Тень во времени

Глава 23. История Маи

– Никто не должен входить до утра! – сквозь сон Дайрус услышал голос жены и улыбнулся про себя: наконец-то он останется один. Он часто слышал голос Марции последние дни и ночи, как и голоса других людей. Они суетились вокруг, осматривали его, что-то спрашивали. Разум и голос отказывались служить. Есть не хотелось – его заставляли. Он не мог подняться в уборную и ходил под себя. Когда кто-нибудь мыл его, это его не трогало. Покой, тишина – всё, чего он хотел. Пусть убираются к чертям, у него и так в голове полный бардак, от которого не спрятаться нигде. Воспоминания роились, путались, носились туда-сюда, когда Дайрус бодрствовал, а когда он спал, было ещё хуже. Он видел собственную смерть в день смерти отца, хотя знал, что это невозможно, он блуждал по Барундии, изгнанный Гиемоном, за ним гнались слуги Айвариха, и он падал, сражённый стрелой, под стенами Нортхеда вместо того, чтобы въехать в него победителем. Однажды он оказался на эшафоте – Айварих с улыбкой смотрел на него с трибуны; потом он сражался на мечах с Райгардом – и победа была не на его стороне. Дайрус просыпался в поту, запах мочи и иногда кое-чего похуже лез в ноздри, но уж лучше так, чем бежать неизвестно куда или умирать от руки мертвецов и бастардов. Дайрус пытался вспомнить, как всё случилось на самом деле – ему мешала боль. Она приходила из ниоткуда, как вспышка молнии. Дайрус боялся спать и не мог проснуться, он мечтал о тишине и забвении.

После слов Марции наступила тишина. Шум и суета прекратились, скрип и голоса умолкли, только сквозь ресницы проникал слабый свет – свечи оставили гореть, как он любил. Теперь можно забыть всё, погрузиться в тот странный туман, где больше не будет двойника. Если это называется смерть, пусть так. Дайрус хотел смерти: она избавит его от любых проблем, прекратит боль, остановит безумие. Вокруг заклубился туман, поднимаясь от ног вверх, странный свет выделил тропинку. Дайрус осторожно поставил на неё ногу. На тропинке не было ни страшных образов, ни путаных воспоминаний, ни болезненных ужасов. Он знал: если дойдёт до конца, то уже этой ночью обретёт покой. Он пошёл, ускоряя шаг и боясь обернуться, боясь, что щупальца безумия утянут его туда, где у него нет сил бороться. Он бежал изо всех сил и остановился лишь тогда, когда дорогу заволокло туманом: теперь он окутывал его по пояс. Дайрус присмотрелся, озираясь по сторонам, и заметил пятна света.

– Эта дорога ведёт в Страну Ледяного Тумана, – тихий голос заставил его обернуться. Он не сразу узнал Маю. Как она здесь оказалась? Разве она умерла? Дайрус остановился.

– Я пришла проводить тебя, – она склонила голову. – Никто не должен умирать в одиночестве.

Почему она обращалась к нему на «ты»? Она раньше никогда так не делала.

– Спасибо, – Дайрус заколебался. – Думаешь, я должен идти вперёд?

– Если ты решил умереть, то да, – она говорила так, как привыкла в последние годы: холодно, отстранённо, тихо. Но разве это он решил умереть? У него просто нет выбора: позади боль, безумие и страх.

– Если ты думаешь, что впереди тебя ждёт что-то другое, то ошибаешься.

Она что, читает его мысли?

– Здесь нет нужды их читать, мы сами и есть наши мысли, – Мая махнула рукой. Дайрус уловил вихрь у себя над головой.

– Почему я не вижу, о чём думаешь ты?

– Видишь, но не можешь прочесть, – Дайрус присмотрелся, однако на лице Маи не отражалось ничего. Он недовольно хмыкнул:

– Тогда объясни, что меня ждёт?

– Твоя вера должна подсказать тебе ответ.

– Вера – это то, что внушили мне в детстве, здесь же я видел вещи, о которых рассказывают лишь сказки. Чему я должен верить?

– Я не могу ответить, это тоже твой выбор.

– Ты снова говоришь о выборе, будто я и впрямь выбрал смерть! Но я не выбирал! Я просто иду вперёд.

– Идти вперёд спокойно может лишь тот, кто не боится обернуться назад, остальных ждёт та же разруха, что они оставили за собой.

– Я не виноват в безумии! Я хочу забыть! Я запутался, где сон, где явь, я не знаю, кто друг, а кто враг!

– Этого никто не знает, но разве это повод всё бросить?

– Что остаётся, если у меня… как там говорят? Ум за разум зашёл? Вот именно так! Я сошёл с ума и не хочу возвращаться в этот ад снова! Ты не представляешь, что это такое!

– Представляю, – Мая приблизилась, от неё веяло холодом. Дайрус почувствовал, что ему трудно оторваться от её глаз. – Я прошла через это и выжила, хотя другие умерли. Ты вытащил меня из ада, дал новую жизнь.

– Я? – Он что, совсем свихнулся, если не помнит такого? Неуверенно он спросил: – Ты про то изнасилование? – Она никогда не упоминала о тех событиях, не благодарила, насколько он помнил. Хотя, он уже сам не знал, где в его воспоминаниях правда. Всё запуталось в безумном клубке фальшивых и настоящих нитей.

– Об изнасиловании, но не тела, а разума. Я говорю о том, почему мои воспоминания укрылись так, что я обрела их полностью лишь вместе с клятвой. Долгое время я собирала их по крупицам, как осколки мозаики; клятва летописца очистила мой разум от наносной шелухи, и я вспомнила всё! Вспомнила то, что ты называешь адом, мои родители – долгом, я же считаю насилием. Насилием над разумом и памятью. Много людей умерло – я наблюдала за их муками, потом испытала их сама.

– А почему ты мне не сказала сразу, как вспомнила?

– Я дала клятву не вмешиваться. Скажи я правду, история пошла бы другим путём.

– Но сейчас-то ты вмешиваешься? – Дайрус испугался, что она решила покончить с собой за компанию.

– Я всего лишь мысль, – улыбнулась Мая. – Как мысль может что-то делать?

Дайрус растерялся. Мая коснулась его виска, оставляя ощущение лёгкости и пустоты.

– Летопись не читает буквы, написанные в душе, ей не подвластны события, происходящие в лабиринте разума.

– Значит, её можно обмануть?

– Не обмануть, а выйти за границы её возможностей, как Иштирия всегда лежала за пределами её видимости.

– Что это даст?

– Это зависит от тебя.

– В смысле?

– Если хочешь, я помогу тебе выбраться из паутины, куда тебя загнали.

– Кто загнал?

– Это не так важно сейчас, у нас мало времени.

– Времени? Но тут нет времени.

– Оно есть снаружи. Закончится ночь, и я исчезну, а ты должен решить, будешь ли ждать меня или пойдёшь вперёд.

– Ждать? Сколько?

– Когда все уйдут, я приду.

– Зачем тебе уходить? Ведь мысли не нужно тело.

– Я должна касаться тебя, чувствовать твою кровь, забирать твой жар, делить с тобой боль – иначе как я отыщу тебя среди многих?

– Подожди, расскажи о твоём прошлом. Ты сказала, что прошла через это. Что – это?

Мая заколебалась. Его охватили подозрения. Вдруг это ловушка? Как с двойником?

– Ты прав, это ловушка, хотя не я её поставила, – она опять прочла его мысли.

– Мои родители происходили из рода волхидов, поэтому мой дед Нистор стал летописцем. Его брат Назер забрал моего новорожденного отца и бежал из Сканналии. Я всегда считала дедушкой Назера, мой отец тоже долго так считал. Мы осели в Барундии, где многие сканты в древние времена находили убежище, но мы не забыли корней, – голос Маи обволакивал Дайруса, он не решался её прервать. – Мои родители входили в общину волхидов, живущих в Барундии. Все они имели мечту – вернуть былую власть над Сканналией и умами её жителей.

– Что? Это же бред! Сканты и волхиды давно вымерли! – не выдержал Дайрус.

– Сканты живут во всех жителях Сканналии, даже если они забыли об этом, волхиды растворились во тьме веков, сохранив знания и мечты. Они передавали их потомкам, мне в том числе…

– Я думал, женщины не могут быть жрецами? – удивился Дайрус.

– Мой дед Назер, то есть брат деда, готовил не меня, а моего брата. Дом был невелик, мы с братом вместе учили языки, читали древние рукописи, учились излагать мысли на бумаге.

– А я-то всегда удивлялся, откуда ты столько знаешь?

– Чтение, языки, история, математика, астрономия, предания и многое другое. Эти знания достались мне нелегко, – усмехнулась Мая, – через побои, ругань, обиды. Мой брат Хэймас поплатился из-за них жизнью.

– Как?

Мая побледнела и посмотрела куда-то вдаль. На её лице не отражались эмоции, но Дайрус кожей ощущал её печаль.

– Лет тридцать назад один алхимик привёз с Серебряных гор траву под названием чароса. Он знал о её свойствах и решил создать зелье, способное заставить людей подчиняться его желаниям. У него были записи ученика Санмара, который нанёс это зелье в виде краски на зеркало, чтобы подчинить волю любимой. С помощью зелья алхимик хотел восстановить древнюю веру, вновь поставить волхидов во главе Сканналии. Он доработал рецепт, оставалось пустить его в дело.

У Дайруса на голове зашевелились волосы. Это всё показалось бы бредом, если бы он сам не испытал на себе действие зелья. Значит, его опоили?

– Нет, зелье нельзя пить, оно ядовито. Если вдыхать его пары достаточно долго, оно проникнет внутрь и вызовет серьёзные последствия. Горцы используют чаросу как своеобразное лекарство – она может причинить и огромный вред. Зелье затуманивает разум, притупляет душевную боль; со временем оно делает разум податливым для внешнего влияния, ибо человек в поисках необходимого всё глубже погружается внутрь себя. Потом появился Килмах – он придумал, как использовать краски. Маэрина порекомендовала его Эйварду, и он отправился в Сканналию, где написал первый портрет. В белый цвет он добавил чаросу, красный содержал вещество, которое сдерживало воздействие чаросы, пока сам художник рисует картину. Когда красная краска высыхала, белая начинала действовать. Человек, вдыхая пары краски, испытывал то, что хотел, он привыкал к ней, разум его постепенно затуманивался, вот этого ждали волхиды. Они веками готовили своё возрождение. Когда пришло время, они задумали подчинить короля Эйварда и вернуться к власти. Сканты так торопились, что не стали ждать, и всё пошло не так, – Мая замолчала. Дайрус вспомнил, что пошло не так: Эйвард ударился в религию, молился без конца, пока не сошёл с ума.

– Портрет помогал Эйварду уменьшать боль от гибели Байнара. Чем больше он смотрел на него, тем более зависел от его паров, но этого оказалось недостаточно, чтобы подчинить его разум. Эйвард повёл себя не так, как другие жертвы. Он не подчинялся, а уходил дальше и дальше в поисках Бога, пока не умер.

Король Райгард ничего не заподозрил. Тем не менее, он считал, что искусство Килмаха исходит от дьявола, запретил ему бывать при дворе – мне сказала об этом королева Катрейна. Для Килмаха это был удар, он вернулся в Сканналию, чтобы выяснить, где он ошибся с Эйвардом. Я видела, как Килмах проводит эксперименты, – вот теперь её голос дрогнул. Дайрус захотел подойти и обнять её. Он не представлял, сколько тайн скрывается в её памяти.

– Благодаря экспериментам выяснилось, что краски недостаточно, нужно направлять разум изнутри, иначе он заблудится. Внешнее воздействие помогает лишь в простых случаях и ненадолго, а волхиды хотели направить разум целиком в нужное русло. Чароса в этом помочь не могла, ибо тело не всегда повиновалось ослабленному разуму. Среди волхидов существуют ментальные маги: они могут проникать в ослабленный разум, перенастраивать его, как музыкальный инструмент. Они играют воспоминаниями, отыскивают тайные желания и подчиняют людей. Такие маги редки, Килмах в их число не входил, поэтому они использовали другого человека – моего отца. Он был ментальным магом, – Мая отвернулась и посмотрела куда-то вдаль. Дайрус не решался задать вопрос.