Откуда взялся этот Клемент?

39

Какое-то мгновение я опасаюсь, что Клемент прямо на месте удавит Джерарда.

— Если ты пытаешься нас надуть, в реанимации тебя, может, и откачают!

— Честное слово, нет! — вскрикивает ювелир. — Согласно анализу, в слитке лишь четырнадцать процентов золота.

— А что же тогда остальное? — продолжает бушевать Клемент. — Прошлогодний снег?

— Боюсь, в основном свинец, плюс еще кое-какие включения, попавшие, по-видимому, в процессе плавки.

— Да быть такого не может, — возмущаюсь и я. — Слиток проверяли только этим утром, и после этого предлагали за него девяносто тысяч. Разве стали бы столько давать, не будь он из чистого золота?

— Вы говорили, его проверяли по стружке?

— Да. И даже два раза.

— Конечно-конечно. Проба кислотой, как я уже говорил. Думаю, мне известно, почему эта проверка показала, будто ваш слиток из чистого золота.

— И почему же?

— Похоже, вам попался так называемый «соленый слиток».

— Какой-какой слиток? — рявкает Клемент.

— Вообще говоря, существует два вида поддельных слитков. Первый — «позолоченный», это когда брусок из простого металла, обычно вольфрама, покрывают слоем золота всего в несколько микрон. Такие распознать очень просто, потому что золото можно буквально соскоблить.

— Но наш слиток не позолоченный?

— Нет, определенно соленый, причем весьма старый. По сути, это свинцовый брусок с относительно толстой золотой оболочкой. При соскабливании стружки снимается чистое золото, поэтому-то ваш слиток и выдержал пробу кислотой.

— Все равно не понимаю, — плаксиво бурчу я. — Зачем кому-то заморачиваться с изготовлением такой подделки, если любой подпольный ювелир может определить, что слиток не из золота?

— В шестидесятых-семидесятых годах соленые слитки служили своего рода валютой среди преступных группировок. Естественно, технологий для определения подлинного состава у них не имелось, а поскольку такие слитки выдерживали проверку кислотой, определить подделку было не так-то просто. Если такой слиток предлагать за оружие или наркотики, понятное дело, с фальшивкой лучше не попадаться. Вообще, метод, конечно же, весьма изобретательный.

Совершенно не разделяю восторга Джерарда касательно изобретательности фальсификаторов. Его откровение в один миг ставит крест на всех моих надеждах.

— Значит, слиток совершенно никчемный? — спрашивает Клемент.

— Ну, не совсем. Унций двадцать золота в нем все же содержится.

— Какой стоимостью?

Ювелир ковыляет к столу и отыскивает в недрах сваленного хлама калькулятор. Затем своим толстым пальцем деловито тыкает по кнопкам.

— Я мог бы предложить вам девять тысяч.

— Девять штук? — фыркает Клемент. — И все?

— Но, Джерард, — подключаюсь и я, — золото вроде стоит тысячу фунтов за унцию!

— Все верно, примерно по такому курсу им и торгуют. Но в данном случае мы имеем дело с ломом. Для удаления свинца его необходимо расплавить, а данный процесс подразумевает время и деньги. Девять тысяч — вполне разумный ценник.

— Десять, и по рукам! — настаивает Клемент.

Несколько секунд Джерард задумчиво покусывает губу, вероятно, анализируя возможные превратности торга с таким вспыльчивым типом огромных габаритов. И в конце концов уступает:

— Хорошо, десять тысяч, но не более.

По мне, так что девять тысяч, что десять — все равно для выплаты долга Стерлингу недостаточно, не говоря уж о реализации моих радужных планов. Ни тебе ремонта дома, ни перепланировки гостиной, ни отпуска. И ипотека на сто тысяч фунтов таким же грузом и останется.

Впрочем, как бы мне сейчас ни хотелось утонуть в жалости к себе, заливаясь слезами по несбыточным мечтам о меблировке и курорте, передо мной стоят более актуальные проблемы. Где, черт побери, за два дня раздобыть десять штук?

Я бессильно опускаюсь в кресло. Как по заказу, по световым люкам начинают барабанить тяжелые капли дождя. Поднимаю взгляд к нависающим грозовым тучам. Весьма подобающее зрелище, что и говорить.

Десять тысяч фунтов.

Два дня.

Похоже, дело швах.

Я прижимаю пальцы к вискам, пытаясь унять головную боль, неумолимо перетекающую в стадию мигрени. И вдруг краем глаза замечаю какую-то искорку. Это играет на свету бриллиант на моем обручальном кольце.

В голову мне тут же приходит идея, и я поворачиваюсь к хозяину.

— Джерард, вы говорили, что торгуете ювелирными изделиями?

— Да, среди прочего. А что такое?

С усилием стягиваю с пальца кольцо, которому весьма не по нраву покидать насиженное местечко.

— Сколько вы дали бы за него?

Ювелир берет символ моих других несбывшихся надежд, бегло осматривает и возвращается к верстаку, где уже изучает вещицу с помощью лупы. И затем озвучивает предложение:

— Дам вам за него тысячу.

— И все?

— Сожалею, милочка, больше никак. Колечко милое, но таких хоть пруд пруди.

— Просто чудесно, — вздыхаю я. — Хорошо, я согласна на тысячу.

— Мне нужно разобраться с наличными. Дайте мне пять минут.

Джерард исчезает, предоставляя нам возможность вдоволь пофилософствовать об упущенной удаче.

— Ты как, пупсик? — шепчет Клемент.

Я поднимаю на него взгляд. Почему-то лицо у него пепельно-серого оттенка. Впрочем, дело, возможно, в приглушенном свете из люка.

— Не очень.

И дело не только в деньгах, какой бы катастрофой ни являлось их отсутствие. Осознание неудачи просто невыносимо. Через что только мы ни прошли, и вопреки всему одержали победу — только для того, чтобы в последнюю секунду ее у нас украли.

— Прямо как на том чертовом финале Кубка Англии, — словно прочитав мои мысли, бормочет Клемент себе под нос.

— По крайней мере, мы вышли в финал, если это может послужить каким-то утешением, — предпринимаю я слабую попытку развеять мрачную атмосферу. Аналогия, впрочем, совсем уж дебильная.

Клемент на мою реплику не обращает внимания, лишь задумчиво поглаживает усы. Дождь тем временем начинает барабанить настойчивее, тучи и вовсе чернеют.

Спустя несколько секунд ливень обрушивается вовсю. Клемент в конце концов возвращается в реальность и заявляет:

— Мы еще не закончили, пупсик.

Я хочу спросить, что он имеет в виду, но тут возвращается Джерард с пухлым коричневым конвертом.

— Надеюсь, вы не возражаете, — тараторит он, — но кольцо мне нужно оформить. Я не смогу перепродать его без доказательства владения.

— Хорошо.

Ювелир плюхается в кресло, принимается рыться в поисках ручки. Клемент отходит от верстака и усаживается с нами. И лезет в нагрудный карман безрукавки.

Я тут же хлопаю его по руке:

— Здесь нельзя курить!

— Я и не собираюсь.

Он достает свою «Зиппо» и с преувеличенной осторожностью кладет ее на стол. Затем спрашивает у Джерарда:

— Не хотите купить и это?

Сердце мое так и тает от широты его жеста. У него же буквально ни гроша за душой, но ради меня он готов продать вещь, явно очень дорогую ему как память. И мне не хватает духу указать на очевидное: стоимость его зажигалки — буквально капля в море по сравнению с необходимой суммой.

Я кладу руку Клементу на плечо:

— Спасибо вам огромное, Клемент, но не стоит.

Собираюсь попросить Джерарда не обращать внимания на предложение, однако тот уже осматривает вещицу, причем с вниманием гораздо большим, нежели мое обручальное кольцо.

— Вы ведь понимаете, что это за вещь, верно? — говорит Клемент.

— Еще как понимаю! — с восторгом отзывается Джерард. — Хотя во плоти, так сказать, ни разу такого не встречал.

У меня возникает ощущение, будто я угодила в некую параллельную вселенную, где потертые зажигалки являются самой интересной вещью в мире.

— Я что-то упускаю?

Ювелир отрывается от вещицы и смотрит на меня округлившимися глазами.

— Это же, милочка, «Зиппо» 1933 года, — произносит он едва ли не с благоговейным трепетом.

— И что в этом такого?

Джерард поворачивается к Клементу:

— Вы ее просветите, или это сделать мне?

— Сцена ваша, — пожимает плечами тот.

Ювелир аккуратно ставит зажигалку на стол и складывает руки в замок. Затем картинно прочищает горло, явно намереваясь прочесть целую лекцию.

«Господи, дядя, да не тяни же ты!»

Я закатываю глаза, и Джерард верно улавливает мой посыл.

— Компания «Зиппо» была основана в 1932-м, в Пенсильвании. За первый год они произвели двадцать пять тысяч зажигалок. Стало быть, любая из них сейчас представляет собой огромную редкость. А ваш друг как раз и является счастливым обладателем оригинальной модели 1933 года.

— Допустим, редкость, но все равно это простая зажигалка.

— Только не для коллекционеров «Зиппо». Для них это настоящий священный Грааль, за который они могут выложить кругленькую сумму.

Разумеется, у меня немедленно пробуждается интерес.

— И какую же?

— Ну, на аукционе, даже несмотря на отнюдь не идеальное состояние, она уйдет за все двадцать тысяч.

— Черт возьми! Правда, что ли?

— Правда. Можете не сомневаться.

Клементу лекция явно наскучивает, и он вмешивается в разговор:

— Больше меня интересует, приятель, сколько вы готовы выложить за нее здесь и сейчас.

Джерард откидывается на спинку кресла и надувает и без того округлые щеки.

— Я вправду думаю, что вам лучше продать ее на аукционе. Как бы мне ни хотелось купить ее, весьма сомневаюсь, что мое предложение вас обрадует. А мне, честно признаться, не хотелось бы портить вам настроение.

— Я понимаю, что больше мы срубим на аукционе, но у нас нет времени. Так какая ваша максимальная цена?

Джерард нервно ерзает в кресле, но в конце концов осмеливается пропищать:

— Восемь тысяч. Больше никак.

Клемент оборачивается ко мне:

— Пупсик, решать тебе. Вместе с выручкой за золото и кольцо нам будет не хватать всего лишь тысячи.

Недостающую сумму я могу добыть, продав автомобиль. Тем не менее для меня вопрос это чисто академический.

— Клемент, вы не должны этого делать.

— Не должен?

— Нет, не должны. Я знаю, что зажигалка вам очень дорога, но мне и в голову не приходило, что она стоит таких денег. И я не могу просить вас продать ее. Просто не могу.

Мои возражения, однако, оборачиваются лишь пустым сотрясением воздуха. Клемент протягивает ювелиру руку:

— Ладно, дружище. Договорились. Восемь тысяч.

— Клемент, нет, — заклинаю я его.

— Даже не обсуждается, пупсик. Деньги нам нужнее, чем мне зажигалка.

— Но…

— Все, хватит. Ты же продала кольцо, так что будет только справедливо, если и я что-нибудь продам.

И снова мне не хватает духу сказать ему, что кольцо для меня ровным счетом ничего не значит. Оставлять его на память я уж точно не собиралась.

Джерард тянется через стол и отвечает на рукопожатие. Вопреки моим протестам, сделка заключена.

Из трех человек в комнате один сияет как медный чайник, второго переполняют чувство вины и благодарности, ну а третий… Третий — ничуть не изменившийся Клемент.

Теперь, когда со всеми делами покончено, я только и хочу, что вернуться домой и свернуться клубочком на диване. Реальность, увы, такова, что мне сначала предстоит оформить документы с Джерардом, а потом вернуться в магазин. Поскольку состояние на меня так и не свалилось, придется потом и кровью зарабатывать на жизнь.