Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

1. Веймарская конституция

Главным аргументом в пользу милитаризма Гогенцоллернов была его мнимая эффективность. Демократия, говорили националистически настроенные профессора, может быть и годится для малых стран, независимость которых гарантируется соперничеством великих держав, или таким странам, как Англия и США, которые защищены своим географическим положением, но в случае Германии все иначе. Германию окружают враждебные ей народы; она одинока в мире; ее границы не защищены естественными барьерами; ее безопасность хранит только армия, это уникальное творение дома Гогенцоллернов. Было бы глупо передать этот непобедимый инструмент в распоряжение парламента, в котором главенствуют болтливые и некомпетентные штатские.

Но Первая мировая война завершилась сокрушительным поражением, разрушившим традиционный престиж королевской семьи, юнкеров, офицеров и чиновников. Парламентская система Запада доказала свое военное превосходство. Война, которую президент Вильсон воспринимал как борьбу за демократию во всем мире, оказалась для последней настоящим огненным крещением. Немцам пришлось пересматривать свои политические убеждения. Они повернулись к демократии. Термин «демократия», о котором не вспоминали целых полстолетия, в последние недели войны вновь стал популярным. Для немцев демократия означала возврат к гражданским свободам, к правам человека, о которых забыли на время войны, и прежде всего она означала парламентское правление вместо монархического полудеспотизма. Каждый немец знал, что все эти пункты содержатся в официальной программе социал-демократов, самой многочисленной из парламентских партий. Люди ожидали, что теперь социал-демократы займутся реализацией демократических принципов своей программы, и приготовились поддержать усилия этой партии в деле политического переустройства Германии.

Но из марксистских рядов прозвучал ответ, которого не мог предвидеть никто за пределами небольшой группы профессиональных марксистов. Мы, классово-сознательные пролетарии, заявили марксисты, не имеем ничего общего с вашими буржуазными идеями свободы, парламентаризма и демократии. Нам нужна не демократия, а диктатура пролетариата, т. е. наша диктатура. Вам, буржуазным паразитам, мы не собираемся давать никаких прав человека, никаких всеобщих выборов и парламентского представительства. Отныне править будут только марксисты и пролетарии. Если вы неверно понимали наше представление о демократии, это ваша проблема. При более внимательном изучении трудов Маркса вы бы знали, чего ожидать.

На второй день революции социал-демократы в Берлине назначили новое правительство рейха, совет народных депутатов. Это правительство представляло собой орган диктатуры социал-демократов. Оно было сформировано из делегатов только этой партии, и вводить в правительство представителей других партий никто не собирался[115].

К концу войны социал-демократическая партия раскололась на три группы: социалисты большинства, независимые социалисты и коммунисты. Половина членов правительства принадлежала к социалистам большинства, другая половина – к независимым социалистам. Самые радикальные члены всех трех групп не участвовали в создании правительства. Они с отвращением отвергли идею сотрудничества с умеренными социалистами большинства, которых они заклеймили как социал-предателей. Эти радикалы, спартаковцы, или коммунистическая партия, немедленно потребовали истребления буржуазии.

Вкратце их программа заключалась в следующем: вся власть должна находиться в руках советов рабочих и солдатских депутатов. Они решительно отклонили все планы предоставления политических прав тем, кто не состоял в их партии, и фанатично отвергли парламентскую систему. Они хотели преобразовать Германию по советскому образцу и на русский манер «ликвидировать» буржуазию. Они были уверены, что весь мир стоит на пороге великой пролетарской революции, которая сметет с лица земли капитализм и навеки утвердит нерушимый коммунистический рай, и горели желанием внести свой вклад в это славное дело. Независимые социалисты сочувствовали взглядам коммунистов, но были не столь откровенны. Именно эта скрытность ставила их в зависимость от коммунистов, радикальные формулировки которых точно выражали суть дела. У социалистов большинства не было ни собственного мнения, ни отчетливого представления о желательной политике. Они колебались в нерешительности не потому, что усомнились в социалистических идеалах, а просто потому, что поняли: значительная часть немецких рабочих-социалистов всерьез воспринимала демократические пункты программы социал-демократов и не поддерживает отказ от парламентаризма. Социалисты большинства все еще верили в совместимость социализма и демократии и даже в то, что социализм может быть реализован только в демократическом сообществе, не понимая, что социализм и демократия несовместимы. Они не понимали, почему Германия должна перенимать русские диктаторские приемы и отказаться от принципов западной демократии.

Рассчитывая на помощь русских, коммунисты были готовы захватить власть силой, но чувствовали, что сумеют победить и без иностранной помощи. Дело в том, что они были совершенно уверены, что подавляющее большинство немецкого народа их поддерживает. Поэтому они не видели смысла в специальных приготовлениях к уничтожению буржуазии. Пока враг вел себя спокойно, не было смысла первым наносить удар. Вот если буржуазия сама начнет проявлять активность, тогда можно будет легко ее свалить. И первые же события подтвердили эту их уверенность. В рождественские дни 1918 г. в Берлине возник конфликт между новым правительством и отрядом задиристых коммунистов, дивизионом моряков. Моряки не подчинились правительству. Народные депутаты в панике призвали на помощь еще не распущенную войсковую часть, стоявшую гарнизоном в пригородах Берлина, представлявшую собой спешенную кавалерию бывшей королевской гвардии под командованием генерала аристократического происхождения. Произошла стычка, после которой правительство отозвало свои силы. Тактический успех был на его стороне, но оно приказало отойти, потому что не верило в собственную правоту; власти не хотели сражаться с «товарищами». Этот малозначительный конфликт убедил независимых социалистов в том, что победную поступь коммунизма не остановить. Чтобы не потерять популярности и не опоздать к раздаче постов в будущем коммунистическом правительстве, они отозвали своих представителей из совета народных депутатов. Теперь в правительстве остались только представители социалистов большинства, и они одни несли ответственность за все, что происходило в рейхе: за нарастающую анархию, за нехватку продовольствия и предметов первой необходимости, за быстро растущую безработицу. В глазах радикалов они стали защитниками сил реакции и несправедливости.

Планы радикалов не оставляли никаких сомнений. Они намеревались занять правительственные здания и арестовать, возможно даже убить, членов правительства. Носке, которого правительство назначило главнокомандующим, тщетно пытался из социалистов большинства составить отряды, преданные правительству. Социал-демократы не желали сражаться против коммунистов. Когда 5 января 1919 г. коммунисты и независимые социалисты развязали бои на улицах Берлина и захватили большую часть столицы, положение правительства казалось безнадежным. Но когда опасность достигла апогея, пришла неожиданная помощь.

Марксисты следующим образом рассказывают о случившемся: массы были единодушны в поддержке радикальных марксистских вождей и в желании претворить социалистическое учение в жизнь. К несчастью, они были слишком доверчивы и не могли даже заподозрить, что правительство, составленное исключительно из старых лидеров социалистического движения, решится обмануть их ожидания. Но Эберт, Носке и Шейдеманн предали их. Эти предатели ради спасения капитализма вступили в сговор с остатками императорской армии и отрядами наймитов капитализма. Силы реакции напали на не ожидавших этого коммунистических вождей, убили их и рассеяли оставшиеся без лидеров массы. Так началась реакция, кульминацией которой стали падение Веймарской республики и приход нацистов к власти.

В таком изложении хода событий игнорируются радикальные перемены в политическом умонастроении немецкого народа, произошедшие в последние недели 1918 г. В октябре и начале ноября 1918 г. большинство народа было искренне готово поддержать демократическое правительство. Социал-демократы считались партией демократической, а поскольку у них была самая многочисленная парламентская фракция, существовала почти единодушная готовность доверить им главную роль в формировании будущей системы народного правления. И вот тут случился шок. Видные деятели марксистской партии отвергли демократию и выступили за диктатуру пролетариата. Короче говоря, все их заявления на протяжении полувека оказались ложью. Все эти разговоры, как выяснилось, преследовали лишь одну цель – поставить на место Гогенцоллернов иностранку Розу Люксембург. У немцев открылись глаза. Как же они позволили морочить себе голову демократическими лозунгами? Демократия, поняли они, это просто слово, которым дурачили народ. Консерваторы были правы: защитники демократии стремятся утвердить власть толпы и диктатуру демагогов.

Коммунисты сильно недооценили интеллектуальные способности немцев. Они не поняли, что с немцами не пройдут те методы, которые имели успех в России. Когда, похваляясь, что в течение 50 лет их призывы к демократии были неизменно неискренними, они заявили немцам: «Вы, простофили, ловко же мы вас провели! Теперь вы у нас в кармане!» – это было слишком не только для подавляющего большинства нации, но даже для большинства старых социал-демократов. В считанные недели марксизм и марксистский социализм – но не социализм как экономический идеал, – утратили былой престиж. Сама идея демократии стала вызывать глубокие подозрения. С тех пор термин демократия для многих немцев стал синонимом жульничества. Уже к началу 1919 г. ряды коммунистов сильно поредели. И против них теперь было настроено подавляющее большинство членов профсоюзов.

Националисты быстро оценили эту перемену в умонастроении и не упустили свой шанс. Еще за пару недель до этого они были в состоянии отчаяния. Теперь у них появилась возможность вернуться на политическую сцену. Легенда про «нож в спину» помогла им вновь обрести утраченное было самоуважение. Теперь они видели, в чем должна состоять будущая политика. Прежде всего нужно помешать установлению диктатуры красных и не дать коммунистам расправиться с непролетарскими классами.

В ноябре бывшая консервативная партия и несколько близких ей групп сменили название на Немецкую националистическую народную партию (Deutsch-nationale Volkspartei). В своем первом манифесте, выпущенном 24 ноября, они потребовали «возврата от диктатуры одного класса к парламентскому правлению, как системе, единственно пригодной в свете последних событий». Кроме того, они потребовали свободы личности и совести, свободы слова и науки, а также равных и всеобщих избирательных прав. Второй раз в немецкой истории партия, антидемократическая по своей сути, из чисто тактических соображений представила избирателям программу либерализма и демократии. У марксистских методов нашлись последователи; националистам пошло на пользу чтение работ Ленина и Бухарина.