Офисная война

Шаги дамы стихают, и я вздыхаю с облегчением.

— Беа! Представляешь, этот придурок даже не записался на «выпивку вслепую».

— М-м-м, — бормочет подруга, потягивая напиток через соломинку.

— Ладно, слушай, мне нужно тебе кое-что сказать, но ты не злись, что я не сделала этого раньше. Помнишь день, когда ты вернулась из декретного отпуска? Я была в кафетерии, когда отключилось электричество и услышала как кто-то вздыхает рядом со мной. Я повернулась и бум! Наваждение. Мужчина моей мечты. Я увидела его, и всё пошло наперекосяк. Мозг, дыхание, слюноотделение. Такого со мной не случалось с тех пор… ну, думаю, с тех пор… никогда. Я заигрывала с ним, он показался мне милым, и когда я смотрела на него с раздраем в душе и пылающими щеками, единственное, что я могла подумать: «Боже мой, неужели ты существуешь? Я твоя. Сегодня вечером у меня или у тебя?».

— Ах.

Беатриче подавилась мохито и закашлялась, но почти сразу пришла в себя, а я продолжаю.

— Мне даже не нужно уточнять, что этот фильм крутился только в моей голове. Потому что потом ДГБ вызвал меня к себе… и мужчина моей мечты был там! Эдоардо. В кафетерии он понял, что я работаю на компанию, которая его нанимает, и поэтому позволил мне продолжать, а сам занял твоё место, и с этого момента начался долгий, трагический, неизбежный крах. Беа, ты была права. Вся эта история с честностью плохая идея. Я должна была вести себя так же фальшиво, как и он по отношению ко мне.

Я делаю длинный глоток мохито.

Мята и лайм щекочут язык, а алкоголь добирается до головы, делая её лёгкой и беззаботной. Это как раз то, что мне нужно.

— Боже, как я ошибалась на его счёт. Я вовсе не его, и единственное, чем буду заниматься с ним сегодня вечером, это планировать его убийство! Он настолько всех превосходит, что никому не доверяет. Он принижал меня перед клиентами и переспал с тёлкой в командировке. Он выгнал меня из нашего номера, чтобы трахнуть её! — Я трясу головой, чтобы стереть воспоминание и унижение. — И он влез на выпускной вечер Джои три дня назад. Время на покорение моей семьи — десятая доля секунды. А вишенка? По дороге сюда я столкнулась на парковке с Кларой из стартапа этажом ниже. Она спросила, есть ли у меня ещё проблемы с автомобильным разъёмом. Оказалось, что она видела, как Эдоардо «проверял» его для меня тем утром. Он отключил мою машину от зарядки, а затем разыграл из себя милого парня, предложив подвезти! Какой психопат так себя ведёт?

Я наклоняю стакан с мохито, ожидая на языке сладкий алкогольный вкус, но кроме талого льда ничего больше не опускается. Боюсь, алкоголь расщепился между моим желудком и мозгом.

— Прости, я слишком много говорила. Знаю, у тебя есть проблемы посерьёзней, но… Я больше не могла этого выносить. По утрам у меня постоянно болит голова, а к концу дня боль переходит на сверхновый уровень. И каждая неделя хуже предыдущей. Меня он так раздражает, что я даже плеснула ему в лицо вино! Я, понимаешь? — заключаю, находясь на грани изнеможения. — Эдоардо самый ужасный человек, которого я знаю.

Атмосферная музыка стихает и начинает загораться свет.

Подобно сну, от которого просыпаешься, возвращаются одна за другой детали, ранее скрытые от глаз. Зал, выстроенные в ряд маленькие столики, мягкий свет, окутывающий уютное помещение.

Всё стало таким, каким было вначале.

С одной разницей.

Стул передо мной теперь занят.

Но не Беатриче.

Эдоардо.

У меня округляются глаза, пока наблюдаю за его неподвижной фигурой.

В синем костюме от Армани, тёмные волосы взъерошены, глаза устремлены на меня, как два непроницаемых маяка, а искусственная улыбка растягивается в небытие — это неправильное, нереальное видение.

От моего лица отливает кровь.

Будто кто-то столкнул меня с крыши небоскрёба. В желудке дисбаланс из-за паники падения, неверие в то, что я на волоске от краха без какой-либо альтернативы.

— Ками, — шепчет он со злостью, которой окрашивается голос, несмотря на все его усилия сдержать её, — ты разбиваешь моё сердце.

Эдоардо сидит собранно, но под размеренной маской я вижу ярость, воспламеняющую его радужки.

Я пытаюсь вспомнить те неловкие вещи, о которых я неосознанно проболталась. В мыслях мелькают слова «мужчина моей мечты» и «я твоя».

«Твою же мать. Дерьмо».

— Чтобы его разбить, для начала одно нужно иметь, — запинаюсь я, защищаясь. — И моё мнение о тебе ни для кого не секрет.

— Наоборот, — мрачно шипит он.

— Точно. — Пожимаю плечами я, как будто мне и правда всё равно.

— У твоих родителей ты не казалась такой уж негодующей.

— Ты даже не попытаешься отрицать, что отсоединил мой кабель от аккумулятора?

— А должен? — отвечает он. — Мне кажется очевидным, что это сделал я.

Его высокомерие заставляет меня удручённо покачать головой.

Я смотрю на стол, где рядом стоят пустые бокалы.

Возможно, в конце концов, помимо огромного стыда, который я испытываю, хорошо, что между нами больше нет серой зоны. Когда тебе нечего скрывать, тебе также нечего и бояться.

— А знаешь? Я никогда никого не ненавидела до тебя. В средней школе я могла обижаться на учителя латыни или на тренера по волейболу, который приковал меня к скамейке запасных в тот единственный раз, когда мои родители были на трибунах, чтобы посмотреть, как я играю. Но я никогда не чувствовала необходимости поощрять гастрит, который возникает у меня при каждом нашем разговоре. Я не такая, Эдоардо. Обычно в присутствии таких личностей, как ты, я прохожу мимо и не придаю значения. Но ты выводишь меня из себя! И уверена, сводить меня с ума было твоим планом всё это время, но запомни мои слова, Зорци: ты никогда не будешь иметь удовольствия видеть, как я сдаюсь!

С гордо поднятой головой я бросаю на стол худшие, из когда-либо потраченных, десять евро, в спешке встаю и направляюсь в сторону красного бархатного занавеса, когда свет снова гаснет, погружая зал в темноту.