Офисная война

ГЛАВА 19

Камилла

Будучи подростком, я представляла себе волшебное тридцатилетие как возраст, когда «возможно всё».

И это объясняет почему, едва вернувшись домой, я застряла в микроскопической гостиной площадью не более четырёх квадратных метров, босая, с бокалом каберне в одной руке, телефоном в другой и накладным восьмимесячным животом под платьем. Под энергичные злые ноты песни Маккензи Дэйл «Cut you Out», что льётся из Bluetooth колонок, смотрю по телевизору демонстрационное видео сайта «Мамы и малыши», где в тренажёрном зале тренер для беременных повторяет: «да, правильно, хорошая работа, вот так, выпады, приседания».

В хаосе квартиры я разглядываю силиконовый бугор на своём животе. В другой жизни всё могло случиться именно так. Я, беременная от любимого мужчины, жду, когда смогу взять на руки своего ребёнка.

В этой жизни я довольствуюсь громкой музыкой и красным вином.

Под фоновые комментарии тренера я подношу бокал к губам.

Участницы на видео делают приседания так же легко, как я достаю пакетик чипсов. Не могу представить, как беременная женщина может выполнять эту пытку, не вспотев и при этом улыбаясь. Ставлю десять к нулю, что это фитнес-актрисы со сценическими животами.

Моё внимание переключается на смартфон, который завибрировал на диване.

Для прикола, я отправила Беа и Грете смущающую фотографию себя с фальшивым животом и поднятым бокалом. И ждала ответа от них, однако уведомление о сообщении из рабочего чата.

— Как же иначе…

Открываю корпоративный мессенджер в поисках проблемы. Однако разговоры с командой установлены в бесшумный режим. И все уже прочитаны.

Единственный чат с отметкой новое сообщение стоит под заголовком Эдоардо Зорци.

И это одиночный чат.

Мы никогда не разговаривали «вдвоём». Обычно в групповых мы просто стараемся не путаться друг у друга под ногами.

«Ты на свидании и онлайн? В конце концов, я был прав».

Удручённо покачав головой, отвечаю:

«А что делаешь ты в рабочем мессенджере по вечерам?»

Несколько мгновений телефон молчит.

«Возможно, тоже что и ты».

Я опускаю взгляд на фальшивый живот, прилипший к моей нижней части живота.

«Сомневаюсь…»

Я сажусь на диван и ставлю на паузу гимнастическую пытку, а затем и поп-песню. В квартиру возвращается тишина, нарушаемая лишь посторонними звуками: у соседей через стену по телевизору трещит фильм, прерываемый рекламой, на улице гудят проезжающие машины, хлопнул балкон.

«Сегодня нет никакого сериала, который хочешь запомнить?»

«Кто сказал, что я дома?»

«Ты не тот, кто болтает по телефону на свидании. А ты отвечаешь мне со скоростью, несовместимой с живым разговором».

Да, конечно. Внимание к деталям, граничащее с навязчивостью. Я сделала пометку в его личном деле.

«Эдоардо, моя сестра сказала бы, что ты супер криндж».

(Прим пер: Криндж (cringe) — так подростки описывают что-то неприятное, неуместно, волнующее).

«Твоя сестра обожает меня. Думаю, она сделала бы мне другой комплимент, характерный для её поколения».

«Да, правда. Она бы изобразила мечтательность человека, который не знает, что такое взрослая жизнь, и сказала бы что-то вроде: Пожалуйста, будь моим BAE. Взамен я стану твоей! Плюс дождь из сердечных смайликов».

(Прим. пер: ВАЕ — слэнг — Это выражение привязанности, сокращение от «before anyone else», но также как вариант укороченной версии слова babe).

«Я мог бы погуглить значение, но предпочту подарить тебе свою уязвимость в этом вопросе».

На моих губах появляется улыбка, которую я быстро гашу. Какой он прохиндей.

«Before Anyone Else. Указывает на человека, который стоит впереди всех. Та, ради которой ты отложишь всё остальное на второй план, потому что она всегда имеет приоритет в твоей жизни».

«Романтично».

Я устраиваю затылок на диванной подушке.

Интересно, что он делает прямо сейчас?

Где он находится, пока сжимает пальцами телефон в ожидании моего ответа? Дома? Он живёт в пентхаусе, в квартире? Он босой? В постели? А Эдоардо тоже чувствует себя загруженным по самые жабры от постоянного поединка со мной?

«Ты что-то хотел?»

«Именно то, что я получаю».

Дрожь пробирает пальцы на ногах, но в голове звучат все определения, которые я автоматически ассоциирую с ним. Проницательный. Подлый. Не заслуживает доверия. Я воспроизвожу их в разуме несколько раз, на всякий случай, прежде чем ответить снова.

«Ускоренный курс по языку поколения Z?»

На несколько минут телефон замолкает. Я вытягиваю на диване ноги, отвожу их в сторону и жду.

«Удовлетвори моё любопытство. Ты ходила в клуб или даже не пыталась?»

Я была там. Около получаса.

А потом, увидев, как Маттиа снуёт туда-сюда по кухне, я поняла, — он рассчитывал, что я буду не одна, и спросил на полном серьёзе — где «мои друзья», не подумав, что у вышеупомянутых друзей два пятилетних близнеца и новорожденный, и вечером в середине недели, после того как весь день держались на сцене, поссорились, уговаривая детей лечь спать, и раздали по десять поцелуев на ночь, вместо того, чтобы отправиться в клуб в поисках моего следующего завоевания, они предпочтут набраться сил, чтобы на следующее утро всё начать сначала.

И я, кто за последние несколько месяцев узнала, что одиночество меня не пугает, также поняла, что не хочу оставаться с кем-то, кто меня не так уж сильно интересует, только для того, чтобы продемонстрировать свою сексуальную свободу мужчине, который расшатывает мою нервную систему и с кем сейчас веду дискуссию.

«Ты останешься с сомнением на всю жизнь, Эдоардо».

Я поднимаюсь с дивана и в спокойствии, царящем в стенах моей лачуги, снимаю силиконовый живот. Ставлю грязный бокал в посудомоечную машину, обхожу окна, проверяя, закрыты ли они, чищу зубы, а квадратное зеркало в ванной отражает мой растрёпанный образ из вьющихся волос и туши, которую нужно смыть.

И только после этого получаю ещё одно сообщение.

Зажав зубную щётку, и с каплей пасты в уголке рта, я беру телефон рядом с раковиной и снимаю с экрана блокировку.

«Сомнения, Камилла, я планирую убрать их все».

Не отвечая, откладываю телефон в сторону, снимаю макияж и тащусь в постель.

Опустив голову на подушку, я засыпаю, слыша, как его слова гоняются друг за другом в моей голове, балансируя между угрозой и обещанием.

***

«Я полностью контролирую свою жизнь.

Я — взрослый человек, кто в большинстве случаев знает, что делает, у которого нет причин чувствовать себя неполноценным по отношению к кому-либо, и кто сегодня снова собирается прожить свой день».

Со шнурком от бейджа, висящим на шее, я снимаю напряжение, поймав своё отражение в зеркале заднего вида, и выхожу из машины.

Температура в Милане упала, поэтому, пока не замёрзли ноги, я спешу к лифтам, цокая каблуками — единственным спутником на подземной парковке.

Десять этажей наверх, автоматические двери широко распахиваются, и штаб-квартира Videoflix предстаёт такой же яркой и гостеприимной, как и прежде. С той лишь разницей, что за ночь рядом с рабочим местом администратора появилась гигантская искусственная сосна.

— Ошибаюсь, или каждый год мы первыми эксгумируем её из небытия? — Я хмурюсь, подходя к стойке.

Адель ставит свой капучино с двойным молоком на столешницу.

— После Хэллоуина всегда наступает Рождество! — Она наклоняется в сторону и носком сапога выталкивает из-под стола коробку. — Большинство шаров уже готово, — заговорщически произносит она тихим голосом. — Хочешь взглянуть?

— Хм, а я должна гореть желанием взглянуть на несколько шариков, облепленных блёстками и виниловым клеем?

— Ками, иногда мне кажется, что ты живёшь на параллельной планете, где правила написаны задом наперёд. Это не «шарики-облепленные-блестками-и-виниловым клеем». Кадровая тиранша хвасталась этой чушью уже несколько дней! Она начала войну между кабинетами на тему «кто будет самым крутым и докажет, что они самая сплочённая команда в королевстве». Это, типа, её грандиозная идея — объединиться с нулевыми затратами.

Сплочение? Объединиться?

— Замечательно. Вычеркни мой кабинет из списка победителей.

— Ни за что! Не доставляй другим удовольствие, отказываясь от участия.

Мне трудно представить себе аристократа с пальцами, измазанными виниловым клеем, но не думаю, что это уместно представлять как мотивацию.

— Просто не думаю, что мы будем участвовать. Мы очень заняты…

— Меньше болтовни, Ками! Крайний срок — сегодня!

Сегодня? Чёрт!

— Тогда можно с уверенностью сказать, что мы не будем участвовать. Я даже не знаю, куда делась упаковка с материалами, которые нам прислал отдел кадров.

— Под вашими столами, посередине у стены. — Адель протягивает руки к клавиатуре компьютера и быстро набирает текст. В следующую секунду у меня звонит телефон.

Я достаю его из кармана парки.

«Приглашение от Адель Дзюбы. Мероприятие: «Шар, чтобы закатать в асфальт отдел кадров!» Крайний срок сегодня в 19.00. Принять приглашение? Да. Нет».

— Нажми «да», иначе я обижусь до смерти и больше не принесу тебе кофе с сюрпризом или круассаны без молока и масла с клубничным джемом, которые ты так любишь.

— По крайней мере, скажи, что у остальных — отстой. В последний раз, когда я пользовалась ножницами, клеем и папиросной бумагой, я носила брекеты, на моём подбородке из усеянных прыщей складывалось созвездие Ориона, и я едва была в здравом уме и трезвой памяти.

Адель хмыкает.

— Все они достойны рождественского отдела люксового «Харрэдс»! Круче ручной работы; предполагаю, что их заказали какому-нибудь родственнику, который закончил Новую академию изящных искусств… Но эй, попытка не пытка, верно?

— И тебе доброго дня, — отвечаю, закатив глаза. Я выбегаю в коридор и врываюсь в свой кабинет, готовясь к новому сеансу войны. Только невероятно…

Эдоардо внутри нет.

Наш кабинет пуст. Единственный звук — это эхо дождя, бьющегося о стеклянную стену и скатывающегося вниз струйками, которые проигрывают в своей постоянной борьбе с гравитацией.

Странно. Эдоардо всегда приезжает раньше меня. Сколько я его знаю, не было случая, чтобы я его опередила. Никогда.

Я сажусь за компьютер и первым делом открываю его офисный календарь. Утро и большая часть дня заняты пометкой «личная встреча».

Личная встреча?

Что это, чёрт возьми, значит? Отпуск, персональный отгул?…

Я снимаю трубку и по внутренней связи набираю номер, куда ДГБ заточил Беа.

— Говорит Мацци, — отвечает моя лучшая подруга на втором гудке.

— Пункт первый: тебе нужно изменить приветствие, потому что «говорит Мацци» нельзя слышать. И пункт второй…

— Ты одна! — выкрикивает Беа, оглушая меня. — Зорци нет в кабинете!

— Откуда ты знаешь?

— Ты раскрепощена и не боишься сказать то, что может быть подслушано и использовано против тебя. Поэтому его точно нет.