Офисная война

ГЛАВА 29

Камилла

— Ты должна рассказать мне всё! — Протестуя, Грета бросает в меня попкорн, который оказывается в моих волосах.

Я аккуратно вынимаю его и кладу на журнальный столик.

— Даже не знаю, с чего начать. — Сидя на ковре, прислонившись спиной к дивану, я делаю глоток апельсинового сока, полученного из крошечных ручек начинающего пятилетнего бармена.

— Например, почему ты завтра возвращаешься на работу после десяти дней отпуска и не захотела позвать свою подругу Беатриче на наше рандеву под названием — тысяча семьсот двадцать четвёртый раз, когда в домашнем кинотеатре показывают «Аладдина»?

— Я не сержусь на неё, — отвечаю, разведя руками. — Я поговорю с ней завтра, в офисе.

— Итак? Как всё прошло? Я хочу знать подробности. Чем больше ты делаешь меня розовой, тем я счастливее. Скажи мне — дом? Город? Новый год?

— Это было… — «идеально». Нет, чёрта с два я это скажу. — Мило.

— Лгунья! — протестует Грета, бросая ещё один попкорн мне в щёку.

— Полиция, полиция, мама бросает еду в тётю Камиллу! — кричит её дочь, ставя на пазу фильм и откидываясь на спинку дивана.

— Мы тоже хотим! — вторит за ней близнец.

— Конечно, дети. Кидайте в тётю Камиллу, она это заслужила!

— Окей, окей, я сдаюсь.

Подруга в последний момент поднимает миску, и дети неохотно опускаются обратно на диван, возобновляя просмотр фильма.

— Итак… Похоже, я ошибалась насчёт него.

— О боже. Ты уехала. Готовая. Потерянная.

— Нет! Я… он… он был другим. Вёл себя безупречно. Познакомил меня со своими друзьями и бабушкой. В рождественское утро принёс мне капучино и веганский бриошь с клубничным джемом. Мой любимый вкус, но я никогда не говорила ему об этом. И мы… э…

Я киваю на детей, которые любуются джинном из лампы в версии Уилла Смита, появляющимся из облака синего дыма.

— Вы, гм, работали? — приходит мне на помощь Грета.

— Именно! Мы работали. Много. Во всех комнатах, на живописном чердаке, в ванной…

— В ванне можно работать? — Из-за подлокотника вскакивает малышка.

— Лиза, почему бы тебе не вернуться к фильму, тот единственный раз, когда тебе не приходиться умолять посмотреть телевизор? — отчеканивает Грета ровным тоном.

— Но я видела это миллиард раз!

— А ты просила у меня в миллиард первый! Может, выключим и попрощаемся с кино?

— Не-е-ет, — ноет малышка, возвращаясь к потрёпанному принцу.

— Мы говорили, что ты работала как никогда раньше в его нереальном доме в безумном городе любви, и он познакомил тебя со своей бабушкой, друзьями и всем венецианским высшим светом. Что-нибудь ещё?

Да.

Его друг на предновогоднем ужине проговорился, что песня, под которую Эдоардо заставил меня танцевать на вечере, организованном им для наших команд, была не случайной.

Это была последняя песня, которую мать Эдоардо посвятила ему.

И я увидела глубину его души, когда мы вернулись к нему домой в ночь на Рождество. Не могу выбросить из головы его грусть. Красота оказаться обнажёнными во всех смыслах в первый раз.

С тех пор, когда он рядом, моё сердце пульсирует, как инфицированная рана.

Глупый предательский орган.

— Ну, был Новый год.

— А потом, наверняка, ты снова очень усердно работала.

— Да! Это было так интенсивно, чувственно и… — Я закрываю лицо руками. — Грета, я не знаю, что буду делать завтра.

— Как не наброситься на него, пока ты работаешь по-настоящему?

— Относиться к нему так же, как я относилась до Венеции. Все всё прочитают по моему лицу.

— Может быть, они прочитают это и на его лице.

На полу вибрирует телефон. Пришла смска.

«Как проходит твой киносеанс для несовершеннолетних? P.S. Я нашёл в чемодане уцелевшую бомбочку для ванны… надо бы использовать, как думаешь?»

Ещё один попкорн отскакивает от моего лба.

— Грета!

— Я передумала, если всё, что тебе нужно, это сообщение от Сексуального Аристократа, чтобы превратиться в лужицу, то завтра в офисе тебя вычислят на раз!

— ДГБ не имеет ничего против личных отношений, если мы остаёмся профессионалами в работе.

— Да! Такими же профессионалами, как и в прошлый раз, когда вы пользовались столом…

«Твою мать!»

— Эдоардо признался мне, что та, с кем он познакомился на своей первой важной работе, разбила ему сердце и растоптала его катком, потому что он слишком доверял ей. Это случилось, когда Эдоардо потерял свою мать.

— Ты выиграла джекпот, подруга. Человеческий эквивалент по всем правилам.

— Мы все люди, если внимательно нас проанализировать — не спасётся никто.

— Ну, тогда давай скажем, что секрет в том, чтобы найти кого-то, чьи патологии совместимы с нашими.

Я прижимаюсь к плечу Греты, а затем беру горсть попкорна из миски. Остаток дня проходит за просмотром фильма. Лиза накручивает мои волосы, когда я сижу на полу, а её близнец засыпает бумажными конфетти голову матери, а та в ответ щекочет ему маленькие ступни. Грета играет роль жёсткой, саркастичной, с «каменным сердцем», но она любит детей так сильно, что иногда видеть их вместе очень больно.

Из квартиры Греты я выхожу с полным желудком, и многочисленными мыслями в голове, поставленными на паузу. На автопилоте, не замечая ничего вокруг, пересекаю город до парковки у дома.

Доползаю до входа и вздрагиваю, увидев тень.

Рядом с дверью, одетый с иголочки, стоит Эдоардо. В своих руках он вертит остатки бомбочки для ванны.

— Она хотела вернуться домой.

— Бедная малышка. Ты был очень милосерден, сопроводив её.

— Мне нужно поговорить с тобой.

Тяжёлый камень опускается в желудок. Эдоардо хочет утвердить границы. Очевидно.

Это был хороший эпизод, мы повеселились, но теперь вернулись. И всё возвращается на круги своя. Достаю из сумки ключи.

— Я впущу тебя в квартиру только с завязанными глазами.

Он сдерживает улыбку.

— Завязывай мне глаза, когда захочешь.

Не так ответил бы тот, кто собирается завершить отношения. Но сейчас я понимаю: знакомые мне правила с Эдоардо не работают.

Я веду его на свой этаж и вставляю ключи в замочную скважину. Кое-что из беспорядка уцелело после утренней уборки, но моя хибара, по крайней мере, выглядит достойно.

Я избавляюсь от сумки и куртки.

— Так что? О чём ты хотел поговорить?

Посреди гостиной (явное вторжение в моё личное пространство), Эдоардо изучает каждую подсказку в комнате, которая может пригодиться.

— Гецци Брамбилла созвал на завтра совещание для глав отделов.

— Да, я видела мейл.

— Будет объявлено о приходе очень крупного клиента, — продолжает он, не сводя с меня глаз.

— И откуда это знаешь ты?

— Я привёл его.

— Ох. Окей?

— Окей? — Хмурит брови Эдоардо.

— Да, я имею в виду, ты хотел, чтобы мы поговорили об этом, потому что?..

— Я вёл с ними переговоры в декабре, тогда меня не было в офисе. У меня остался контакт через старую работу. Я думал, ты захочешь узнать. Просто чтобы быть честным.

— Что ж, спасибо, — отвечаю я, опешив, — но они не были нашим клиентом, когда ты познакомился с ними. Ты не прыгнул через мою голову. Я не вижу проблемы.

— Тебя это не беспокоит? — удивляется он.

— А должно? Это дополнительный клиент и означает больше работы для команды и для нас. — Я хмурюсь в замешательстве. — Это всё, что ты хотел мне сказать?

Эдоардо играет с цветной бомбочкой для ванны, перекидывая её из руки в руку, как мячик для снятия стресса.

— Что ещё, по-твоему, может быть?

— Я не знаю, — увиливаю я, — может быть, ты хотел заявить, что после Венеции «ты и я» станем синонимом «больше никогда»?

Воспользовавшись ограниченной планировкой квартиры, Эдоардо в два шага оказывается на расстоянии дыхания от меня.

— Попроси меня остаться на ужин.

Я поднимаю бровь в знак неповиновения.

— Я бы с удовольствием, но я съела слишком много попкорна, и мой голод испарился.

— Тогда попрошу я попробовать последнюю бомбочку для ванны у тебя.

— Ты просто не видел моей ванной! Она может посоперничать с ванной хоббита. Если только тебя не заводит защемление седалищного нерва…

— Итак… чёрт возьми, Камилла. Мы можем не играть хотя бы один вечер?

— Я думала, что перемирие закончилось вчера, когда ты оставил меня перед домом.

Его руки обхватывают мою талию, заставляя вжаться в него.

— Давай растянем его ещё немного, а?

Хочу ли я этого?

Это всё, чего я хочу.

***

Милан этим утром прекрасен.

Чудесно видеть шлагбаум подземной парковки, который поднимается с третьей попытки; прекрасна очередь клиентов, в которую я протискиваюсь, чтобы купить в кафетерии веганский капучино, «Золотое молоко», два кофе ристретто и выпечку. Замечательно обнаружить, что лифт переполнен и необходимо ждать свою очередь, и даже приветствие Адель, которое впивается в мои барабанные перепонки, когда я протягиваю ей один из кофе.

— Ками! Как прошёл отпуск? — спрашивает она, присоединяясь ко мне по пути в коридоре.

— Короткий, но фантастический. Как было в окопах?

— Тотальная пустыня, то есть рай. Единственной новостью стал телефонный звонок от ДГБ после Рождества с просьбой созвать сегодня общее собрание! Знаешь, о чём пойдёт речь?

— М-м-м, понятия не имею.

Мы направляемся к моему кабинету. Эдоардо не появится раньше времени впервые с тех пор, как его наняли. Знаю это потому, что сегодня утром он встал с моей кровати. Он отправился в свой пентхаус в CityLife, чтобы переодеться, ведь скоро ему предстоит оказаться в центре внимания, а ДГБ будет петь ему дифирамбы перед всеми.

Невероятная вещь? Я рада за него.

Ещё несколько месяцев назад я бы не поверила, что однажды буду гордиться его успехами. Мы начали плохо, это правда, но сейчас мы отлично восстанавливаемся. По крайней мере, я так думаю.

— Это должно быть что-то грандиозное, — говорит Адель, открывая передо мной дверь, — ДГБ был в восторге. Он прибыл со своим партнёром невидимкой!

— Он не невидимка, его зовут Лука Гатти, и мы видим его только на чрезвычайных встречах, потому что он принадлежит к тем, кто двигает деньги, а не людей. — Я вхожу в кабинет и ставлю кофе ристретто на стол Эдоардо. — Что такое?

Адель указывает на столешницу.

— Здесь внутри тоже есть новости, или я ошибаюсь?

Я улыбаюсь.

— У нас перемирие.

— Йу-ху! Просто перемирие или?..

Я выбираю дипломатию.

— Мы нашли баланс, чтобы не разорвать друг друга на части.

— Как хорошо! Команды будут счастливы!

— На это я и надеюсь. — Я избавляюсь от куртки, жду, пока она допьёт свой кофе, а затем бегу в кабинет контент-менеджера. Я нахожу её нагнувшейся и роющейся в ящике стола.

— Специальная доставка для синьоры Мацци.

Беа чуть не задевает головой край стола.

— Ками!

— Не говори ни слова.

— Я должна была тебе сказать!

— Это пять слов, слишком много. Ты хочешь, чтобы придурок бывший, с которым покончено, мёртв и похоронен, сравнился с твоей дружбой, которая жива и, надеюсь, будет жива ещё очень долго?

Беатриче подносит руку к груди. Затем она замечает бриошь и «Золотое молоко», которые я ей купила, и эмоции достигают эпического уровня.