Всемогущее правительство: Тотальное государство и тотальная война

1. Возможности и границы исторической науки

Задача исторического исследования заключается в том, чтобы проследить в прошлое цепь исторических событий и дойти до их истоков. Историк должен показать, как некая историческая ситуация возникает из сложившихся – природных и социальных – условий и как действия человека и неконтролируемые человеком обстоятельства преобразуют предыдущее состояние в последующее. Возможности подобной аналитической ретроспекции не безграничны. Рано или поздно история достигает точки, в которой ее способы объяснения больше не работают. Тогда историку остается лишь констатировать, что действовала некая сила, которая и породила то, что произошло. Обычно в таких случаях говорят об уникальности или индивидуальности.

В принципе, то же самое относится и к естественным наукам. Там также рано или поздно неизбежно достигается точка, которую приходится брать как опытный факт, «данность». Ученые могут истолковывать (или, как прежде говорили, объяснять) наблюдаемые изменения влиянием сил, действующих во Вселенной. Они устанавливают связь одного факта с предыдущими; они показывают нам, что а, b и n являются результатом x. Но есть такие x, которые не удается, по крайней мере в наше время, свести к другим влияниям. Возможно, будущие поколения ученых раздвинут границы знаний. Но не вызывает сомнений, что всегда останется что-то, несводимое ни к чему другому.

Человеческий ум не способен даже непротиворечиво помыслить значение таких понятий, как конечная причина всего. Естественные науки никогда не пойдут дальше установления неких предельных движущих сил, которые не поддаются дальнейшему анализу и сведению к каким-то другим источникам, началам или причинам.

Используемый историками термин «индивидуальность» означает: здесь мы имеем дело с фактором, который невозможно свести ни к каким другим движущим силам. Этот термин не предлагает никакой интерпретации или объяснения. Напротив, его использование свидетельствует о том, что нам приходится иметь дело с непостижимым фактом исторического опыта. Почему Цезарь пересек Рубикон?{119} Историки могут указать на различные мотивы, которые могли повлиять на решение Цезаря, но они не могут отрицать, что было возможно и другое решение. Возможно, в подобной ситуации Цицерон или Брут{120} поступили бы иначе. Единственный корректный ответ таков: он пересек Рубикон, потому что был Цезарем.

Мы дезориентируем себя, объясняя поведение человека или группы людей ссылкой на характер. Концепция характера эквивалентна концепции индивидуальности. То, что мы называем характером человека или группы людей, представляет собой совокупность наших знаний об их поведении. Если бы они вели себя иначе, чем происходит в действительности, у нас было бы иное представление об их характере. Было бы ошибкой ссылаться на характер для объяснения того факта, что Наполеон увенчал себя императорской короной и пытался, довольно глупым образом, войти в круг старых европейских династий. Если бы он не сменил звание пожизненного консула на императорскую корону, и если бы он не женился на эрцгерцогине, нам бы точно так же пришлось сказать, что это соответствует его характеру. Ссылка на характер объясняет не больше, чем знаменитое объяснение снотворного действия опиума его virtus dormitiva qui facit sensus assupire{121}.

Так что напрасно ждать какой-либо помощи от психологии, индивидуальной или массовой. Психология не в силах вывести нас за пределы того, что обозначает концепция индивидуальности. Она не объясняет, почему несчастная любовь толкает одних к пьянству, других к самоубийству, кого-то к сочинению нескладных виршей, а Петрарку и Гёте она подвигла на создание бессмертных стихов, Бетховена – на сочинение божественной музыки. Заниматься классификацией человеческих характеров – занятие неблагодарное. Вначале людей классифицируют в соответствии с их поведением, а потом полагают, что нашли объяснение, когда связывают поведение с классификацией. Более того, каждый отдельный человек или группа людей всегда обладают какими-то чертами, которые не укладываются в прокрустово ложе классификации.

Физиология также не способна решить эту проблему. Физиология не может объяснить, каким образом внешние факты и обстоятельства порождают определенные идеи и действия. Даже узнав все о деятельности клеток мозга и нервов, мы не сможем объяснить – разве что сославшись на индивидуальную особенность – почему идентичные внешние обстоятельства ведут разных людей и даже одних и тех же, но в разное время, к самым разным идеям и действиям. Вид падающего яблока навел Ньютона на закон тяготения, а почему до этого прежде не додумались другие? Почему одному удается правильно решить уравнение, а другим – нет? И чем физиологический процесс, приведший к математически верному решению проблемы, отличается от того, что дал неверное решение? Почему трудности передвижения в покрытых снегом горах навели норвежцев на изобретение лыж, а жителям Альп вдохновения не хватило?

Ни одно историческое исследование не может избежать ссылки на концепцию индивидуальности. Ни биография, повествующая о жизни отдельного человека, ни история стран и народов не могут вывести анализ за пределы констатации, что здесь перед нами уникальное или индивидуальное явление.