Не меньше, чем барон

Руфина сейчас проводит время в добровольном изгнании со всех мероприятий, что могут сделать пребывание в пансионе хоть сколько-нибудь радостным, Долли была слишком уж привязана к несчастной Жюли, и теперь хандрит, а Амалья занимается фортепиано. Амалье сейчас совершенно некогда заниматься всякими глупостями. Амалья учится музыке ещё более старательно и даже рьяно, чем прежде, словно намереваясь доказать что-то всем и каждому. Что именно — Софика не знает. И не уверена, что желает знать.

С Амальей никогда лучше не знать, какими именно мыслями занята её белокурая фарфоровая головка. Во имя собственного спокойствия и хороших отношений с младшей сестрицей.

Тройняшки Домирре сегодня как-то особенно грустны, так что Софика даже не решается подойти к Долли и заговорить хоть о чём-нибудь — даже если это будет какая-то благопристойная чушь о ближайших планируемых для воспитанниц пансиона светских мероприятиях, из-за которой Долли лишь сконфузится и постарается поскорее убраться прочь.

Так что время до завтрака тянется так медленно и скучно, как только возможно вообразить (и это в девичьем-то пансионе, где скука — синоним самого пребывания там), и когда мачехина кузина, наконец, извещает о начале трапезе, Софика чувствует ни с чем не сравнимую радость.

На завтраке сегодня нет Руфины — ей, как случайно узнаёт Софика, служанка принесёт поднос с кашей и стаканом молока. Больше ничего не полагается, если уж девица решает провести время в уединении — хихикает Амалья на ухо Софике, когда замечает, что мачехина кузина отвлеклась, чтобы сделать замечание Арабелле. Ни медовых леденцов. Ни пирожных. Ни кабачковых оладий со сметаной. Только каша, тарелка какого-нибудь супа да молоко.

Удивительно, что кто-то в пансионе способен выбрать уединение, если для этого стоит переходить на такой скудный и даже отвратительный рацион!.. Всяческие остаточные угрызения совести исчезают из души Софики сразу же, когда она узнаёт об этом важном изменении в питании Руфины — подумать только, Руфина собиралась без всякой жалости или хотя бы права выбора обречь двух своих младших сестёр едва ли не на голодную смерть!

Ну уж нет! Пока в голове у Софики есть хоть какое-то подобие здравого смысла, её в эту ловушку не заманить!

Софика собирается завтракать, обедать и ужинать настолько плотно, насколько это только возможно. А уж тем более, если есть возможность отведать омлет с помидорами и мелко нарезанной курицей, а после запить его чашкой горячего какао! Нет уж! Софика не собирается даже думать о подобном добровольном усмирении плоти в частности и об умеренности вообще. И совершенно всё равно, что там твердит их отец в частности и брелиакцы вообще.

Так что Софика с аппетитом уминает и омлет, и бутерброд с сыром, и какао. И даже умудряется выпросить у служанки добавку — правда, только омлета, ибо просьбу о добавке всего остального мачехина кузина считает баловством. Но омлет, как считает Софика, уже вполне неплохо

К концу завтрака Софика чувствует себя даже вполне бодрой и готовой к сегодняшнему кошмару с Чарльзом — ведь едва ли прогулка с ним не окажется сущим кошмаром! — и столь скорому празднованию Короткой ночи. Софика чувствует себя готовой даже к концу света, если такой случится в промежуток между завтраком и обедом.

К мачехиной кузине после завтрака она подходит даже вполне довольной. И даже вечно раздражающий книксен выходит у Софики весьма пристойным. И нотации — уже ставшие, кажется, скорее привычкой, чем тем, что по мнению мачехиной кузины способно заставить Софику Траммо вести себя достойно — о приличном поведении на запланированной на сегодняшнее утро прогулке с Чарльзом Софика выслушивает почти с ангельской кротостью, которой в ней отродясь никогда не водилось.

Вместе с Софикой на прогулку отправляют кроткую, даже робкую девицу, имя которой она узнаёт только теперь, когда мачехина кузина называет его — Дейзи. Именно она, как говорит мачехина кузина, заменит Руфину на всех ближайших прогулках Софики Траммо, если только Руфина не вздумает нарушить своё уединение или если саму Дейзи кто-нибудь не пригласит.

Дейзи смотрит на Софику смущённо, словно извиняясь за само своё существование, сутулится и всячески пытается сделаться незаметнее и меньше. У Дейзи дрожат руки, а из глаз, кажется, вот-вот польются слёзы. Дейзи кажется растерянной и даже несколько испуганной, словно кто-то может её упрекнуть из-за распоряжения мачехиной кузины.

Софика не уверена, что будет рада её вечному присутствию рядом с собой на этой прогулке, но... В конце концов, это же Чарльз! Софика и так едва может его выносить. На прогулке с Тобиасом или Уильямом это и могло бы оказаться обидным недоразумением, но с Чарльзом всё равно будет слишком скучно, так что присутствие Дейзи, может быть, будет даже некоторым избавлением.

— У Дейзи, которую тебе тётушка назначила в компаньонки, — равнодушно бросает Амалья, проворно переодеваясь в незнакомое прежде Софике нежно-розовое платье с красным атласным пояском почти под самой грудью и узкими расшитыми бисером рукавами, — недавно погиб брат. Ей стоит выйти замуж до конца лета, иначе ей и её сёстрам окажется худо — поместье-то отойдёт её двоюродному дяде, а он не тот человек, что согласится о них заботиться.

Софике кажется ужасно несправедливым тот факт, что поместье должно отойти этому ужасному родственнику Дейзи, а не ей самой, коль уж в её семье произошла такая чудовищная трагедия (стоит только подумать, что с Гесимом может случиться нечто подобное — и Софике хочется лишиться чувств). Она думает, что этот закон ужасно глуп и совершенно ужасен, но никак не может этого поменять. Но как поговорить об этом даже с Амальей — она не знает.

Амалье же, кажется, совершенно безразлично, что именно произойдёт с Дейзи после того, как закончится сезон дебюта. А уж думать о несправедливости каких-либо традиций или законов она начнёт только тогда, когда это её непосредственно коснётся — вроде негласного запрета барышням из приличных семей делать своим призванием выступления на сцене.

И Софика не заговаривает с ней об этом, поворачиваясь к своей кровати, чтобы рассмотреть принесённое служанками платье.

На прогулку с Чарльзом, стоит надеть жёлтое шёлковое платье для пикника — Софике оно вполне нравится (уж точно больше тёмно-синего платья для театра), так что с этим не возникает никаких проблем. Это платье у Софики одно из любимых — такой яркий жёлтый цвет ещё стоит поискать!..

Жалко только, волосы сегодня снова обязательно уложат весьма туго. Две косы были бы для Софики куда более желанной причёской. Но волосы заплетают только в одну косу и укладывают узлом на затылке, закалывая шпильками так, чтобы причёска не рассыпалась при самых активных движениях.

И Софика покорно терпит все эти манипуляции со своими волосами, мысленно давая себе слово, что как только сезон дебюта завершится, она больше никогда не будет столь туго закалывать себе волосы.

Только провожает взглядом отправляющуюся на прогулку — Софика забыла куда именно — Амалью. Та на прощанье весело улыбается и машет старшей сестре рукой, ангельским голоском желая хорошо провести время. Пожелание, учитывая персону, с которой сегодня придётся проводить время, кажется едва ли не издевательством.

Очередь Софики спускаться вниз наступает, наверное, через полчаса после ухода Амальи — одна из служанок зовёт её в холл.

В холле оказывается только Дейзи. В светло-сиреневом хлопковом платье для пикника. С вышитыми на рукавах, воротнике и подоле белыми и светло-голубыми розами. Бархатное, с белым шёлковым пояском — очаровательное, милое и нежное платье, которое, думается Софике, подходит только девушкам со светлыми глазами и волосами вроде Дейзи или Амальи. А ещё девушкам, что если не кротки и благонравны сами по себе, то хотя бы способны напустить на себя подобный вид.

— Как думаешь, я смогу кому-нибудь приглянуться в этом году? — нерешительно интересуется Дейзи, то и дело бросая взволнованные взгляды в окно, и Софике хочется завопить, что, если она продолжит быть столь же робкой и кроткой, то едва кто-то сумеет её заметить.

Но Софика усилием воли заставляет себя «прикусить язычок», как обычно говорили в деревне, и старается быть более любезной к этому несчастному созданию, к которому она едва ли способна сейчас испытывать кроме презрения и какой-то липкой жалости, за которую становится только стыдно. К тому же, едва ли хоть один из её советов может оказаться полезным.

Из Софики не слишком-то хороший советник в этих вещах— она сама творит столько глупостей, сколько ни одной другой девушке и не снилось. Едва ли хоть кто-то из приглашающих её на танцы джентльменов всерьёз считает её хорошей кандидатурой в жёны. Даже Тобиас, с сожалением думает Софика. Он тоже едва ли может считать, что из Софики выйдет хорошая и благонравная супруга. Но его, кажется, это мало останавливает.

Дейзи, пожалуй, даже хорошенькая — в этом сиреневом платье, с ангельским, пусть и простеньким, личиком, обрамлённым слабо вьющимися русыми волосами, что можно было бы счесть неплохими, если бы они были хотя бы чуточку погуще. Дейзи кажется милой, нежной и кроткой — кажется, такая она и есть на самом деле. Дейзи повыше Амальи и Руфины ростом, но ниже Софики, а на щеке у неё довольно милая небольшая родинка, делающая её лицо несколько... более запоминающимся.

— Ты вполне миленькая! — пожимает плечами Софика, мысленно моля провиденье, чтобы Дейзи больше не приходило в голову приставать к ней с подобными вопросами. — Почему нет?

Ну что на это отвечать?.. То, что Софика думает на самом деле? Это, пожалуй, не то, что следует говорить девушке в совершенно незавидном положении. То, что следует говорить? Как будто Софика знает, как следует отвечать!.. В лучшем случае, она может попытаться быть хотя бы вежливой с Дейзи, но...

К счастью, подобных вопросов больше не сыпется. Дейзи, кажется, улавливает настрой Софики, и на некоторое время замолкает, словно устыдившись собственной глупости. Она мнётся некоторое время, пытается что-то сказать, но всякий раз замолкает, не вымолвив и слова.

— Можно... Можно я приду к вам гадать в Короткую ночь? — вдруг шепчет Дейзи очень робко спустя минутку или две, и Софика думает, что ей пришлось буквально заставить себя решиться спросить об этом.

Софика удивлена, что кто-то уже осведомлён о предстоящем гадании — и даже задумывается о том, не знает ли подавляющее большинство девчонок в пансионе о её собственных ночных вылазках. Стоит, должно быть, поинтересоваться у Дейзи, кто ещё должен прийти. Вероятно, она осведомлена и об этом.

— Ну приходи, коль веришь во всю эту чушь! — усмехается Софика. — Я тебя точно прогонять не стану.

Настроение у Дейзи заметно улучшается. Она глядит на Софику Траммо с благодарностью, которой едва ли заслуживает какое-то жалкое разрешение прийти на гадание Короткой ночи. Это всего лишь глупое гадание — хочется сказать Софике. Едва ли оно может означать слишком много.

— Я принесу мармелад! — выдаёт Дейзи спустя некоторое время. — Мне присылали... недавно.