Зловещий миттельшпиль

Глава двенадцатая. Гнев небес

/25 апреля 2022 года, г. Санкт-Петербург, ул. Карташихина/

Сползаю с лавки и забираюсь под неё. От осколков не защитит, но при бомбардировке лучше лежать, чем сидеть.

Но текли минуты, а новых взрывов не раздавалось. Выползаю из-под лавки и недоуменно поднимаю взгляд к небу. Остальные члены коммуны тоже поднимались на ноги, тоже удивлённо смотрят в небо и друг на друга.

Рокот реактивного двигателя удалялся, но его быстро заменил грохот вертолётных лопастей, а потом, где-то в четырёх-пяти километрах к западу, раздались многочисленные взрывы.

— Опять эти скоты! Сколько можно уже?! — выкрикнул неизвестный мне мужчина, всё ещё лежащий на плацу.

— Что происходит?! — спросил старлей, распластавшийся по плацу.

Если бы я, сука знал...

— Это реактивный самолёт! — крикнул неизвестный мне мужчина старлею.

Голос знакомый, но не помню, где слышал.

— ЧЕГО?! — искренне недоумевал красноармейский командир.

— А, долго объяснять! — воскликнул мужик. — Ты не думай об этом, старший лейтенант! Ничего с этим не поделаем! Уводи бойцов!

— Без тебя знаю! — ответил ему старлей. — Встать! В колонну по трое, стано-вись! Напра-во! Бегом — марш!

Видимо, для того мужика такое не впервые, поэтому решаю с ним побеседовать.

Мужик уже сел на асфальт и закурил.

— Здоров, — протянул я ему руку. — Дмитрий.

— Здоров, — ответил на рукопожатие мужик. — Андреем меня зови. Ты же внук Агаты Петровны, так?

Возрастом он где-то ближе к пятидесяти, в черноволосой короткой стрижке есть седина, под карими глазами мешки от недосыпа. Видимо, вкалывает наравне со всеми, но здоровье уже не то. Ну или бухает.

Ещё как-то сразу стало понятно, что он человек бывалый. Может, воевал где-то?

— Так и есть, — кивнул я и присел рядом. — Что это было?

— Уже второй раз такое, кха-х! — кашлянул Андрей. — Аномалии всё, чтоб им пропасть... Ты что, не был в городе позавчера?

— Можно сказать, что не был, — ответил я и достал пачку сигарет.

— Тогда херакнуло объёмной бомбой где-то в районе Пулково, — поделился Андрей. — Сначала я подумал, что это что-то тактическое ядерное, но потом всё понял. ОДБ[13] это был, я такие видел уже как-то раз.

— А самолёт чей? — спросил я.

— Что-то, знаешь, как-то не до различения опознавательных знаков было! — огрызнулся Андрей и сделал нервную затяжку.

— Это могут быть европейцы с ответкой за наши ракеты? — поинтересовался я.

— Вряд ли, — покачал головой явный бывший военный. — Если бы вообще могли, пришли бы гораздо раньше. Не-е-ет, это аномалия. Я заметил, что в параллельных мирах очень активно воюют...

— Не без этого, — согласно кивнул я.

— Слышал я, что ты военным помогал, — неопределённым взглядом посмотрел на меня Андрей.

— Было дело, — не стал я отрицать.

Воевали недолго, но очень и очень интенсивно. У меня даже медаль «За боевые отличия» до сих пор на кителе висит. Заслужил и горжусь...

— Я тоже в ополчении был, — сообщил он мне. — О тебе только и разговоров было в пехоте. Как ты тигра на кортик взял...

— На шпагу, — поправил я его.

— Да какая разница? Против тигра что шпага, что кортик — всё одно шансов мало, — махнул сигаретой Андрей. — Ещё болтали, что ты артиллерист знатнейший, много кого спас из ребят, танкистов вытащил из блока — хороший ты солдат. «Карамба-4» же, да?

— Он самый, — улыбнулся я.

— Мы с тобой уже общались, «Мамалыга-8» был наш позывной, — произнёс Андрей, а затем встал и протянул руку. — Мец Андрей Викторович.

— Верещагин Дмитрий Ибрагимович, — ответил я на рукопожатие. — Рад знакомству.

— Нам бы артиллерист тут не помешал... — с сожалением произнёс Андрей. — Ты бы уладил свои междоусобные проблемы со своей бабкой. Тут люди, понимаешь? Сейчас каждый важен — положняк не скажу, чтобы прямо хороший. Хорошо, красноармейцев нашли и сумели с ними договориться, а если немцы в город пойдут?

— Да сожрали их всех, наверное, — махнул я рукой. — В пригородах, скорее всего, гораздо хуже, чем здесь.

— Всё равно, не немцы, так суперы нагрянут, — покачал головой Мец. — Каждый важен, а ты вообще боец непростой, даже в самом начале показал себя так, что плотно вошёл в солдатские байки. Наверное, на Готланде сидят сейчас и сочиняют о тебе всякие небылицы.

— Я подумаю, — не стал я давать однозначного ответа.

Если скажешь — потом придётся отвечать за свои слова. Я привык отвечать, так дед и отец делали, так я делаю. Лучше не дать обещание и, возможно, слегка подпортить отношения сейчас, чем дать обещание и сильно испортить отношения потом, когда его не выполнишь. Возможно, сейчас это слишком старомодно, но меня так воспитывали и отказываться от своего воспитания я не собираюсь.

— Хорошо подумай, — улыбнулся Андрей. — Человечество само не вывезет, его надо спасать.

— А ты здесь кем сейчас? — спросил я.

— Мотористом и менеджером по всем техническим вопросам, — ответил он. — Машины потрошу, создаю запас запчастей и крепко думаю о том, какую базу выбрать под будущий бронегрузовик. Обещают скоро захватить территорией серьёзное СТО неподалёку, вот там я развернусь на полную мощность.

— Так вот куда все машины делись с улиц... — догадался я. — Стаскиваете сюда, чтобы не спёрли?

— А то! — усмехнулся Андрей. — Ладно, пора мне, а ты подумай. С бабушкой у тебя могут быть какие угодно взаимоотношения, но здесь не только она. Женщины, дети, старики — без решительных и вооружённых мужчин они не выживут.

— Сказал же, подумаю, — ответил я. — Ладно, бывай.

Что же делать теперь? А ждать. Сажусь на лавочку и закуриваю очередную сигарету.

Просто посидеть на лавочке и поразмышлять мне не дали, потому что вечером появилась Ария, сообщившая, что данные о запасах отеля подтвердились, мои пять процентов оспаривать не стали, а ещё бабуля передала мне через Арию, что театралы смогут собраться только завтра. Причин для задержки их сбора я не видел, поэтому посчитал, что это её хреновый характер дал о себе знать.

Остаток вечера провёл в компании Арии, пригласившей меня на ужин. Посидели, поели спагетти с тушёнкой и томатным соусом, поболтали, я многое узнал о Рожаве, о жизни в Сирии, рассказал немного о себе, а потом завалился спать на диван в гостиной.

/29 апреля 2022 года, г. Санкт-Петербург, ул. Карташихина/

— Союзных ратей вождь, Агамемнон... — обратился я к Михаилу Михайловичу Бродову, игравшему в первой нашей постановке Эдипа.

Теперь он страж Агамемнона, которому не выделено никаких реплик, но самый профессиональный из доступных мне актёр старательно делал вид, что он грозный страж легендарного военачальника. Лицо сурово, смотрит подозрительно, твёрдо держит копьё, будто готовясь в любой момент пустить его в ход. Круглый щит из крашеной фанеры в его руках выглядит так, словно действительно весит свои десять килограмм. Видно, что Бродов не терял времени зря и решил всерьёз заняться своим почти позабытым юношеским увлечением.

— Скажи царю, слуга, что сын Пелея, — продолжал я, — с ним хочет говорить... Я буду ждать.

Михаил Михайлович, ни слова ни промолвив, по-солдатски чётко развернулся кругом и строевым шагом убыл за кулисы. Я же посмотрел на имитацию сияющей луны, на звёздное небо, нарисованное на стене, вздохнул, а затем, будто бы невзначай, развернулся к зрителям.

Да, на брегах Еврипа нас немало, — заговорил я, — народу ждет... И ждать не всем легко: одни из нас, разбивших здесь палатки, холостяки — за ними дом пустой... А каково женатым и семейным?.. Уж подлинно не без богов тогда безумный пыл объял сердца ахейцев. Царю сказать пришел я про своих: Таков мой долг. Пускай потом другие с меня пример берут, коли хотят...

Делаю паузу и одновременно отслеживаю реакцию зала.

Театр у нас любят, конечно же. Смотрят внимательно, несмотря на то, что мы уже час тут им даём античную трагедию. «Ифигения в Авлиде» — вполне понятная постановка, найденная мною в сети. Она была немножко адаптирована под современные правила постановок, но сюжетную часть, насколько я знаю, никто не трогал.

— Из дома отчего и из Фарсала, родимого к чуть плещущей волне, — продолжил я, — Еврипа я привел свои дружины! И их мне на узде теперь держать приходится. Что день, то все грознее ко мне мои солдаты пристают: «Скажи, Ахилл, чего ж мы ждем в Авлиде? Придется ли отплыть нам в Илион? За дело, царь! А если нет работы, назад, домой, веди! Мы не хотим на дремлющих Атридов любоваться!»

Моя работа была даже не четвертью, но всё равно пришлось попотеть. Повезло, что уже была готовая труппа, со всей серьёзностью подошедшая к зубрению текстов и подготовке к роли. Ещё больше повезло, что на сцене оборудовали колпаки суфлёров и хиленьким подсказывали текст. Когда театр только начинается, с новыми актёрами, без суфлёров никуда...

Сюжет трагедии охватывает эпизод Троянской войны, когда Агамемнон случайно пристреливает лань, посвящённую Артемиде. Богиня гневается и насылает на флот данайцев безветрие, что грозит срывом спецоперации по осаде Трои. Прорицатель погружается в транс, беседует с духами, после чего делает объявление о том, что богиню можно умилостивить лишь жертвой дочери Агамемнона, Ифигении. Вокруг этого жертвоприношения всё в сюжете и крутится. Агамемнон вызывает Ифигению с материю, якобы для бракосочетания с Ахиллом, сам Ахилл в душе не подозревает, что был использован такой предлог и думает, что Ифигению позвали, чтобы прикончить на жертвенном алтаре. Но всё это вдруг становится личным для Ахилла, он хочет защитить Ифигению. Конфликт! А потом Ифигения решает, что так можно совсем сорвать спецоперацию по осаде Трои, поэтому добровольно идёт на алтарь. Начинает дуть попутный ветер и хэппиэнд.

Только вот оказывается, что Артемида, в последний момент, подменила Ифигению на лань, отправив первую в Тавриду, служить в храме, но это совсем другая история. Продолжение истории приключений Ифигении можно узнать в сиквеле «Ифигения в Тавриде». Так себе название, согласен, но лучше, чем «Ифигения 2» или вроде того...

— Каков же результат? — вопросил я, уйдя за кулисы, поближе к зеркалу. — Видны ли измененья?

— Вообще-то... — заговорил Антон Борисович Пронин, игравший в первой постановке Корифея, а во второй Лепида. — Вообще-то, да.

Разворачиваюсь к ростовому зеркалу.

Наша самодеятельность пользовалась уникальными возможностями, дарованными Эрмитажем: реквизит был самым настоящим, потому что отряды собирателей из коммуны неоднократно наведывались в оружейные залы и тащили вообще всё, что походило на оружие и броню. Нехорошо, на самом деле, использовать ценные экспонаты в качестве боевых оружия и экипировки, но что поделать?

Потому, на мне был коринфский шлем, кираса являла собой гиппоторакс, как поножи выступали аутентичные древнегреческие кномиды, на предплечьях бронзовые наручи, а в руках моих были копьё с бронзовым наконечником и круглый щит из дерева и бронзы.

И всё это, прямо у меня на глазах, начало медленно видоизменяться. Пропадала оксидная плёнка, утраченные детали воссоздавались из ниоткуда, а сами доспехи и оружие менялись, становясь какими-то... архаичными? Щит стал «оквадрачиваться», до тех пор, пока не превратился в бронзовый прямоугольник, чуть шире моих плеч и мне по шею. Копьё стало толще, а наконечник преобразовался в листовидное шило с ребром жёсткости. Доспехи разделились и плавно «перетекли» в какую-то непонятную хрень из шести больших сегментов.