Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

2. Ложность концепции «национального характера»

Главным недостатком концепции характера является приписываемая ему неизменность. Предполагается, что отдельный человек или группа обладают стабильным характером, который может служить объяснением всех идей или действий. Преступник является преступником не потому, что совершил преступление, нет – он совершил преступление, потому что он преступник. Поэтому тот факт, что человек некогда совершил преступление, становится доказательством того, что он преступник, и делает правдоподобным обвинение его в любом последующем преступлении. Эта доктрина оказала глубокое влияние на ход уголовных процессов в континентальной Европе. Государственный обвинитель в качестве доказательства ссылается на то, что обвиняемый и прежде совершал преступления, а защита любит при случае продемонстрировать, что его прошлая жизнь была безупречна[121]. При этом человек, совершивший несколько убийств, может быть невиновным именно в том, за которое предстал перед судом, а другой, дожив до 60 лет, ни разу не нарушив закона, может совершить ужасное злодеяние.

Концепция национального характера представляет собой обобщение черт, свойственных разным людям. Как правило, такое обобщение делают на основе поспешных и непродуманных выводов из недостаточного числа нерепрезентативных наблюдений. В прежние времена немецкие жители Богемии знали чехов только в роли поваров и горничных. Отсюда делался вывод, что чехи послушны, льстивы и подобострастны. Тот, кто изучал политическую и религиозную историю Чехии, скажет, скорее, что им свойственны бунтарство и свободолюбие. Но что позволяет нам искать общие характерные черты группы, объединяющей столь разных людей, как, скажем, Ян Гус и Ян Жижка, и, с другой стороны, лакей и горничная? Критерий, используемый при формировании группового понятия «чех», – использование чешского языка. Предположение о том, что члены языковой группы должны иметь что-то общее между собой, представляет собой petitio principii{122}.

Самое распространенное истолкование причин подъема нацизма заключается в ссылке на немецкий национальный характер. Сторонники этой теории просеивают немецкую литературу и исторические хроники в поисках текстов, цитат и деяний, свидетельствующих об агрессивности, жадности и страсти к завоеваниям. Из этих обрывков знаний выводят немецкий национальный характер, а потом на него ссылаются, как на источник нацизма.

Не составляет труда набрать в немецкой истории и литературе факты и цитаты, демонстрирующие врожденную немецкую агрессивность. Но столь же легко найти проявления тех же черт в истории и литературе других языковых групп, скажем, итальянцев, французов и англичан. В Германии никогда не было столь же красноречивых и превосходных панегиристов войны и воинского героизма, как Карлейль и Рескин, не было столь знаменитого и шовинистически настроенного поэта и писателя, как Киплинг, не было столь безжалостных и коварных завоевателей, как Уоррен Гастингс и лорд Клайв, не было столь же жестокого солдата, как майор Ходсон из кавалерийского полка Ходсон-Хорс{123}.

Очень часто цитаты вырываются из контекста и соответственно полностью искажаются. Во время Первой мировой войны британские пропагандисты пристрастились цитировать несколько строк из «Фауста» Гёте{124}. При этом они забывали упомянуть, что персонаж, в уста которого вложены эти строки, Эвфорион – двойник лорда Байрона, которого Гёте любил больше всех современных ему поэтов (после Шиллера), хотя романтизм Байрона был чужд его классицизму. Эти стихи совсем не выражают собственных принципов самого Гёте. В последних словах Фауста содержится прославление продуктивного труда{125}; их главная мысль, что счастливым человека делает только удовлетворение, доставляемое сознанием пользы, приносимой окружающим; это панегирик миру, свободе и – «буржуазной», как пренебрежительно говорят нацисты – безопасности. Эвфорион-Байрон являет собой совсем иной идеал: неустанная погоня за недостижимым, жажда приключений, борьбы и славы, ведущая к поражению и безвременной гибели. Бессмысленно цитировать строки, в которых Эвфорион отвечает на произносимые его родителями похвалы мирной жизни страстным превознесением войны и победы, как доказательство внутренне присущего немцам милитаризма.

В Германии, как и в любой другой стране, были свои певцы агрессии, войны и завоеваний. Но были и другие немцы. И самые великие не принадлежат к числу тех, кто прославляет тиранию и мировое господство Германии. Разве Генрих фон Клейст, Рихард Вагнер и Детлев фон Лилиенкрон более типичны для немецкого национального характера, чем Кант, Гёте, Шиллер, Моцарт и Бетховен?

Идея национального характера очевидно произвольна. Ее источником является суждение, игнорирующее все неприятные факты, противоречащие заранее принятой точке зрения.

Недопустимо использовать статистические процедуры для определения национального характера. Вопрос ведь не в том, как в прошлом проголосовали бы немцы, если б проводился референдум о направлении политики страны. Даже если бы провести подобное исследование было в наших силах, его результаты нам ничем не могли бы помочь. Каждая политическая ситуация, сложившаяся в тот или иной исторический период, уникальна, индивидуальна. Делать выводы о текущей ситуации на основании прошлых событий неправомерно. Наши проблемы не станут яснее, если мы узнаем, например, что большинство готов проголосовало за вторжение в Римскую империю, или что большинство германцев в XII в. одобряли то, как Фридрих Барбаросса обходился с миланцами{126}. Сегодняшние ситуации имеют слишком мало общего с тем, что происходило в прошлом.

Обычный метод заключается в том, что берут знаменитостей прошлого и настоящего, и их мнения и поступки представляют как типичные для всего народа. Этот метод был бы несостоятелен, даже если бы у тех, кто его применяет, хватало научной добросовестности противопоставить этим произвольно выбранным людей с противоположными идеями и другими особенностями поведения. Нельзя считать равно представительными и значимыми убеждения Канта и какого-нибудь заурядного профессора философии.

Есть противоречие в том, чтобы учитывать в качестве представителей нации только знаменитостей, пренебрегая всеми остальными, но при этом ко всем, вошедшим в эту произвольно подобранную группу, относиться как к равным. В этой группе некоторые выделяются из рядов не менее, чем вся группа по отношению к остальному народу. Сотни графоманов и рифмоплетов не стоят одного Гёте.

Можно говорить об умонастроении нации в определенную историческую эпоху, если иметь при этом в виду умонастроение большинства. Но ведь все меняется. Умонастроение немцев было разным в эпоху средневекового феодализма, в период Реформации, Просвещения, либерализма и в наши дни.

Вероятно, сегодня около 80 % всех немецкоязычных европейцев являются нацистами. А если не считать евреев, австрийцев и немецкоязычных швейцарцев, можно сказать, что более 90 % немцев поддерживают войну Гитлера за мировое господство. Но этот факт невозможно объяснить ссылкой на то, что писал о современных ему германских племенах Тацит. Такое объяснение не лучше, чем приводимые нацистами доказательства варварской жестокости современных англосаксов: Жанну д’Арк сожгли, аборигенов Тасмании истребили, да и вообще, почитайте «Хижину дяди Тома».

Не существует никакого неизменного национального характера. Если объяснять нацизм ссылкой на то, что у немцев врожденная предрасположенность к принципам нацизма, мы окажемся в порочном круге.