Офисная война

ГЛАВА 27

Камилла

Запах моря и свободы покалывал мои ноздри, пока я постепенно выныриваю из сна и начинаю осознавать реальность.

Устраиваясь уютнее в постели и радуясь приятному теплу одеял, я вытягиваю ноги и врезаюсь в горячее мужское тело рядом.

Я открываю глаза, возвращаясь к реальности.

Мягкий солнечный свет, проникая сквозь бежевые шторы в комнату, напоминающей номер исторического отеля, сглаживает очертания королевской обстановки.

Наступило рождественское утро. Я в Венеции. Я в постели с Эдоардо.

Вот. Прежде всего «я в постели с Эдоардо».

Сдвигаю одеяло и сажусь, жмуря глаза, пока они не привыкают к свету.

Эдоардо спит на животе, спина обнажена, а лицо наполовину утонуло в подушке. Тёмные волосы создают невероятный контраст с чистой белизной простыней.

Прошлой ночью у нас был секс. Снова. Можно ли определить, как «занятие сексом» необыкновенное единение двоих во власти обезоруживающей искренности после того, в чём он признался, вручая мне всяческую защиту и доверие?

— Наслаждаешься видом? — Он лукаво приоткрывает один глаз.

— Достаточно.

— В таком случае. — Эдоардо переворачивается на спину, давая мне полное представление о том, как он великолепен, даже едва проснувшись, и хватает меня за талию, притягивая к себе. — И тебе доброе утро.

Я оказываюсь на нём, прижимая руки к его голой груди.

— Следует запретить дышать друг на друга ранним утром.

— Никакой спешки. У нас целый день.

— Весь день? — удивляюсь я.

— Конечно. Ты только что приехала и ещё ничего не видела.

— В городе?

— В городе. В доме… Наверху замечательная мансарда. Оттуда можно увидеть всю Венецию, насколько хватает глаз. — Он размышляет и добавляет: — Может, приготовим завтрак там?

— Приготовим? — повторяю я.

Эдоардо приподнимается на локтях, чтобы я лучше скользила по его очень отзывчивому паху.

— Сегодня утром ты выглядишь растерянной. Я думал, что моё приглашение было ясным.

Да, было ясно, по крайней мере, вначале. Но чем больше времени я провожу на его территории, тем больше подозреваю, что вернуться обратно целой и невредимой мне будет сложно, если таково содержимое пакета, который я приняла вслепую и с безумной дозой безрассудства.

— Сегодня Рождество — разве у тебя нет других планов?

Его рука поглаживает моё бедро. Я верхом на Эдоардо. Над его возбуждением, давящим на меня. И я ни за что не поцелую его, пока не воспользуюсь зубной щёткой.

— Вообще-то, они у меня есть. Но ничего такого, куда нельзя было бы включить ещё одного человека.

— Хочешь снова отвести меня к своей бабушке? Я не готова к предложению руки и сердца. Я бы предложила тебе классические фразы типа: «это не ты… нет, если подумать, это действительно ты».

— Тебе ничего не угрожает, Феррари. Моя фабрика предложений прогорела ещё до того, как открылась. — Эдоардо проводит пальцем по моему животу до пупка, вызывая прилив мурашек между ног. — У нас перемирие, или я ошибаюсь?

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы не застонать или, что ещё хуже, не умолять взять меня.

— Да…

— Тогда оставайся. Через несколько дней я отвезу тебя обратно в Милан.

Я сходила с поезда с убеждением, что проведу в Венеции всего два часа, побуду туристом и вернусь обратно, поджав хвост. Тем не менее перед отъездом я полностью набила чемодан. В глубине души, очень глубоко, я питала надежду.

— Сколько дней? — спрашиваю я.

— Я останусь до второго января. Это…

— Девять.

Девять дней. Вместе с Эдоардо в этом невероятном дворце, вне повседневности, вне реального времени, занимаясь невообразимыми вещами, скорее нагишом, чем одетыми. Хочу ли я этого? И почему только «да, помилуйте, тысячу раз да»?

Я с любопытством оглядываюсь вокруг. И днём комната не утратила ни грамма вчерашней ночной магии.

— Я бы не хотела злоупотреблять, — колеблюсь я.

— Ты не занимаешь много места, Феррари, — забавляясь, подкалывает он. — Я мог бы разместить под этой крышей половину наших коллег.

— Но ты их не пригласил.

— Боже, нет. Довольно и того, что приходится терпеть их в рабочие дни.

Я ухмыляюсь ему.

— Терпеть тебя тоже пытка.

— Была, — поправляет он.

— Есть.

— Не после сегодняшней ночи. Или через десять минут.

Я задумываюсь.

— Окей, про ночь понятно, — соглашаюсь с ним. — Но что произойдёт через десять минут?

Эдоардо хватает меня за бёдра и опрокидывает на спину на кровать, рассыпая мои волосы между смятыми простынями.

Я понимаю, что на мне нижнее бельё, только потому, что в следующий момент его уже нет.

— Это, — шепчет он, сгибая мою ногу и проводя бородой по чувствительной коже внутренней поверхности бедра. Его дыхание сгущается на мне. Я откидываю затылок назад, погружая в царственные подушки.

— И сказать, что ещё два дня назад я тебя ненавидела…

***

Венеция — поистине уникальный город.

Мозаика калли, кампи и мостов, мелькающих между небом и водой вдали от мира и времени.

Однако если вызывающая панорама за окнами достойна самых титулованных аристократов, то внутри ресторана я чувствую себя как оборванка в королевстве.

Вид деятельности в Videoflix хороший, зарплата более чем достойная, по работе я привыкла иметь дело с состоятельными людьми, но здесь мы находимся на зашкаливающем уровне. Каждая деталь зала, от мебели до подаваемых блюд, создаёт впечатление, что даже дыхание продаётся на вес золота.

— Значит, ты решила остаться, — радуется бабушка Эдоардо с другой стороны стола.

Уверения в том, что меня вполне устроит несколько часов в одиночестве в его доме с видом на Гранд-канал, пока он встречается с ней, были бесполезны. Эдоардо клялся мне, что бабушка воспримет мой отказ от рождественского обеда как личное оскорбление.

Когда я объяснила, что для выхода у меня больше нет дизайнерской одежды, для полного стиля «Красотки», не хватало только того, чтобы Эдуардо вручил мне свою кредитную карту. На самом деле, того парня тоже звали Эдвард. В имени должно быть скрыто какое-то предзнаменование. Так что тут два варианта: либо он сумасшедший, либо ему на самом деле важно не вести этот разговор наедине.

— Да. Я ещё раз прошу прощения за незапланированное появление на вашей семейной встрече.

— Как видишь, у нас тут не очень людно. — Она показывает на себя и своего внука. Контраст между количеством людей, которые вчера вечером крутились вокруг их семьи, и единственным близким родственником за столом сегодня, ошеломляет.

— Где твой отец? — обращается к Эдоардо бабушка.

— Думаю, на Мальдивах.

— Лазарь. Я каждый день благодарю небеса за то, что ты не стал с ним работать.

Эдоардо морщится.

— Я бы сделал всё, чтобы избежать этой участи.

— Синьор Зорци не злой человек, но он… своеобразный, — объясняет мне бабушка Эдоардо. — Он владеет основными акциями компании, которая приобретает и ликвидирует небольшие компании, испытывающие трудности, перепродавая их по частям тому, кто больше заплатит. Есть два способа заинтересовать его: первый — стать финансовым активом, который можно либо поднять, либо продать. И второй — убедить его единственного сына вернуться и поговорить с ним.

— Мне это не совсем интересно, спасибо, — отрезал Эдоардо.

— Чем занимается твой отец, дорогая?

— Эм… он работает в неправительственной организации, которая борется за социальное равенство. В настоящее время он занимается проектом по оказанию помощи студентам, которые не могут позволить себе продолжить обучение в старших классах или поступить в университет в Италии. По его словам, не бывает отверженных детей, есть только взрослые, которые недостаточно для них сделали.

— Какое благородное занятие. Его организация принимает пожертвования?

— Обычно они ищут их, выпрашивая.

Смех синьоры эхом отдаётся в зале.

— Дорогая, ты всё ещё полна решимости ненавидеть моего внука?

— Бабушка, — увещевает он, приподняв бровь.

— Что такое? Разве я не могу сказать, что такая женщина хорошо подходит тебе? Я была влюблена всего один раз, Эдоардо. В твоего дедушку. И поначалу, небеса знают, как я его терпеть не могла! Тем не менее путешествие с ним было единственным путешествием, о котором я сожалею, что оно закончилось слишком рано. Одно из тех, что я надеюсь, произойдёт и с тобой, прежде чем я уйду.

Телефон Эдоардо издает звуковой сигнал.

— Ты смущаешь нашу гостью. — Благодарный за прерванный разговор, Эдоардо достаёт телефон из кармана пиджака.

Не хочу подглядывать, но я нахожусь рядом с ним в привилегированном положении, и у меня это занимает лишь мгновение. На экране под его пальцами — которыми он на самом деле умеет очень хорошо пользоваться — появляется сообщение.

«Дорогой, счастливого Рождества. До встречи в новогоднюю ночь! Целую, Вики».

Острая боль пронзает мой желудок, заливая кислотой горло.

Уголком глаза я замечаю, что Эдоардо несколько раз перечитывает смс в нерешительности. Наконец, откладывает гаджет, не отвечая.

Я понятия не имею, кто такая эта Вики, но послание, похоже, довольно интимное. Не то чтобы у меня были какие-то права на Эдоардо. Или у него на меня. Даже если сегодня Рождество, и я нахожусь в присутствии самого значимого человека в его жизни.

Я перестаю думать и пытаюсь насладиться обедом.

Через несколько часов, когда возвращаюсь к столу после посещения туалета, я снова улавливаю в разговоре вариацию этого имени.

— Я рада, что не поставила слишком много на тебя и леди Викторию, — говорит бабушка, потягивая эспрессо с грацией английской королевы. — Но боюсь, она не будет счастлива, когда узнает об этом.