Глория

И она ушла.

Наверное, дело в их воспитании, подумала Глория. Потому что их семейные узы почти не существовали. Люк отсутствовал большую часть своей взрослой жизни, и хотя они с Селией жили в одном городе и разговаривали по телефону раз в неделю или около того, их отношения были поверхностными, как будто они были знакомыми, а не сестрами.

Теперь она считала Бенджамина своей настоящей семьей, но даже здесь были проблемы, поскольку часто казалось, что они идут вперед не вместе, а порознь, по разным дорогам. Но вроде, слава Богу в одну сторону.

Может быть, дело было в ней. Может быть, это она не умела находить общий язык с людьми. Ей было интересно, окажутся ли их дети такими же.

Дети?

Да, у них были дети. Подростки. Два мальчика и девочка. Всего несколько секунд назад этого не было, но теперь это было правдой, и Глория знала, что Пол, их старший, в эти выходные был в оркестровом лагере, а близнецы, Лиз и Брэди, были в своих спальнях. Лиз вошла в кухню как раз в этот момент, неся пустую банку из-под энергетика "V8", которую она выбросила в мусорное ведро. Она открыла холодильник и достала еще одну.

— Неужели дядя Люк снова исчез? — спросила девочка.

Глория кивнула.

— Боюсь, что да.

Лиз рассмеялась.

— Что с этой семьей? Они все такие сумасшедшие!

— В том числе и нынешняя компания, — сказала Глория. — Мы тоже часть этой семьи.

— Да ладно, мам. Ты знаешь, о чем я. Я видела его, кажется, два раза с тех пор, как мне исполнилось два года. А тетя Сили не признает моего существования, потому что она религиозная фанатичка и думает, что я лесбиянка.

Была ли Селия религиозной фанатичкой?

Видимо, да.

Лиз была лесбиянкой?

— Ты лесбиянка?— спросила Глория, стараясь чтобы ее голос звучал не очень тревожно.

— О, мама! — Лиз откупорила банку "V8" и мотая головой вернулась в свою комнату.

Это не было ответом, и Глория поняла, что она многого не знает о своих детях. Не только потому, что они внезапно появились в ее жизни, но и потому, что они были типичными подростками. Она действительно помнила всю их историю, помнила рождение близнецов, помнила, как Пол сломал руку, играя в каскадера на школьной площадке, помнила тысячи мельчайших подробностей их детства. Но, опять же, существовала дистанция, и Глория снова задалась вопросом, было ли это что-то внутри нее самой, что порождало отстраненность.

Пол вернулся из лагеря поздно вечером в воскресенье, и он вернулся с хорошим настроением. Два дня вдали от семьи придали ему уверенности в себе, граничащей с высокомерием, и то, что начиналось как снисходительное отношение к брату и сестре, переросло в самоуверенность в общении с родителями, настолько, что на полпути к ужину они с Бенджамином затеяли жаркий спор из-за пустяка, и Пол удрал в свою комнату, оставив большую часть еды на тарелке. В течение следующей недели Пол не общался с остальными членами семьи, утверждая, что у него репетиция изгоя, или он должен заниматься в библиотеке, или придумывал другие причины, чтобы как можно реже бывать дома. Близнецы жаловались, что Пол ездит в оркестровый лагерь и участвует в веселых мероприятиях, в то время как их просьбы о субсидированных занятиях всегда отклонялись.

Дело в том, что ее дети всегда были такими. Когда они достигали половой зрелости, не происходило никаких серьезных изменений в их характере. Подростковый возраст, возможно, закрепил их характеры и темпераменты, но эти черты были присущи им всегда. Пол всегда был эгоцентричен, Лиз безрассудно откровенна, Брэди скрытен.

Быть матерью, поняла Глория, утомительно, а женой — еще утомительнее. Если бы у нее по-прежнему была работа, утомительность всего этого, возможно, не казалась бы такой очевидной, но когда ей больше не на чем было сосредоточиться, домашние обязанности казались почти непреодолимыми. По необходимости семейные мелочи стали центром ее жизни.

— Может быть, мне пора начать искать работу, — предположила она Бенджамину, когда они ложились в постель.

— Если ты так думаешь, — сказал он безразлично.

Она почувствовала внезапное раздражение.

— Если я так считаю? А что думаешь ты? Ты когда-нибудь думал о том, чтобы выразить свое собственное мнение?

Он удивленно посмотрел на нее.

— В смысле?

— Может быть, ты мог бы поучаствовать немного больше, чем просто кивать в такт головой или однозначно отвечать на важные семейные вопросы?

— Ты сама всегда говоришь, что не хочешь, чтобы я диктовал тебе, что делать.

— Я не хочу, чтобы ты относился ко мне как к одному из детей, но было бы здорово, если бы мы могли нормально поговорить и, знаешь, действительно участвовать в жизни друг друга. Как настоящая пара?

— Тебе не угодить, — пробормотал он, забираясь под одеяло.

В ту ночь она спала спиной к нему.

На следующее утро Бенджамин рано ушел на работу, не позавтракав, хотя и поцеловал ее на прощание. Пол тоже пытался улизнуть, не позавтракав, но поскольку вечером он был на репетиции оркестра и не пришел на ужин с семьей, она заставила его остаться и поесть каши с братом и сестрой. Все трое почему-то были молчаливы и угрюмы, и она приготовила им обеды, пока они собирались в школу, отправив их с увещеваниями о хорошем дне, которые они проигнорировали.

Лупе зашла позже, чтобы узнать, не хочет ли она прогуляться, но Глория сказала подруге, что сегодня не может. Вместо этого, закрыв входную дверь, Глория пошла посмотреть на комнаты своих детей. Она досконально знала каждую их деталь, но все равно чувствовала себя отстраненной. Стоя рядом с кроватью Пола, глядя на груду одежды на полу, на плакаты на стенах, она все еще могла представить, как выглядела комната раньше.

Что-то изменило ее жизнь, пока она проживала ее, подарив ей детей, которых у нее раньше не было. Что ж, она тоже могла изменить свою жизнь, и, поддавшись импульсу, Глория упаковала в чемодан нижнее белье, носки и несколько смен одежды, а затем поехала на автобусную станцию. Она могла поехать куда угодно, но следующий автобус из города направлялся на юго-запад, в Тусон, штат Аризона, и она использовала свою карту Visa, чтобы купить билет, напевая про себя "By the Time I Get to Phoenix", пытаясь вспомнить, в какой момент текста, в каком городе, женщина из песни наконец заметила, что мужчина ушел. Феникс? Альбукерке? Хьюстон?

Когда Бенджамин и дети заметят, что ее нет?

Наверное, когда наступило время обеда, а еды не было, предположила Глория.

Будет ли она скучать? Бросятся на поиски сами или позвонят сестре?

На эти вопросы было трудно ответить. С практической точки зрения, она определенно значимый член семьи — все держится исключительно на ней. Она делала почти все по дому. Но эмоционально? Возможно, нет.

Это было несправедливо. И это была не совсем правда. Бенджамин будет скучать по ней. Как бы они ни отличались друг от друга, как бы ни действовали друг другу на нервы, в глубине души они любили друг друга. Даже внешне они любили друг друга.

Так почему она уезжала?

Это был случайный поступок, не имевший под собой никакой реальной причины, но сейчас ей пришло в голову, что, хотя в этой жизни она должна была следить за Бенджамином, и ее конечной целью было вернуть его в их настоящую жизнь, для него будет безопаснее, если ее не будет рядом. Все ее предыдущие попытки уберечь его оказались напрасными. Возможно, если бы они были порознь, все силы, работающие против них, были бы разделены и рассеяны.

Или она просто фантазировала?

Автобус должен был отправиться только через час, поэтому она ждала у транспортного центра, избегая встречаться взглядом с бездомными, спящими на скамейках. Как только двери автобуса открылись, она вошла в него, выбрав место на задней площадке. Постепенно автобус заполнялся пассажирами, и, наконец, с пневматическим шипением закрылись двери гармошкой. Через несколько секунд они плавно выехали из транспортного центра на улицу, направляясь к шоссе. Не желая разговаривать с мужчиной, сидящим на соседнем сиденье, Глория откинулась на подголовник, закрыла глаза и притворилась спящей. Уже рассвело, и она проснулась после полного сна всего несколько часов назад, но каким-то образом ей все же удалось заснуть (хотя на это ушло более получаса), и когда она наконец снова открыла глаза, деревьев не было видно, а за окном была только пустыня.

Она начала мысленно подсчитывать все, что у нее было: чемодан с одеждой, достаточной для нескольких дней, мобильный телефон, тридцать долларов или около того, и ее карта Visa, которой она могла пользоваться только день или два, поскольку, как только Бенджамин определит, что она уехала, он, вероятно, закроет счет. Если он определит, что она уехала. Поскольку она не оставила записки и никому не позвонила, и если она хранила телефонное молчание и не отвечала, когда ее муж или сестра пытались ей позвонить, он, скорее всего, решит, что она была похищена или стала жертвой какого-то другого вида преступлений.

Она собиралась позвонить?

Конечно, она выйдет на связь. Но только для того, чтобы дать всем знать, что с ней все в порядке, а не для того, чтобы сообщить им о своем местонахождении. У нее не было никаких планов на будущее. Смутно она подумала, что может попытаться найти работу — разве не это делала Эллен Берстин[14] в фильме "Алиса здесь больше не живет"? Найти работу в Тусоне? — Но если она хотела, чтобы ее взяли на работу медсестрой, ей нужно было бы подтвердить свое образование и опыт, получить рекомендации. Была ли она способна на что-то еще? Возможно. Она посмотрит.

Это была двенадцатичасовая поездка, с двумя остановками и коротким получасовым обедом в Гэллапе, и к тому времени, когда они проехали Финикс, солнце уже село. Земля между Финиксом и Тусоном была темной, лишь изредка мерцающие огни далеких ранчо пробивали бреши в однообразной черноте, но по мере приближения к Тусону глубокие струи светлели, становясь почти темно-красными, когда огни города освещали небо впереди.

Глория почувствовала легкое беспокойство. Было уже после десяти, а автобусные станции обычно располагались не в самом приятном районе города. Ей нужно было найти место для ночлега, мотель, который был бы безопасным и недорогим.

Ей не стоило беспокоиться. Автобус подъехал к терминалу, и через большое окно она увидела Бенджамина, который стоял на тротуаре и ждал ее.

Как это было возможно?! Что за бред...

Чувствуя себя неловко, она встала в очередь за другими пассажирами, двигавшимися по центральному проходу автобуса, следя за Бенджамином через каждое окно, мимо которого проходила. Он расплылся в огромной ухмылке, когда увидел, как она прошла через дверной проем и начала спускаться по ступенькам, как будто он не видел ее очень давно. Его волосы были длиннее, чем утром, и на нем была другая одежда: рваные выцветшие Levis и джинсовая рубашка.

У Бенджамина не было никогда джинсовой рубашки!

Только...

Она мыслено посчитала одежду мужа. Три из них висели в шкафу в спальне в их доме, расположенном менее чем в трех милях от дома на Ранчо Роуд. И еще две рубашки были в прачечной.

Вокруг нее снова все изменилось! Вот, значит как она поспала!