Зловещий миттельшпиль

— Неа, — ответил я.

— Я, всё же, расскажу, — не смутился Сатана. — Лудомания — это совокупность всех смертных грехов. В первую очередь, конечно же, Гордыня. Далее это Тщеславие, затем Сребролюбие, после него Похоть, следом Уныние, далее Гнев, а потом и Чревоугодие. Редкий порок способен собрать в себе столько же классических смертных грехов.

— Сколь информативно, столь же и бесполезно, — вздохнул я и закурил сигарету.

— Тебе уже говорили, что эти палочки тебя сгубят? — поинтересовался Сатана. — И почему ты смотришь на меня с такой кислой миной?

— Ага, — сделал я затяжку. — Честно? Я ожидал от тебя большего.

— Наверное, ожидал увидеть перед собой Аль-Пачино в костюмчике бизнес-акулы? — с добродушной улыбкой спросил Сатана, после чего щёлкнул пальцами.

Неуловимо для глаз, в одно мгновение ока, из педофила, презентующего очередную модель смартфона, он превратился в Аль-Пачино, одетого в тот самый чёрный деловой костюм, в котором этот актёр был в «Адвокате дьявола».

— Ты ведь мечтал... — лукаво заулыбался Сатана. — Нет, неверно. До сих пор мечтаешь сыграть по-настоящему прорывную роль в Голливуде. Чтобы гонорары исчислялись миллионами, но не рублей, а долларов. Чтобы крутые тачки, целый автопарк, чтобы трёхэтажный особняк в Беверли-Хиллз, с балкона которого ты мог помахать рукой Миле Кунис или вживую увидеть, как мимо тебя дефилирует задница Ким Кардашьян... Тщеславие — не так вкусно, как гордыня, но тоже неплохо.

А кто из нашей тусовки, сука, не мечтал? Козловский, что ли? Или Петров? Насчёт второго не уверен, а вот первый сам мне в курилке его квартиры ныл, что его обломали со второстепенной ролью у Скорсезе. Пусть стереотипного бандита из пресловутой русской мафии, пусть убьют через четыре минуты экранного времени, но ГОЛЛИВУД ЖЕЖ! И обломали, эх! В тот момент, когда я слушал Данилу, во мне боролись обида за неудачу, всё-таки, человек из нашей тусовки, и зависть, что он проскользнул дальше всех. Тупой был, считал, что нет ничего важнее. Есть.

— Удивил, конечно, поразил, ох, ах, — притворно удивился я.

— Если бы я не знал, что ты актёр, ха-ха! — пригрозил мне пальцем Сатана. — Но, достаточно любезностей. Баал-Хамон!

— Это не может быть правдой, — процедил Аид.

Из паланкина на мамонте вышел высокий демон, в отличие от всех остальных, имеющий густую курчавую шевелюру и столь же курчавую бороду. Черты лица его были мне смутно знакомы... Да это же один в один как Зевс со статуи!

— Жить захочешь и не так раскорячишься, да? — гадливо усмехнулся Сатана. — Теперь он на меня работает, Аид.

— Почему ты всегда такой мудак? — спросил его бог мёртвых.

— Не мы такие, вечность такая, — развёл руками Сатана. — Баальчик, призови сюда лучшего своего воина. Из гвардейской центурии шестьдесят шестого легиона, будь добр.

Баал, который когда-то был Зевсом, покорно склонил голову, после чего произвёл серию жестов, открывших горизонтальный портал. На гранит зала суда выползло четырёхрукое серокожее создание, оснащённое четырьмя рогами, два из которых, «традиционно», изо лба, а два, «смело и авангардно», из нижней челюсти. Мускулов у этой твари столько, что можно довести до несварения желудков целый взвод каннибалов. Росту где-то метра три, выбирается из портала быстро и нетерпеливо. По массе что-то сказать трудно, но не лёгкий, это точно. Налитые кровью чёрные глаза, как у поросёнка, мечутся по мне, тщательно фиксируя интересные факты о моём оружии, экипировке, физических кондициях и так далее.

— Ну что, идолище чебуречное? — спросил я. — Выходи биться.