Глория

Глория проговорила по телефону больше часа, больше слушая, чем говоря, — именно так всегда проходили разговоры с Полой, — но, повесив трубку, она почувствовала себя лучше. Обед с Бобби Пересом мог стать ее первой неудачной попыткой вернуться в мир, но разговор с Полой, похоже, помог ей пройти часть этого пути. Или, по крайней мере, был шагом в правильном направлении.

А потом все пошло наперекосяк.

Сев на кровать и сняв тапочки, она поняла, что ей нужно подстричь ногти на ногах. Но кусачек не было в ящике тумбочки, где она обычно их хранила, и она попыталась вспомнить, куда положила их в последний раз. Она прошла в ванную и открыла верхний ящик, перебирая щетки для волос, пинцеты, коробочку с ватными дисками, старые тюбики с кремом от раздражения и спреем, а также маленькие ножницы. Но кусачек для ногтей все еще не было, поэтому она выдвинула ящик дальше...

...и увидел расческу Бенджамина.

Чувство пустоты пронзило ее сердце. Это случалось с ней по крайней мере раз в неделю: она натыкалась на остатки прежней жизни, артефакты, которые оставил Бенджамин, а она не подумала пожертвовать или выбросить, и каждый раз эти находки были шоком. Ее мгновенно наполняла грусть, чувство утраты было настолько острым и невыносимым, что если бы не тот факт, что она несет ответственность за двух мальчиков, она не знала, что бы она могла сделать.

Глория подняла расческу. Последним, кто держал ее в руках, был Бенджамин. Он расчесывал ею волосы, и Глория с ужасом поняла, что не может вспомнить, когда он в последний раз стригся. Были ли его волосы короткими или длинными, когда он умер? Она всегда предпочитала длинные, но он обычно стригся очень коротко каждый раз, когда ходил к парикмахеру, потому что так носили волосы другие программисты на его работе.

Он всегда был таким бараном, подумала она, таким сложным и противоречивым человеком. Она заслуживала лучшего, и если бы она знала, каким он был с самого начала, если бы она заранее знала, что с ним произойдет, она бы, наверное, не вышла за него замуж. Глория бросила расческу в корзину для мусора и продолжила поиски, пока не нашла свои маникюрные ножницы в другом ящике, рядом с лишними коробками зубной пасты и лишними рулонами зубной нити, куда она, должно быть, по рассеянности положила их.

Но к тому времени, когда она вернулась к кровати и начала стричь ногти на ногах, ее охватило чувство вины. Как она посмела критиковать Бенджамина после того, как он так ужасно погиб? Что за человек она была? Он был... был — хорошим человеком, кормильцем, советчиком, любящим отцом. Именно это словосочетание "любящий отец" не давало ей покоя, так как ее разум зацепился за тот факт, что если бы она не встретила и не вышла замуж за Бенджамина, Брэдли и Лукас никогда бы не родились.

И тут же навернулись слезы. Она вдруг почувствовала себя подавленной и одинокой.

— Мамочка? — Брэдли стоял в дверях спальни. Он выглядел обеспокоенным.

Глория вытерла глаза, пытаясь улыбнуться.

— Да?

— Почему ты плачешь?

Она покачала головой.

— Тебе грустно? Ты думаешь о папе?

Глория начала всхлипывать. Она ничего не могла с собой поделать, и она знала, что это, должно быть, пугает Брэдли, но она бросилась на ковер, взяла его на руки, крепко обняла, прижалась к нему, и тогда они оба расплакались.

— Я скучаю по нему, — сумел вымолвить Брэдли. — Я очень скучаю по папе.

Наконец-то, подумала она. Настоящие, живые эмоции! Наконец-то.