Дело о золотой маске

Выстрелить он успел и даже попал. Пуля, усиленная разрывным заклятием, чиркнула по гладкой сине-серой чешуе, пробила ее возле треугольной головы и засела в мясе кровожадной змееподобной твари. В следующее мгновение Итена смяло, протащило по земле и впечатало в стену. Все тело взорвалось болью, в нос ударил соленый запах крови. Дыхание сперло от смрада, вырвавшегося из чудовищной пасти. Челюсти змее-дракона клацнули в непосредственной близости от лица, Итен дернулся и приложился макушкой о кирпичную кладку.

Он и хотел бы потерять сознание, но почему-то не получилось. Лишь через бесконечно долгие секунды-часы-вечность он понял отчего тварь не убила его при первой же атаке и не добила сразу после ее завершения. Кровожадный змее-дракон подох в тот же миг, как ударил Итена о стену. Его движение, чтобы напасть самому, использовал еще более крупный монстр: весь черный, с нагрудными пластинами, отливающими медью, синими надкрыльями и удивительными бирюзовыми глазами. Бирюзовыми, как у девочки, заманившей Итена в этот тупик.

Не смотреть в эти глаза не получалось. За их светом удавалось не видеть творящегося вокруг безумия: крови и каши из внутренностей жертв (тварь, похоже, напала на прогуливавшуюся по вечернему городу компанию, из которой никому не посчастливилось выжить), смятых черепов, выпученных глаз и осколков костей. О судьбе убежавшей девочки Итен больше не думал, поскольку ее никогда в действительности не существовало. Ее образ использовал дракон как эмоциональный крючок: для подчинения слабого человеческого сознания. А сам Итен понадобился ему для отвлечения внимания выжившего из ума собрата.

«Вот же гад крылатый, — подумал Итен отрешенно, чуть ли не со смешком и некоторой долей восхищения. Ему нравились существа, которые для достижения цели не перебирали средства. Он и самого себя полагал таким же. Главное, чтобы цель была действительно стоящей. То, что именно Итену уготовили роль разменной фигуры, значения не имело. Почти. — Подставил меня, обрек на смерть, и нигде тебе не чешется. Да и неудивительно. Какое дело великому магическому существу до человека, случайно попавшего ему в лапы».

Итен не ощущал даже возмущения от того, что его использовали столь жестоко. Впрочем, для жестокости нужны эмоции, а им распорядились равнодушно, словно вещью, которую не жаль выкинуть. Дракону было абсолютно наплевать на его чувства, он исполнял долг перед своей расой: обезвреживал убийцу. По сути, он являлся таким же полицейским, как сам Итен, и, наверняка, не видел в героической смерти при осуществлении правосудия ничего плохого.

Дракон вгрызался в бок собрата, но продолжал всматриваться в умирающего человека. Может, и мысли читал. Кто его разберет? Кровь чудища, забрызгивая все кругом расплавленным золотом, мешалась с кровью Итена.

«То еще зрелище, — заметил он мысленно. — На грани умопомешательства».

Боль, которую он, признаться, почти не ощущал, начала ослабевать, пока не исчезла вовсе. Удивившись этому, Итен вздрогнул, моргнул и отвел взгляд. Дракон перестал жрать сородича и занялся непосредственно им.

«Не ужинал, наверное, — мелькнула в голове дурацкая мысль. — Приятного тебе аппетита».

Итен уже почти смирился с тем, что лишился всего ниже пояса. Ног он не чувствовал совсем и пошевелить ими не мог. Однако они остались в наличии. Правое бедро представляло собой сплошную рваную рану, в которой застрял осколок зуба: узкий, вытянутый, загнутый к заострившемуся кончику, голубовато-зеленый, а не белый. Дракон теперь лакомился его кровью, еще сильнее мешая ее с золотом.

«Если не умру от кровопотери и болевого шока, — подумал Итен, — скончаюсь от заражения. Неизвестно, что хуже».

Дракон выпустил из ноздрей клубы сизого дыма. Вертикальный зрачок в окантовке из бирюзы вдруг расширился, став практически круглым, и принялся пульсировать. Знатоком мимики драконов Итен, разумеется, не являлся, он и видел-то их в боевой форме впервые в жизни, но отчего-то решил, что над ним смеются. А потом зрачок резко побелел, и в голове вспыхнуло ярко-ярко, кинув Итена в долгожданное забытье.