Уроборос

Глава 61

Пир прошёл и оставил после себя головную боль и слабость в теле. Но кроме попойки мы определились с датой выхода, а именно через пять дней. К этому времени планируется успеть провести полный техосмотр нашего плавсредства, произвести набор желающих отличиться в Агдире, ну и, конечно, отдохнуть.

А какой отдых без целительного массажа?

Первый же осмотр у Сигрун показал неоднозначную ситуацию моего здоровья.

— Раздевайся, хёвдинг, — в своём доме вёльва скорее отдавала приказы, чем просила.

— Так хочешь поглядеть на тело молодого вождя? — смеясь я стянул обе рубашки и цепь с шеи. Оставшись только в штанах я шагнул к очагу. Даже летом в хижине вёльвы было холодно. Будто снежная королева, Сигрун тряхнула серебряной косой.

— Конечно, юный хёвдинг, этого момента я ждала с тех пор, как ты впервые поклялся мне в любви!

— Когда это я тебе в любви клялся?.. — только начал возмущаться я, как Сигрун прервала меня жестом и ледяными ладонями притронулась к плечу.

Словно играя на флейте, она ловко перебирала пальцами вдоль руки, останавливаясь на каждом шраме. Когда её острые ноготки коснулись моей татуировки она сказала:

— Жизнь твоя, сын ярла, была прервана… — зловеще прошептала она. С этой мистической аурой молодая ведьма была как никогда привлекательна. Хотя сколько ей нынче лет? Около сорока должно быть, и пусть волосы покрыли иней, вёльва всё равно выглядила не старше тридцати. Помнится девушки и в моё время любили краситься в платиновых блондинок.

— Как-то не чувствую себя трупом, — усмехнулся я.

— Сильное колдовство сотворил Стенульф, не ожидала от него… Он связал твою душу со змеем. И змей принял удар на себя… — чем больше говорила вёльва, тем сильнее её глаза заволакивало бледной дымкой. — Жизнь не оканчивается Мидгардом, душа и дальше продолжает свой бессмертный путь на ветвях Иггдрасиля, чтобы завершить его в огне Великой Битвы. Твоя же душа была на волосок от забвения…

— И как ты это поняла?

— Твой змей, что кусает себя за хвост. Он весь покрыт шрамами. Почти все раны на твоём теле принял на себя змей. Твои плечи, грудь, спина… его шея, брюхо и хвост. Чешуя вспучилась рубцами, но выдержала. Твоё сердце пробили, теперь его бьётся за двоих.

— Занятно…

— И будь это простое железо, оно бы отскочило от шкуры зверя, но тебя кололи не им…

— Дорогая вёльва, я уже не помню, кто и чем пытался меня зарубить. Да и разве это важно Ты мне лучше скажи, как мне подвижность в руке вернуть, чтобы было как раньше?

Сигрун водила рукой по змеиному телу, щупая розовые рубцы, пересечённые синими и зелёными росчерками чернил и что-то шептала. Видимо она даже не слышала моего вопроса. От студёного воздуха в доме всё тело покрылось мурашками.

— Ложись! — Сигрун властно подтолкнула меня к лавке.

— Штаны снимать? — попытался было пошутить я, но натолкнулся на выбеленные глаза ведьмы. Боги, она вообще в сознании?

А дальше началось типичное изгнание бесов из провинциальной пенсионерки. Окуривание дурнопахнущими травами, пение низким голосом и танцы с бубном. Бубна, правда, не было, но когда Сигрун достала нож мне стало не по себе. В тот момент, когда она начала тыкать финкой мне руку, я хотел начать возмущаться, но меня раскумарило так крепко, что смотрел на ведьмину акупунктуру будто со стороны.

Всё больше ранок покрывало мою тушку, отчего она стала похожа на белую землянику. Вот только кровь из них не вытекала. Ещё мне показалось, что татуировки от каменного мастера берсерков стали подсвечиваться. Не то что я не верю в народную медицину, но методы Сигрун как минимум кажутся странными. Однако кроме народных, здесь нет иных методов лечения. Альтернатив нет.

По итогу штаны она стянула с меня сама, но не для того, о чём многие могли бы подумать. Просто она решила истыкать ещё и ноги. Это продолжалось долго, но когда я подумал, что всё кончено, молодая ведьма достала ту самую мазь.

Даже сквозь дурман я чувствовал, как нещадно щиплют раны.

Мазь схватилась и стянула кожу. И всё бы было бы прекрасно, но Сигрун стала переворачивать меня на живот. Откуда только силы столько в её хрупком теле. И снова ножеукалывание…

Сколько я провалялся в домике вёльвы я не знаю, но когда проснулся, чувствовал себя выспавшимся и полным сил. Под кучей одеял было тепло и уютно, но спать уже не хотелось. Широкая лавка позволяла поместиться вдвоём на ней, но я лежал вплотную к стене и пространства на спальнике оставалось предостаточно. Хммм…

— Ты грела меня всю ночь? — Сигрун стояла спиной ко мне и что-то помешивала в котелке. Даже простая готовка в её исполнении была похожа на ритуальный обряд. Из рукавов зелёного платья летели приправы, соль, попадая на пламя костра окрашивала его в яркий жёлтый цвет. Когда она повернулась, её бледное лицо украсила хитрая ухмылка.

— Тебя только колдовством в постель можно загнать, сын ярла. А колдовать я умею, — она игриво скрестила руки на груди, натянув блестящие серебром черепаховые брошки на ремешках хангерка.

— Я чувствую себя прекрасно, спасибо тебе! — я поднялся и поклонился ей.

— Ты бы портки надел, прохладно у меня, хёвдинг. А то скажешь потом, что это всё от холода, хах!

Скрипнув челюстью, я в спешке стал искать исподнее. Несмотря на мой, отнюдь, не юношеский реальный возраст, ведьма умела задеть самолюбие любого мужчины. При свете дня флёр её хижины мало чем отличался от жилья любого другого человека.

— Отобедай со мной, Эгиль, сын Синдри.

— Чем нынче кормят в доме великой вёльвы?

— Варёными детьми, чем же ещё?

— Обожаю! — чувство юмора Сигрун было под стать её профессии. Первая ложка густого кулеша по правилам досталась мне. Немного волнительно, но, — Безумно вкусно!

— Годовасики… — вёльва развела руками, а я чуть не поперхнулся. Всё таки иногда она перебарщивает.

Сигрун тоже наложила себе миску наваристой мясной каши. Подцепив кулеш с края деревянной пиалы, она легонько подула на ложку. Изящная прядь выбилась из копны серебристых волос и она аккуратным движением спрятала её за ушко.

— Слушай, а вот вчера, все эти обряды твои… Это для чего было? — я посмотрел на покрытую розовыми чёрточками руку.

— Чтобы от глаз злопыхателя тебя скрыть. Тебя изжить кто-то хочет, вот и убирали сглаз его.

— А сила к руке моей вернётся?

— Откуда же мне знать. Это ваши мальчишеские занятия: топорами махать да "мышцами" меряться. Сам лучше меня знаешь, как силу увеличить. Я лечу не последствия, а причину убираю.

— Спасибо тебе, Сигрун! — пусть я и не совсем понял, зачем меня превратили в крокодила, но прекрасного самочувствия было достаточно для благодарности за её труды. Спохватившись, я достал из кошеля две массивные серебряные серьги с узорными прожилками в голубых камнях. — Франки назвали эти камни Пьер д'Эзур[69], я думаю, что они отлично тебе подойдут.

Конечно я не мог обойтись без подарков для всех дорогих мне людей. Хакону я привёз целый ящик бургундского вина, для Асвейг выкупил у Рауда две прекрасные броши на хангерок с самоцветами, а Сигрун привёз серёжки. Они нашлись у жены барона. К счастью та сама их сняла, а то зная нашего брата, осталась бы без мочек.

— Юный хёвдинг, если это свадебный дар, то я всегда готова выйти за тебя, ты же знаешь! — шутки-шутками, а глазки-то у ведьмочки зажглись огоньком от новых цацок. Кстати, золотой браслетик со змейками, который я подарил ей в прошлый раз и сегодня был на ней. Приятно.

— Это моя благодарность тебе, а не свадебный дар. Но чистая и незамутнённая!

— Эх, уже дважды ты разбиваешь мне сердце! — ничуть не расстроившись сказала она. — Что же, твои воины ждут тебя, их вождь уже слишком задерживается в доме скромной вёльвы. Но ты всегда найдёшь в нём уход и тёплую постель, — с лукавым смешком она забрала у меня пустую миску и подала пояс с мечом.

Работы по снекке уже подходили к концу. Один из шпангоутов треснул и его пришлось заменять, заодно и пересобрать обшивку борта. Зато теперь никто не имел и малейшего сомнения в плавучести нашего судна. Это подкреплялось и тем, что корабль отлично зарекомендовал себя в вике и сумел с гордостью выдержать все нападки стихии. Сейчас же его носовую фигуру окрасила свежая кровь жертвы, и Волк Ньёрда свирепо скалился, предвкушая скорую охоту. Под тент-палаткой плотно уложили провиант и пресную воду, доски благородно оттеняли солнечный свет матовой поверхность воска. Корабль ожидал только своих хозяев, готовый вот-вот сорваться с цепи.

Кроме самого Хакона, поучаствовать в рейде на Кьётви заявились еще несколько мужиков. Их истории также были полны неприязни и даже ненависти к агдирскому вождю, и теперь, когда появилась информация о местоположении Богатого, их месть стала возможной. Против крепких бондов я ничего против не имел, лишних рук на снекке точно не будет, тем более, что по прикидкам хирд Кьётви в два раз больше нашего.

Вся подготовка сделана. Осталось только попрощаться…

По-осеннему холодный ветер выбил из платка Асвейг её светлые пряди. Золотыми лентами они развевались за её спиной. Глаза матери были ясными, а взгляд твёрдым. Никаких слёз и смятения, только спокойствие и непоколебимая уверенность.

— Эгиль, пришло время доказать, что твой путь был не напрасным. Ты никогда не был ребёнком, но это не значит, что ты зрел. Только повзрослев ты получишь свободу. Пора.

— Пора, матушка. Я позабочусь о Хаконе и вернусь, отомстив за отца.

— Твой дед сам хозяин своей судьбы, и я думаю, он слишком горд, чтобы принять помощь… просто дай ему сделать то, чего он так желает, — Асвейг тяжело вздохнула. — Настоящими легендами можно стать только после смерти.

Горькая улыбка матери сковала её лицо. Асвейг старалась это скрыть, но я знал, как сильно она боролась сама с собой. Желание уберечь престарелого отца и любовь к нему шли вразрез с бесконечном уважением к его выбору и чести. Сокрытое, гнетущее будущее единственного ребёнка, который ходит на волосок от смерти, необдуманные выходки Хакона, и потеря любимого мужа. Как много пришлось пройти ей, чтобы произнести эти слова? Как много пришлось вынести ей на своих хрупких плечах, чтобы иметь силы улыбнуться? Порой мальчишки боготворят своих отцов, наслаждаясь их ярким, обжигающим светом, но на фоне ослепительных лучей не замечают кроткого материнского тепла. Асвейг всегда была и останется той тлеющей лучиной, которая в любой момент сможет развеять тьму в сердце и обогреть его даже в самый лютый холод.

Чем дальше мы отплывали от Тёнсберга, тем холоднее становился ветер. Каждый час погода всё приближала нас к скорой осени. Свирепые порывы били по парусу с разных сторон, скоро сменяя направления. В какой-то момент резкий шквал раздул полотнище паруса в обратную сторону, гулко ударив по мачте. Дальнейший путь пришлось идти на вёслах.

Вместе с ветром поднялись и волны. Я не рискнул вести корабль вблизи береговой линии, но даже далеко от неё стоило остерегаться коварного и переменчивого дна. Порой сильные волны скрывали за своей чернотой острые копья скал. Одна такая едва ли не пропорола корпус, хотя от берега было не меньше двух полётов стрелы.