Офисная война

ГЛАВА 11

Камилла

— Камилла, у меня нет слов.

ДГБ встаёт со своего эргономичного кресла. Садится обратно. Потом встаёт снова, и в этот момент я просто хочу, чтобы он перестал дёргаться и дал мне спокойно мысленно умереть.

Я сижу с сумкой на плече и собранным к поездке чемоданом, который сейчас зажат между столом босса и моими ногами, обтянутыми джинсами. Мне приходится выслушивать полную упрёков речь — «ты не сотрудничала», «ты вела себя не как командный игрок» и «ты поставила в невыгодное положение нового коллегу, который, несмотря на твои недостатки, удовлетворительно справился с работой, потому как он действительно что-то из себя представляет».

Когда меня в последний раз отчитывали на работе?

До сегодняшнего дня такого не случалось никогда.

Это первый раз.

Первый устный выговор после шести лет работы в Videoflix, двух — в качестве официантки и ещё нескольких лет репетиторства, пока училась в университете и предлагала помощь через студенческую ассоциацию. Я никогда даже близко не подходила к предупреждению.

Никогда, до сих пор.

— Я рассчитывал, что ты поможешь Эдоардо влиться в коллектив, — продолжает ДГБ, в тысячный раз опускаясь в кресло.

Широко раскинув руки на подлокотниках, в рубашке от Dolce & Gabbana с цветочным принтом, слишком тесной для его груди, ДГБ вздыхает, наблюдая за мной, как голубь, застрявший на Пьяцца-дель-Дуомо, который не может подняться после того, как его покормили.

Наступает тишина, которую я интерпретирую как окончание взбучки, а последующую паузу могу использовать для возможности оправдаться перед ДГБ на кляузу Эдоардо

Точно. Ведь Эдоардо Зорци, мистер «я не играю честно», «я буду твоим боссом» и «никто не должен вставать у меня на пути», после того, как вёл себя как мудак, пошёл к боссу, чтобы донести на меня!

— Дамиано, я…

Я останавливаюсь в тот момент, когда понимаю, что не улучшу своё положение объяснением.

Потому что, при возможности вернуться назад, я бы снова поступила подобным образом. Даже ценой выговора!

Причина проста: мы не можем ожидать от других того, что не готовы предложить сами. Мы не можем требовать доброты и отзывчивости, если в ответ можем предложить лишь пренебрежение и гадости, извергаемые с высокого пьедестала.

— Я… ну… мне очень жаль, — заставляю себя сказать. — Вчера вечером я видела электронные письма, но, к сожалению, как объяснила Эдоардо по телефону, у меня возникли неотложные личные дела, и я не смогла подключиться.

ДГБ хмурится, словно имеющаяся у него информация не совпадает с моей.

— В любом случае в команде back-end хорошие специалисты, всегда готовые оказать поддержку своему контактному лицу, кем бы оно ни было, — продолжаю я. — Эдоардо располагал всей возможной помощью, пусть и не от меня лично.

Я концентрируюсь на своих лицевых мышцах и заставляю их изобразить самую невинную улыбку из репертуара. Беспомощный ДГБ покупается. История моего послужного списка играет в мою пользу. До прошлого вечера я никогда даже не пыталась причинить кому-либо вред. И никогда не давала боссу повода сомневаться во мне.

— В следующий раз постарайся оказаться рядом, Камилла, — сдаётся ДГБ, насуплено потирая свой покрытый испариной лоб, — очень важно, чтобы ты всем делилась с Эдоардо.

Я киваю.

— Конечно, Дамиано.

— Всё готово для поездки к Королю Барбекю?

«Король Барбекю».

Кто знает, будут ли у нас когда-нибудь нормальные клиенты.

— Да. Нам не терпится показать ему результаты тестирования.

Переход от единственного числа к множественному убирает плохие мысли из головы моего начальника.

— Идеально. И последнее: Эдоардо до сих пор не получил служебную машину из-за бюрократических проблем с прокатной компанией. Если честно, я решил избавить его от использования личного транспорта. Вы разделите твою машину, Камилла. Недавно я поставил его в известность об этом.

«Не поняла?»

— И непременно используй каждую минуту в свободное от работы с клиентом время, чтобы предоставить Эдоардо полную информацию обо всём. — Коктейли, ужин, напитки после ужина… Я санкционирую любые расходы, которые вы сочтёте необходимыми. Но я хочу, чтобы вы были на равных как можно скорее.

Коктейли? Ужин? После ужина?

Давайте вернёмся на две секунды назад, боюсь, я не совсем поняла…

ДГБ поднимается со стула, объявляя перекрёстный допрос закрытым.

— Счастливого пути.

***

Наша поездка была далека от счастливой.

Мы выехали из Милана два часа пятьдесят минут назад.

Мы не разговаривали два часа и сорок девять минут.

Первая и единственная попытка поговорить была уморительным упражнением в стиле. Всё началось с его совсем не провокационного «Тебе понравилось вчерашнее телешоу?», за которым последовало моё столь же невинное «Никто не называет такие программы телешоу с 2000-х годов! И кстати, как прошёл вчерашний день рождения бабушки?» Появилась уверенность, что, поговори мы ещё пару секунд, и я бы въехала на малыше «Фиат 500» в ограждение кольцевой дороги, изобретая новый бренд кошачьего рагу, подаваемого в офисном наряде (его чуть более изысканный, чем мой).

Федеральная трасса петляла по равнинам к западной границе Пьемонта и была однообразной, как и голос навигатора, дающего указания относительно отеля, где мы проведём ночь.

После очень насыщенного утра, скомканного обеда и отъезда в начале второй половины дня, я должна быть на полпути между усталостью и скукой.

Вместо этого мои нервы оказались на грани срыва.

Я бросаю быстрый взгляд на мужчину, для которого стала шофёром.

Эдоардо совершенно не вписывался в этот автомобиль. Его длинные ноги, прикрытые очередными элегантными брюками, не смогли вытянуться в узком пространстве и остались согнутыми в неудобной позе. Спиной он вжался в спинку сиденья, одна рука покоится на бёдрах, осторожно, чтобы не задеть мою рядом с коробкой передач. Локоть другой упирается в пластик двери. Эдоардо закатал рукава рубашки, обнажив смуглую кожу предплечий с выступающими венами, и приставил руку ко лбу; впрочем, его не слишком интересует вид, проносящийся за окном. Взгляд тёмно-карих глаз пуст, губы надуты, и мужчина то и дело ерошит волосы кончиками пальцев, будто пытаясь укротить беспокойство, которое пробегает по его коже от одного только факта, что он заперт в крошечном пространстве со мной.

Не знаю, что именно это молчание значило для него.

Для меня оно означало «удушье»

На тех немногих квадратных метрах, в которых мы заперты, я ощущаю, как мне не хватает воздуха. Эдоардо отнимает у меня весь кислород одним своим присутствием.

Сегодня утром у стойки регистрации, пока я просила Адель подтвердить сегодняшнее бронирование, Эдоардо вышел за мной в коридор. Адель мечтательно вздохнула, сканируя его упакованную в брюки задницу, и прошептала, что я везунчик и она мне очень завидует, раз уж я собираюсь провести с ним ночь.

Сомневаюсь, что она сказала бы это, если бы знала его так же хорошо, как я.

Эдоардо такой… такой…

— Дорога, — внезапно говорит он.

— А?

— Поворот направо. Навигатор. — Он переключает своё внимание с пейзажа на меня.

Очередная порция кислорода совершает самоубийство, а моими руками овладевает искушение поправить волосы. Я крепко сжимаю пальцы на руле, чтобы избежать унижения. Зорци уже дал понять, как мало меня ценит. Я не намерена придавать больше силы его мнению.

Только очень дестабилизирует, когда ты находишься на расстоянии вытянутой руки от него почти три часа и всё это время делаешь вид — безуспешно — что его не существует.

— Нужно было повернуть направо…

Я жду, когда система внесёт коррективу в маршрут для следующего съезда. Мы всего в нескольких километрах от места прибытия.

— Эдоардо, — упреждаю его, пока он не забаррикадировался в немоте, — ДГБ хотел бы, чтобы мы… мы… то есть, я должна сообщить тебе все новости по проектам.

— Я знаю.

— Ах, знаешь? Тогда почему…

Он снова смотрит на дорогу, пробегающую мимо красного капота.

— Ты не хочешь мне помочь. Мне не нужна твоя помощь.

Разумеется. Ничего нового на фронте Аристократичной суки. Почему я удивляюсь?

— Если не заметил, я не против, чтобы ты наверстал в работе. Я никогда не думала ни о чём подобном! Если только тебя не смущает, что женщина из народа лучше подготовлена к работе. В таком случае, надеюсь, твоя проблема не в моей вагине, Эдоардо!

Грузовик перед нами внезапно тормозит.

Срабатывают рефлексы, я нажимаю на педаль тормоза, в результате чего нас выбрасывает вперёд. Мы удерживаемся ремнями безопасности, а затем нас отбрасывает назад к сиденью.

Но, возможно, авария была бы предпочтительнее.

— То есть… — запинаюсь, — я не имела в виду…

— Я исключаю это.

— Ч-что?

Эдоардо едва поворачивает голову. Машины двигаются медленно и безопасно. Я сосредотачиваюсь на его глазах, которые сейчас совсем близко от моих. В них глубина. Мрак.

— Я исключаю, что проблема между твоими ногами, — шепчет он, опасно.

И я знаю, знаю, что он не пытается быть чувственным или подкатывает. Это просто ещё один способ причинить мне боль. Тем не менее от его хриплого голоса и хищного взгляда устремлённого на мои губы у меня мурашки по коже. Они заставляют меня желать то, что я не могу себе позволить.

На ум приходят слова Адель.

Провести с ним ночь. Один отель. Вещи, которые случаются в командировке…

«Должен существовать закон природы, препятствующий тому, чтобы нас привлекали люди, которые ужасно к нам относятся».

— Пункт назначения слева!

Искусственный голос навигатора резко возвращает меня в реальность. Если бы моё сердце не делало миллион ударов в минуту, я бы подумала, что мне приснилось… что бы это ни было.

Я сосредотачиваюсь на дороге.

Эдоардо упирается затылком на подголовник. Он вздыхает и как только я паркуюсь, выпрыгивает из машины. В зеркало заднего вида вижу, как он открывает багажник и достаёт свой багаж. Меня не ждёт. Не оглядываясь, в одиночестве направляется к входу в отель. Хотя называть «отелем» — это оскорбление для роскошно отреставрированной исторической виллы, в которой мы остановились несмотря на периодическое жужжание руководства об экономии бюджета.

Задумавшись, я достаю телефон из бардачка машины и набираю Беа.

— Ты провидица, — приветствует она меня по громкой связи, — как думаешь, это мой крем из киноа с тыквой и сладким картофелем — отстой, или Ураган засранец, раз плюёт в меня?

— Ты серьёзно?

— Крем из киноа необходим при отлучении от груди. Все говорят, что он незаменим в питании.

Я хмурюсь.

— Кто все?

— Все мамы из чата рожениц!

Отлично. Лесная банда, которую Грета описала как одержимых, соперничающих и сумасшедших. Прикрываю лоб свободной рукой. Я собиралась жаловаться своей лучшей подруге, у которой муж постоянно занят на работе, а малышу всего несколько месяцев, и которая по милости дурацких конкурсов борется за награду «Лучшая мамочка года», на то, что мужчина, который украл её место, на несколько мгновений дезориентировал меня на уровне, который я не понимаю.