Утопия на марше. История Коминтерна в лицах

Жюль Эмбер-Дро

23 июня — 12 июля 1921

[РГАСПИ. Ф 490. Оп. 2. Д. 321. Л. 1]

Вслед за Цеткин слово взял Сталин, и это имело символическое значение. Речь шла не просто о политических антиподах, а о столкновении противоположных человеческих качеств. Он в очередной раз сосредоточил внимание на обостряющемся и углубляющемся кризисе мирового капитализма, ведя скрытую полемику с политэкономическими оценками Бухарина. За откровенно грубыми формулировками по отношению к «правым и примиренцам» в КПГ просматривалась плохо скрытая боязнь того, что развитие событий в ВКП(б) может пойти по германскому сценарию, завершившемуся снятием Тельмана с поста председателя КПГ. Генсек недвусмысленно дал понятьбудущим «правым» в собственной партии, какая судьба ждет их в случае неподчинения линии большинства. «Речь идет о том, — говорил он, — что терпеть дальше такие „порядки“, когда правые отравляют атмосферу социал-демократическим идейным хламом и ломают систематически элементарные основы партийной дисциплины, а примиренцы льют воду на мельницу правых, — это значит идти против Коминтерна и нарушать элементарные требования ленинизма»[1561].

Главный удар был нанесен по Эмбер-Дро. После того как тот вновь подчеркнул, что представленные проекты только разожгут фракционную борьбу во всем Интернационале, Сталин собственноручно написал резолюцию, которая в полной мере характеризовала использовавшиеся им методы дискредитации своих оппонентов. «Это [заявление Эмбер-Дро. — А. В.] есть трусливо-оппортунистическая декларация зарвавшегося журналиста, готового оболгать Коминтерн ради адвокатской защиты правых. Не лишне будет вспомнить, что господин Троцкий свой отход от ленинизма начал с таких именно деклараций против Коминтерна»[1562].

Ярость Сталина объяснялась достаточно просто: швейцарец в своем выступлении дал понять, что принимаемыми документами руководство КПГ поощряется за дискредитацию Бухарина на Шестом конгрессе. А генсек очень не любил, когда кто-то проникал в тайны его аппаратной механики. Решения Президиума ИККИ от 19 декабря, принятые против голосов Эмбер-Дро, Таски и Цеткин, более походили на обвинительный акт, чем на политический документ. Поддерживая исключение «правых» из КПГ, Президиум одновременно заявлял, что и «примиренчеству нет места в германской компартии». Позже Сталин не без довольства писал своему соратнику об одержанной победе на заседании Президиума ИККИ: «Мне и Молотову пришлось там выступать довольно круто и распять на кресте Эмбер-Дро, как представителя „трусливого оппортунизма“ (примиренчество есть трусливый оппортунизм). Мы решили стенограмму речей раздать центральным комитетам всех крупных секций»[1563]. Несомненно, что по этому лекалу в них самих должны были пройти аналогичные процедуры распятия политических грешников.

При этом крайне важным для генсека оставался завет ленинской эпохи о том, что безусловное доминирование в Коминтерне партии большевиков должно быть скрыто за железным занавесом внешнего демократизма и равноправия партий. Сталин заканчивал свое письмо Мануильскому, рисуя положение дел, которое никак не соотносилось с произошедшими событиями: «…мы хотели, чтобы сам ЦК КПГ по своей инициативе предпринял что-нибудь серьезное по линии борьбы с фракцией правых и группой примиренцев. Позицию, когда ИККИ одобряет известные шаги ЦК КПГ, я считаю более целесообразной и для компартии Германии, и для ИККИ, чем позицию, когда ИККИ приходится понукать ЦК КПГ к тем или иным шагам»[1564]. Излишне говорить о том, что и сам Исполком являлся простой проекцией большевистского руководства. Этот механизм, сформированный изначально и утвердившийся в 1920-е годы, будет сопровождать и Коминтерн, и наследовавшее ему послевоенное коммунистическое движение вплоть до завершения их жизненного пути.