На ближних подступах

37

С советскими войсками впервые встретились партизаны из отряда Проскунина. Случилось это две недели назад.

Перед рассветом партизаны во главе с комиссаром Горячевым закончили минирование дороги Акулово — Каменки. Покурив «в рукав», партизаны тронулись в обратный путь. И тут в предрассветной тишине послышалось поскрипывание снега — шаги многих людей. Партизаны приготовили гранаты, притаились за придорожными деревьями. Вскоре на дороге показались тени, донеслись неясные, приглушенные голоса. Потом — отчетливая команда:

— Командиры взводов — в голову колонны!

— Свои! Не стрелять! — крикнул Горячев и один пошел вперед.

Его встретил высокий молодой военный. Прозвучал взволнованный, но четкий, по всей форме, доклад:

— Группа осташевских партизан возвращается с боевого задания. Докладывает комиссар отряда Горячев.

Военный вскинул руку к шапке-ушанке:

— Капитан Римаренко! — И, шагнув вперед, крепко пожал руку Горячеву. Признался: — Первый раз партизан вижу.

Веселым человеком оказался капитан. Своим бойцам он объявил привал. Шутил:

— Фашистам вы, видно, нагнали страху. Слыхал от пленных, что партизаны вовсе и на людей не похожи. А вы ничего, все на двух ногах, и рогов не видно.

Партизаны смешались с красноармейцами, жали друг другу руки. Пока Римаренко, командир передового стрелкового батальона, расспрашивал Горячева о позициях немцев, в руках красноармейцев появились фляжки. И уж, конечно, в это морозное утро угощали они партизан не глотком воды. А тут еще такой изумительный случай! Павел Васильевич Жуков, редактор газеты, ходивший в эту ночь с минерами, встретил среди красноармейцев своего родного брата. Вот уж действительно, чего не бывает на войне!

Но пролетели чудесные минуты встречи. Выслав вперед дозор, капитан Римаренко повел свой батальон дальше. А партизанам пришлось вернуться назад, чтобы показать заминированный участок дороги. И вскоре были еще встречи. Утром 21 декабря жители села Акулово приветствовали красноармейцев и партизан, своих освободителей.

С того дня прошло две недели. Но Осташевский район все еще не был освобожден полностью. Фашисты цеплялись за выгодные рубежи, оказывали нашим войскам упорное сопротивление. Крутые берега рек, склоны оврагов, высоты, поросшие лесом, гитлеровцы изрыли траншеями, утыкали пулеметными и минометными точками. И часто за какую-нибудь горку, местное название которой было известно лишь детворе с лыжами и салазками, гремел многочасовой, кровопролитный бой. Иногда такую горку целесообразно было обойти. Но для этого надо знать местность не только по карте. И осташевские партизаны предлагали свою помощь командирам частей Красной Армии. Красноармейцы-разведчики высоко ценили партизанских проводников, которым были известны леса и овраги, все дороги и тайные тропы.

В районе Сумарокова фашисты оказали нашим наступающим частям решительное сопротивление. Бой временно стих. Требовалось уточнить обстановку.

Вечером из отряда Назарова прибыли в деревню Царево Иван Иванович Синцов и Володя Колядов. На окраине деревни их остановили часовые и сразу же проводили в штаб стрелкового батальона. Худощавый, черноволосый майор встретил партизан приветливо:

— А, дорогие следопыты прибыли! Здравствуйте, товарищи! Садитесь к столу.

Штаб батальона разместился в пустующем домике. В кухне с русской печью было жарко натоплено, над столом ярко горела висячая лампа-«молния». В незанавешенные окна свет столбами шел наружу, ложился на сугробы и дальше — на лед реки под горой. Синцов кивнул на окна, спросил:

— Не занавесить ли?

— Еще чего! — вскинулся майор, и молодое нервное лицо его заходило всеми черточками. — Хватит, в Москве маскировку соблюдали. Кто наступает? Мы наступаем!

Да простит его история! Не мог командир батальона тогда предвидеть ни битвы на Волге, ни Курской дуги. Нет его вины в том, что видел он тогда наступление по прямой — от Москвы до Берлина.

Синцов заговорил о деле. Когда и с кем им идти в разведку. Но майор перебил его:

— К черту пока разведку! Вы с дороги, и на партизанских сухарях, поди, животы подвело. — Он кивнул красноармейцу, сидевшему на лавке у телефонного ящика: — Все на стол! Живо!

Боец, громыхнув заслонкой, достал из печки чугун тушеного мяса, поставил на стол. Изрезал целую буханку настоящего ржаного хлеба. Майор сам открыл банку рыбных консервов, достав из-под лавки фляжку, прислонил ее к чугуну. Крикнул красноармейцу, хотя тот стоял совсем рядом:

— Кружку давай!

— Спасибо. Мы пить не будем, — сказал Синцов.

— Не настаиваю. Мое дело предложить, — миролюбиво заметил командир батальона. И заговорил, прохаживаясь от печки до стены: — Мы вас попросим, дорогие товарищи, проводить наших разведчиков. Понимаете, хитроумный фашист какую-то оборону сгрохал. Сегодня из полковых пушек два часа били, а в атаку пошли — стоп! Такой, подлецы, огонь дали — смерть! И черт их знает, откуда. Кустарник на горе вроде бы мы с землей смешали, а продвинуться не смогли. Будто дьяволы из-под земли вылезают. И не только пулеметы, пушки тявкают…

Когда Синцов и Колядов поужинали, майор вызвал разведчиков. Договорились о направлении, о сигналах. В случае необходимости отход должна была прикрыть артиллерия. Близко к полуночи две группы по четыре человека вышли из Царева. Все в белых халатах, на лыжах, разведчики растворились в темноте. Одну группу вел Синцов, другую — Колядов.

Морозное звездное небо. Метет поземка, серебристой пылью срываясь с сугробов, нависших на берегах Рузы. Прижимаясь к прибрежным кустам, бесшумно скользят на лыжах белые тени. Впереди Володя Колядов.

Из лесочка на другом берегу реки с равными промежутками взлетали осветительные ракеты. Выбрав момент, разведчики скатились с крутого берега. Сняли лыжи, поползли по-пластунски. Поляна метров четыреста, ровная, ни кустика. Преодолеть надо. Рядом с Володей полз молодой красноармеец. Они, не сговариваясь, замерли на снегу, отдохнули. Володя дал знак красноармейцу ползти вправо, сам пополз влево. Впереди, в кустах, почудилось черное пятно. Володя всматривался в белесую мглу. И справа и слева тоже черные пятна. Их много. Из-за туч выглянула луна, все залила ярким светом. Володя опустил голову, дышал в снег, от дыхания образовалась лунка.

Чуть приподняв голову, разведчик разглядел наконец черные пятна. Танки! Врыты в землю, только башни со стволами пушек и пулеметов видны в кустах. Володя пополз еще левее, установил, где последний танк, — у овражка. Там можно обойти немцев, выйти им в тыл.

Володя пополз обратно и вскоре встретил красноармейца. Тот шепнул: «Танки в землю врыли, сволочи!» — «Я тоже видел», — выдохнул Володя в ответ. И они опять поползли по поляне.

Одновременно взлетели три ракеты. Резкий свет ослепил разведчиков. Володе показалось, будто они на освещенном экране. И с двух сторон резанули пулеметные очереди. Трассирующие пули огненными иглами втыкались в снег…

Красноармеец тихонько вскрикнул, схватился рукой за бок. Володя обхватил его за шею, помог ползти. Еще немного, вон там место сбора… Рука Володи в снегу, но по ней течет что-то горячее. Когда ранили — не заметил. Он хотел перехватить красноармейца другой рукой, чуть приподнялся, но тут же ткнулся лицом в снег…

Володя очнулся, когда его везли на лыжах. Шепнул нагнувшемуся над ним бойцу:

«Синцову передайте… Обойти по оврагу можно, от реки… Шесть танков…»

И умолк. Красноармеец долго шагал за лыжами, нагнувшись, прислушивался. Но Володя Колядов не сказал больше ни слова.

К утру он умер в армейском госпитале. Хоронили его с солдатскими почестями. Над могилой склонилось боевое знамя. Троекратный залп потонул в грохоте канонады.

Синцов вывел батальон в тыл гитлеровцам. Наступление продолжалось.