Уроборос

Глава 45

Торопиться не было нужды. Но и задерживаться не стоило, иначе на подмогу горожанам и священнослужителям может выступить целая армия неравнодушных владетелей этих земель. После столь наглого вторжения в размеренную жизнь франкского города, вся округа уже стояла на ушах.

Для выхода из Кёльна пришлось снимать мачту, чтобы преодолеть мост. В дальнейшем на нашем пути это случалось не раз. В один из которых, разбушевавшиеся франки пытались осыпать драккары булыжниками, но залп из стрел, а затем и копий решил проблему хулиганов.

С попутным ветром весь путь до Кобленца занял не более, чем половину дня. Красавец монастырь стоял на живописном речном острове, клином разделяющим поток Рейна на основное русло и приток Мозель. Помимо храма в пешей доступности располагалась внушительная крепость, а поля за ней дробились мозаикой сельских угодий.

Стены, огораживающие базилику, в неприступности могли поспорить с крепостными. Взять нахрапом их будет непросто. Но когда нас пугали сложности? Хорошо хоть, что рва нет.

Солнечный диск только начал клониться к горизонту, когда экипаж четырех драккаров вольготно встал у высоких ворот монастыря. Крепость, что лежала на отдаленном холме, мы просто проигнорировали, как и ветхие халупы крестьян. Если за ее каменными укреплениями если и было богатство, то оно не шло ни в какое сравнение с монастырским, а про смердов и говорить нечего. Потому что сбережения простых людей рано или поздно попадали в церковь. И этот факт был крайне выгоден для сребролюбивых скандинавов.

На длительную осаду мы не рассчитывали, но небольшой военный лагерь под монастырскими стенами вырос сам собой в считанные минуты. Звуки колокола оповестили о вечерней молитве, вслед за ним послышался надрывный хор христиан:

— А furore Normannorum libera nos, Domine[57]! — звучало за стенами.

Но как говорится: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих!» Возможно поэтому уже на следующий день у зубчатого парапета появилась фигура в золотой рясе и визгливо начала что-то вещать. Однако пару слов из монолога парламентера было известно каждому уважающему себя норманну: золото и серебро!

Среди нас были и те, кто свободно общался на языке франков, в их числе состоял наш хевдинг, который тут же стал рьяно спорить с эмиссаром церкви о цене. Торги были долгими, под их завершение обессиленного представителя монастыря увели с парапета под руки. Но итогами переговоров Рауд был доволен, а у меня от них буквально отвисла челюсть…

Тысяча фунтов! Или по-другому — пол тонны серебра! И это только за то, чтобы мы убрались отсюда и не насаждали своим присутствием Кобленцу в ближайшие пару лет. Сундуки с богатством договорились спустить утром.

И вот он — торжественный момент! Медленно, но верно огромные сундуки, что сами по себе являлись сокровищем, опускались к земле. Оперативно к месту приземления подвезли две телеги, одна из которых была вытянута и накрыта плотной тканью. Четыре крупных нурмана слаженно перетащили сундуки в небольшую телегу, и под улюлюканье товарищей повезли ее к драккарам.

— Вы получили, что хотели! Убирайтесь! — перевел Вивиль крик настоятеля храма.

— А знаете… мы тут подумали. У вас так много серебра, что вам оказалось не сложно расстаться с малой его частью. Правду говорят ведь, что ваш Бог просит делиться? А наш требует забрать все! — насмешливо ответил Рауд.

— Но ты поклялся вашим главным языческим богом! — на священнослужителя было жалко смотреть.

— А ты разве не знал, что одно из имен Одина — Бог Лжи?! — расхохотался Луна и сдернул с длинной телеги тент.

Под ним оказался внушительный таран, который тут же подхватили десятки сильных рук и с грохотом опустили его на монастырские ворота. Монахи были настолько растеряны, что не сразу додумались обрушить шквал камней и стрел на клятвопреступников. Когда же их посетила эта мысль, таран был уже прикрыт щитами и сделал весомую вмятину на вратах.

Дерево жалобно скрипело и громкий треск ознаменовал, что проход открыт.

Нетерпеливые близнецы, синхронно взревев, одними из первых влетели во внутренний двор монастыря. Брызгая слюной, они устроили кровавую баню под гул церковного колокола. В этот раз его благовест сообщал о вторжении, призывая всех на помощь, но помощи не было. Гарнизон близлежащего замка навряд ли сунулся бы сюда даже с двойным перевесом в его пользу.

Колокол пробил в последний раз; звонарь, пронзенный копьем сверзился с высоты — в момент падения потянув за веревку-стремя.

Во дворе не осталось никого, кроме десятков истерзанных тел.

Перед продвижением дальше Рауд сказал мне охранять тыл, чтобы никто не пересек монастырские ворота, особенно люди Севера, потому что те непременно захотят скрыть добытое добро от остальных. А на глазах у свидетелей, это сделать проблематично.

После случая в Кельне, я был рад такой службе. Тот приступ ярости заставил надолго погрузиться в себя, пока я не нашел верные выводы. И сейчас, как и в будущем, я хотел бы избегать подобных расправ, тем более над безоружными. Да, у монахов были луки, но против плотного, укрытого щитами хирда, они абсолютно бесполезны.

Немного забывшись, я повел плечами. Даже на улице было различимо, как в недрах базилики рев Гери и Фреки резонирует в ее сводах. Слышался привычный для викингов иллитерат бойни. Но внезапно из общего гвалта я вычленил звуки коротких перебежек. Пять монахов в серых рясах крались от кельи к келье, и зайдя в одну из них так и пропали.

Оставив ненадолго пост, я решил посмотреть, куда спрятались беглецы. Внутри аскетичного затвора стояла кровать, небольшой сундук-стол и стул. И все. В ней даже окон не было.

Одно из двух, либо они телепортировались с помощью молитвы, либо в коморке лаз. К сожалению, молебен способствует трансгрессии лишь в теории, потому что под кроватью обнаружился узкий изнорок, в котором я чуть было не застрял. Пришлось даже снять с пояса меч и ползти с ним в руках. Нора вывела к небольшому проходу, а тот выходил к заросшей высокими кустами пойме реки, где два монаха судорожно пытались запрячь в телегу двойку лошадей. Еще восемь сидели в возу, пряча залитые слезами лица в рясах.

Несчастным конюхам наконец удалось унять дрожь в руках и закрепить запряжку, но тут они увидели меня и застыли. Лики ужаса отразились в их глазах, рты искривились в беззвучном стоне. Один монашек попытался сорвать с шеи небольшой серебряный крест, наверное, этим хотел купить себе жизнь, но сидящий рядом аббат ударил его по рукам и смиренно стал дожидаться своей участи.

Кони перебирали копытами на месте, но после шлепка плоской стороной меча по крупу, дернули повозку вперед. Обескураженные конюхи как истуканы смотрели на меч и не могли двинуться с места. Пришлось поместить его в ножны и показать рукой вслед отдаляющейся телеги. На второй раз до них дошло, и сверкая пятками, они ломанулись за ней.

Вздохнув, я полез обратно через лаз к своему посту. Аккуратно, приставляя ноги на свои же следы, чтобы в случае чего, меня не заподозрили. К счастью, никто за время моего отсутствия не покинул стен монастыря, и весь внутренний двор так и остался пустующим. Отряхнувшись у ворот, я присел на брошенный посреди таран и принялся править меч.

На душе было прекрасно! Даже не смотря на литры крови, впитанные землей вокруг, мертвые и умирающие тела, поруганные реликвии и святилища. Есть то, на что повлиять я не могу, а что мог, то сделал. Я не пытался замолить грехи, когда отпустил тех франков: религиозностью и в прошлой жизни не обладал, но спасенная жизнь, никогда не бывает одна. Спасая кого-то, спасаешь и себя. Так хоть немного получилось унять грызущего совесть червя. Конечно, можно поспорить с тем, а спас ли я монахов? Скорее просто проигнорировал, но так даже лучше, ведь я не убил их, не сообщил о них другим, даже по карманам шарить не стал.

Тем временем стали возвращаться довольные работники ножа и топора, с церковными реликвиями в руках. Вивиль, облаченный рясу главного настоятеля, (к слову, ему она была явно к лицу, в отличие от крикливого первовладельца) через весь двор прокричал мне:

— Парень! Все, можешь бежать в христово святилище, тебе и твоим братьям по доле с общей добычи! Мы близнецов в телегу положили! Спят!

— Добро! — на бегу ответил я.

Все налаживается. Главное делать добрые дела! Сделал, и на тебе подарок судьбы. И жить хорошо и жизнь хороша!

А дальше? А дальше осада одного из богатейших городов франкских земель — Трира!