Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

7. Тотальная война

При старом порядке монархи страстно стремились к расширению своих владений. Они пользовались любой возможностью развязать победоносную войну и что-нибудь захватить. Они создавали армии, сравнительно небольшие. Армии участвовали в битвах. Граждане питали отвращение к войнам, от которых терпели всяческий ущерб, в том числе в виде налогов. Но результат кампаний их не интересовал. Им было более или менее безразлично, будет ли ими править Габсбург или Бурбон. В те дни Вольтер провозгласил: «Народы отнюдь не вмешиваются в войну, которую ведут их владыки»[52].

Современная война не похожа на те, в которых участвовали королевские войска. Это война народов, тотальная война. Это война государств, которые не позволяют своим подданным остаться в стороне; все население рассматривается как элемент вооруженных сил. Кто не может воевать, должен работать, участвовать в снабжении и вооружении армии. Армия и народ едины. Граждане неистово отдаются войне. Потому что войну ведет их государство, их Бог.

Сегодня агрессивные войны популярны у тех народов, которые убеждены, что только победа и завоевание способны улучшить их материальное положение. В то же время, граждане страны, подвергшейся нападению, очень хорошо понимают, что должны воевать ради собственного выживания. Поэтому каждый человек в обоих воюющих лагерях горячо заинтересован в исходе сражений.

В 1871 г. присоединение Эльзаса и Лотарингии к Германии никак не отразилось на доходах или богатстве среднего немца. Обитатели аннексированных территорий сохранили свою собственность. Они стали гражданами рейха и выбирали депутатов в рейхстаг. Немецкое казначейство собирало налоги на вновь приобретенных территориях. Но, с другой стороны, ему приходилось оплачивать управление этими землями. Так было в эпоху laissez faire.

Старые либералы были правы, когда говорили, что ни один гражданин либеральной и демократической страны ничего не выигрывает от победоносной войны. Но в наше время, время миграционных и торговых барьеров, все по-другому. Политика иностранных правительств, отказывающих его стране в доступе к местам, в которых условия производства лучше, чем в его родной стране, причиняет вред каждому крестьянину, рабочему и служащему. Каждый труженик терпит ущерб, когда иностранцы устанавливают ввозные пошлины, затрудняющие сбыт его продукции. Если победоносная война разрушит торговые и миграционные барьеры, то материальное благополучие масс вырастет. Эмиграция части рабочих может облегчить давление на внутренний рынок труда. В новых странах эмигранты зарабатывают больше, а сокращение численности рабочей силы на внутреннем рынке обеспечивает повышение заработков и здесь. Устранение импортных пошлин увеличивает экспорт, а значит, и спрос на рабочие руки на внутреннем рынке труда. Фермеры бросают самые неплодородные земли и переезжают в страны, где хорошая земля еще свободна. Средняя производительность труда растет по всему миру, потому что сокращается производство при наименее благоприятных условиях в странах, откуда идет эмиграция, и увеличивается производство в странах с более благоприятными физическими условиями.

Но, с другой стороны, наносится ущерб интересам рабочих и фермеров относительно малонаселенных стран. Для них тенденция к выравниванию заработной платы и доходов фермеров (в расчете на одного работника, обрабатывающего единицу земли), порождаемая условиями свободной миграции труда, ведет в ближайшем будущем к падению дохода, не важно, насколько благотворны будут более отдаленные последствия свободы миграции.

Бессмысленно отрицать, что в сравнительно малонаселенных странах, прежде всего в Австралии и в Америке, существует безработица и что иммиграция даст только рост безработицы, а не улучшение материального положения иммигрантов. Безработица как массовое явление всегда есть результат установления минимума заработной платы на более высоком уровне, чем установил бы свободный рынок труда сам по себе. Если бы профсоюзы не добивались так настойчиво увеличения ставок заработной платы выше уровня, который установился бы на свободном рынке, многие рабочие не страдали бы от длительной безработицы. Проблема не в том, что профсоюзы разных стран добиваются разных минимумов заработной платы, а в соотношении этого минимума с потенциальным решением самого рынка. Если бы профсоюзы не манипулировали ставками заработной платы, Австралия и Америка могли бы принять многие миллионы рабочих из других стран, и тогда произошло бы выравнивание заработной платы. В Австралии, Новой Зеландии и Северной Америке рыночные ставки заработной платы в промышленности и в сельском хозяйстве во много раз выше, чем в континентальной Европе. Причина этого в том, что в Европе до сих пор эксплуатируются бедные рудные месторождения, тогда как в заморских странах намного более богатые остаются неиспользуемыми. Европейские фермеры обрабатывают каменистые и малоплодородные почвы в Альпах, в Карпатах, на Апеннинах и в горных районах Балкан, они возделывают песчаные почвы Северо-Восточной Германии, тогда как миллионы акров несравнимо более плодородных почв остаются невозделанными в Америке и в Австралии. Всем этим людям не дают переехать в края, где их труд стал бы намного продуктивнее и где они могли бы оказывать более ценные услуги потребителям.

Теперь должно быть понятно, почему этатизм неизбежно ведет к войне везде, где неимущие верят в возможность победы. В нашу эпоху торжества этатизма положение дел таково, что немцы, итальянцы и японцы могли ожидать выгод от победоносной войны. Японию втянула в безжалостную войну не каста воинов, а соображения политики заработной платы, не отличающейся от политики профсоюзов. Австралийские профсоюзы изо всех сил пытаются закрыть свои порты для иммигрантов, чтобы поднять ставки заработной платы Австралии. Японские рабочие хотят открыть австралийские порты, чтобы поднять заработную плату рабочих своей расы.

В эпоху этатизма пацифизм обречен. В стародавние времена королевского абсолютизма филантропы обращались к королям со следующими призывами: «Пожалейте страждущее человечество; будьте щедры и милостивы! Победа и завоевание могут быть выгодны для Вас. Но подумайте о горе вдов и сирот, об отчаянии изувеченных, искалеченных и изуродованных, о нищете тех, чьи дома были разрушены! Вспомните заповедь: не убий! Откажитесь от славы и величия! Храните мир!» Они обращались к глухим. Потом пришел либерализм. Либералы не произносили речей с осуждением войны, а стремились создать такие условия, в которых война стала бы непривлекательна; они хотели уничтожить войны, устранив порождающие их причины. Либералы не достигли успеха, потому что на смену либерализма пришел этатизм. Когда современные пацифисты говорят людям, что война не улучшит их материальное положение, они заблуждаются. Агрессивные нации продолжают верить, что победоносная война может улучшить жизнь их граждан.

Эти рассуждения не означают, что следует открыть Америку и британские доминионы для немецких, итальянских и японских иммигрантов. В существующих условиях открыть порты для нацистов, фашистов и японцев было бы самоубийством для Америки и Австралии. С таким же успехом они могли бы просто капитулировать перед фюрером и микадо. Сегодня иммигранты из тоталитарных стран являются авангардом их армий, пятой колонной, вторжение которой сделает бесполезными все оборонительные усилия. Америка и Австралия могут сохранить свою свободу, цивилизацию и экономический порядок, только жестко перекрыв доступ на свою территорию подданным диктаторов. Но все это результат этатизма. В либеральном прошлом иммигранты приходили не как передовой отряд вторжения, но как лояльные граждане своей новой страны.

Однако было бы серьезным упущением не отметить тот факт, что многие современники выступают за иммиграционные барьеры даже вне всякой связи с проблемой ставок заработной платы и доходов фермеров. Они хотят сохранить существующее географическое разделение различных рас. Они рассуждают так: западная цивилизация – это достижение людей белой расы, заселивших Центральную и Западную Европу, и их потомков в заморских странах. Она обречена, если в эти страны, населенные западными народами, нахлынут выходцы из стран Азии и Африки. Такое вторжение принесет вред как западным людям, так и азиатам и африканцам. Изоляция разных рас благотворна для всего человечества, потому что она предотвратит распад западной цивилизации. Если азиаты и африканцы останутся там, где жили многие тысячи лет, они получат помощь ради дальнейшего прогресса цивилизации белых. У них всегда будет перед глазами образец для подражания и адаптации к собственным условиям. Возможно, в далеком будущем им также удастся внести вклад в дальнейшее развитие культуры. Возможно, к тому времени окажется возможным устранение барьеров и отказ от сегрегации. Но в наши дни, говорят они, такие планы не могут даже обсуждаться.

Не следует закрывать глаза на то, что эти взгляды разделяет значительное большинство людей. Бессмысленно отрицать, что проекты отказа от географической сегрегации различных рас вызывают отторжение. Противниками массовой иммиграции цветных являются даже те, кто отдает должное достоинствам и культурным достижениям цветных народов и решительно возражает против любой дискриминации в отношении тех представителей этих рас, кто уже живет среди белых. Редко встретишь белого, не вздрагивающего от мысли о миллионах желтых и черных, живущих в их собственных странах.

Задача разработки системы, обеспечивающей гармоническое сосуществование, мирное экономическое и социальное сотрудничество между разными расами, будет решаться будущими поколениями. Но человечеству не справиться с решением этой проблемы, если оно полностью не откажется от этатизма. Не будем забывать, что действительную угрозу нашей цивилизации представляет не конфликт между белыми и цветными народами, а конфликты между различными народами Европы, в том числе и народами европейского происхождения. Некоторые авторы пророчили решающую схватку между белой и цветными расами. Однако реальностью нашего времени является война между группами белых народов, а также между японцами и китайцами, принадлежащими к монголоидной расе. Эти войны есть порождение этатизма.