Вооруженные силы на Юге России

* * *

Потери наши в ту злосчастную ночь были значительны. 14 убитых… Несколько человек было уведено в плен, откуда они впоследствии все бежали. Скоро выяснилась обстановка, при которой случилось нападение. Выяснилось, что противник был отлично ориентирован во всем нашем расположении, обошел все дозоры и прежде всего напал на штаб полка. Их было человек 350–400. Прибежавший вскоре из плена вольноопределяющийся, которому удалось как-то скрыться при отходе большевиков от самой деревни, рассказал, что среди нападающих было несколько деревенских жителей. Было несомненно, что жители деревни имели самую тесную связь с каменоломщиками.

Был позван тот же староста для объяснений, однако он по-прежнему продолжал выдерживать «нейтралитет». Но с нашей стороны спокойствие было утеряно. Особенно обозлены были солдаты-татары, и мы боялись, что они покончат со старостой самосудом. Упорный нейтралитет старика еще более подливал масла в огонь.

— Дозволь в шомпола, ваше благородие, — кричали караульные татары, когда староста упорно отвечал на все вопросы неосведомленностью и незнанием. Но шомполов не разрешали.

Здесь случилось одно обстоятельство, окончательно нарушившее равновесие допрашивающего старосту офицера. Пришли люди, производившие обыск в его избе, и сообщили, что там найдены партийные карточки, изобличающие принадлежность старосты к коммунистической партии.

— А не забыл ли ты что-нибудь в столе? — спросил допрашивающий старосту.

Старик побледнел, и губы у него затряслись.

— Ничего не забыл, что может у нас в столе быть?

— А это что, а? — И старосте показали билет.

Старик молчал.

— Дозволь в шомпола, — рычали караульные татары.

— Вкатите ему, мерзавцу, — был ответ.

Старика схватили и положили на землю. Двое из татар его держали, а третий железным шомполом начал методически лупить его по спине.

— Раз, два, — отсчитывал татарин, — будешь теперь знать, где большевики…

Картина была не из приятных. Старик стал стонать.

— Будет, достаточно, — раздались голоса, но татарин вошел в раж и запорол бы старика до смерти, если бы его не схватили и не остановили два офицера.

Старик встал с земли и довольно спокойно стал застегиваться. Меня даже поразила та удивительная безучастность, с которой он отнесся к экзекуции.

— Так не знаешь, где у вас большевики, — спросил допрашивающий. Старик махнул рукой.

— Дозвольте доложить, ваше благородие, — вступился один из присутствующих здесь понятых. — Он все равно не скажет. Спросите его сынишку.

Привели двух его сыновей. Одного лет двадцати с лишком, видом рабочего, другого мальчишку лет пятнадцати. Хотели было допрашивать старшего, но понятой запротестовал:

— Не того, ваше благородие, вот этого маленького.

— Да что он знает?

— Да вы уже допросите, ваше благородие.

Мальчишка плакал и на вопрос, знает ли он, кто из деревенских находится в сношениях с каменоломщиками, отозвался также незнанием.

— Да вы ему вкатите хороших, — стал упрашивать понятой.

— Вкатите, вкатите, — соглашался и отец.

Татары схватили мальчишку. Тот закричал как сумасшедший и начал брыкаться руками и ногами. Его, тем не менее, положили и ударили один или два раза.

— Ой, скажу, скажу, — стал кричать он. — Ой, идите к Федору Рыжему.

Мальчишку подняли, и он стал подробно выдавать. Старик староста таким образом застраховал себя от мести «товарищей» спиной своего младшего сына. Мальчишка, мол, выдал, что с него спрашивать.

Их всех арестовали и передали в Керчь.