благодаря виду из окна ресторана.

Мы находимся так высоко, что весь город лежит у наших ног.

Вики наклоняется к центру стола, чтобы открыть мне секрет.

— Монокль, — говорит она.

— Что?

— Монокль, усыпанный драгоценными камнями, — уточняет она, запрокидывая голову назад и заливаясь смехом.

— Монокль?!

— Да! На Рождество! — Она постукивает подушечкой пальца по уголку глаз, стараясь не испортить макияж. — Клянусь, я до сих пор не поняла, что мне с ним делать.

— Ты уверена, что это был монокль? — уточняю я.

— Да, уверена.

— Точно-точно, Вики? Может, это новая, ещё не представленная на рынке модель вибрат…

— Эдоардо! — перебивает Виктория в шоке.

— Какая ты англичанка, — поддразниваю я, допивая в бокале вино.

Напыщенная пара средних лет, сидящая за соседним столиком, окидывает нас недоумёнными взглядами. Мы устраиваем слишком много шоу в зале. Мне плевать. Впервые за несколько дней я чувствую себя расслабленным.

Я правильно сделал, что дал себе передышку. Лондон вызывает у меня иллюзию, что могу забыть о ядерной катастрофе, которую оставил дома.

— Помнишь то бессмысленное мероприятие моего отца в Миллингтон Хаус? Мне было четырнадцать, а тебе шестнадцать. Они прикрепили тебя ко мне в надежде, что подашь хороший пример. И через два часа нас нашли…

— На пристани озера поместья, в промокших церемониальных одеждах и с украденной бутылкой шампанского. Мы пели We are the Champions хором с маленькими детьми твоей тёти, — заключаю я, вспоминая.

— Как часто мы виделись в то время? Раз в полгода?

— И мы всё равно умудрялись затевать всякие шалости. По крайней мере, пока ты не обрела титул.

— Ты всегда был более аристократичным, чем я, синьор Зорци. Твой род древнее моего.

— Я всегда его позорил, — продолжаю смеяться я. — Но в любом случае первенство уступаю отцу. Хуже, чем он, сделать невозможно.

— Не желают ли господа десерт?

Официант прерывает нас с любезностью, которую я не уверен, мы на самом деле заслужили.