Не меньше, чем барон

Лишь бы успеть! Лишь бы только не успело случиться ничего непоправимого! Лишь бы только...

Нужно бежать к Тобиасу — вдруг приходит к Софике в голову, кажется, первая за это утро дельная мысль. Тобиас, вспоминает Софика свой разговор с ним во время той конной прогулки, имеет обыкновение работать ночами и отходить ко сну лишь утром. И Тобиас может знать, где именно будет место дуэли — убил же он того мальчишку-герцога некоторое время назад.

А ещё до Тобиаса, как ни удивительно, остаётся бежать совсем ничего. Или идти, ибо дыхание у Софики сбивается, и продолжать бежать она больше не может. Осталось пройти совсем немного — повернуть, дойти до парка и тогда... Что будет дальше Софика пока не может думать. Она не знает, как попросить его помочь ей, помочь этому глупцу Чарльзу, даже фамилии которого Софика не знает.

Почему ноги сами почти принесли её к Тобиасу, Софика не понимает. Да и старается не задумываться — на всё это нет времени. Нужно торопиться, а не рассуждать о причинах своего — пока ещё вполне приличного — поведения.

Лишь бы он только ещё не спал! Лишь бы только оказался дома! Что Софике делать, если вдруг это окажется не так? Что Тобиас откажет, у Софики не возникает даже предположения. Она уверена — нет, убеждена! — что Тобиас готов сделать для неё это. Что Тобиас обязательно поможет, если только окажется дома, если только не ляжет к тому времени в кровать — слуги, вероятно, не станут его в таком случае будить...

Окно кабинета Тобиаса открыто, и это вселяет в Софику надежду, что всё на этот раз обойдётся — Тобиас обязательно поможет ей, отвезёт на место дуэли и... О том, что будет после, Софика старается не думать — что-нибудь обязательно придёт в голову. Может быть, сойдёт даже вариант кинуться в ноги одному из дуэлянтов и умолять всё прекратить.

По правде говоря, Софика готова пойти и на это. Велика важность! Возможно, Уильям даже сжалится над ней и дарует Чарльзу жизнь. И Софика будет рада его спасению даже если потом обстоятельства всего этого кошмара будут известны мачехиной кузине, а после и отцу, который едва ли будет счастлив услышать о том, что вокруг его средней дочери в столице возник такой чудовищный скандал.

В дверь дома Тобиаса Софика тарабанит дверным молотком что есть сил.

Лишь бы ей открыли!.. Лишь бы...

Когда перед Софикой раскрывается дверь, она едва не падает внутрь дома, лишь с большим трудом удерживаясь на ногах. Первый миг она не может вымолвить и слова, лишь смотрит на высокого важного слугу в какой-то нелепейшей одежде, при взгляде на которую хочется лишь открыть рот.

— Меня зовут Софика Траммо, — заставляет она себя представиться (и голос у неё дрожит при каждом слове, что, кажется, едва возможно продолжать говорить), когда понимает, что пауза затянулась несколько дольше, чем можно было себе позволить в нынешних обстоятельствах. — Доложите Тобиасу о том, что я здесь. Прошу вас! Это очень срочно!

Должно быть, вид у неё весьма взволнованный и даже перепуганный, так как слуга взбегает вверх по лестнице, а горничная в аккуратненьком платьице, совсем не похожем на одеяния того слуги, приносит Софике стакан воды. Она выпивает воду одним большим глотком и немного успокаивается.

Только теперь, немного отдышавшись и придя в себя, она с нервным смешком понимает — она в том коротком розовом платье, в которое обрядила её мачехина кузина, желая наказать за забывчивость и то шестобальное чёрное платье, от одного воспоминания о котором хочется глупо захихикать, припоминая все эти шокированные взгляды...

Должно быть, именно об этом в ужасе кричала мачехина кузина, увидев, что Софика выскочила на улицу в этом недоразумении, которого, возможно, никто, помимо других воспитанниц, которым это могло послужить в назидание, не должен был увидеть. Это даже забавно. Было бы, если бы на кону не стояла жизнь человека. Пусть даже самого надоедливого и глупого, которого Софика Траммо видела в своей жизни.

И Софика думает — снова, если вспомнить произошедшее с тем мальчишкой герцогом — что никакая честь и никакая репутация не стоят человеческой жизни, даже самой ничтожной.

И от мыслей о том, что жизнь Чарльза, восемнадцатилетнего и глупого мальчика, что смотрел на неё со столь раздражающим восхищением, не замечая пренебрежения и нежелания общаться, может вот-вот оборваться и оборваться весьма трагически, снова становится страшно и тошно.

Подумать об этом вдоволь Софике, к счастью, не дают — ей предлагают подняться наверх, и она покорно шагает вслед за нелепо одетым слугой, стараясь не вырываться вперёд и не спотыкаться через ступеньку. Они поднимаются на второй этаж по широкой лестнице, затем идут какое-то время по не менее широкому коридору.

— Господин барон вас ожидают-с! — важно говорит слуга перед дверями в одну из комнат и толкает дверь.

— Уильям и Чарльз сегодня стреляются! — выпаливает Софика, ещё не успев толком пройти.

Тобиас смотрит на неё растеряно и словно бы непонимающе. Тобиас не вполне одет, если следовать правилам, действующим в столице Мейлге — одежда на нём кажется совсем домашней. Слишком домашней для приёма каких-либо гостей. И — Софика почему-то обращает на это внимание — халат, надетый им, чем-то напоминает те, что носит обыкновенно дома Гесим.

Халат определённо накинут наспех, думает почему-то Софика. Да и вся одежда словно бы тоже, и это обстоятельство заставляет её подумать, что Тобиас всё-таки уже приготовился ко сну. И всё-таки он её принял. Не всё потеряно, выдыхает Софика. Присутствие Тобиаса её несколько успокаивает — он ведь знает, где проходят дуэли, он отвезёт её, он не допустит...

Софика хочет отдать Тобиасу письмо Чарльза, но понимает, что где-то выронила его. Это обстоятельство заставляет её руки дрожать ещё больше, хотя в письме, кажется, не было ни намёка на место проведения дуэли. Но она едва ли может теперь быть в этом уверена.

— Помогите мне! — вырывается у Софики жалобный стон. — Помогите же! Уильям ведь убьёт его!

От волнения Софика даже не разглядывает это место — в другое время обстановка дома Тобиаса была бы ей интересна, занимала бы всё её внимание. Но сейчас Софика может смотреть только на хозяина этого дома, молить его о помощи и надеяться, что он не откажет.

Софика вся дрожит от нервного перенапряжения, с которым совершенно не может справиться самостоятельно. И злость на Чарльза снова берёт в её душе верх. Только попадись ей этот ничтожный мальчишка! Уж Софика как следует ему наподдаст за то, что заставил её так сильно переживать! И от чувства собственного бессилия хочется то ли разрыдаться, то ли поколотить кого-нибудь, то ли и то, и другое сразу.

— Чем я могу быть вам полезен, Софика? — мягко интересуется Тобиас, делая шаг навстречу Софике, и она почти бросается к нему в объятья, останавливаясь буквально в шаге от этого.

От Тобиаса сегодня совсем не пахнет одеколоном. Он кажется Софике сегодня совершенно непривычным, из его облика словно исчезает привычная прямота, жёсткость линий, оставляя место линиям мягким и плавным. И почему-то от этого невыносимо хочется броситься ему на шею и всё-таки расплакаться от отчаяния, бессилия и накатившей вдруг усталости.

И от облегчения, потому что теперь Софика точно знает, что ей помогут. Помогут обязательно — теперь, когда Тобиас всё знает, всё же просто не может закончиться плохо!..

— Отвезите меня туда, где проходят эти ваши дуэли! — едва не плача то ли просит, то ли требует Софика.

Это звучит слишком резко, тут же думает она. Слишком резко и слишком уж отчаянно. Тобиас, такой учтивый, мягкий и участливый, определённо не заслуживает сейчас (да и вообще, вероятно), чтобы она, Софика, разговаривала с ним резко и что-то от него требовала.

Только вот предчувствие, что времени совсем не осталось, что нужно торопиться — бежать, лететь, делать что угодно, чтобы скорее оказаться в нужном месте — гонит Софику дальше и дальше. Как будто жизнь её может обрушиться от одного лишь жестокого слова «дуэль».

— Мне страшно!.. — признаётся Софика гораздо тише, вцепляясь в ладонь Тобиаса своими трясущимися пальцами. — Мне так страшно, что я не успею!.. Так страшно, потому что это я во всём виновата!..

Тобиас осторожно, словно боясь как-либо навредить, проводит большим пальцем по её костяшкам. И когда Софика чувствует в себе достаточно сил, чтобы поднять на него взгляд, она понимает, что Тобиас смотрит на неё с нежностью и какой-то тоской, которую она никак не может объяснить.

— Подходящих мест в столице несколько, — говорит наконец Тобиас неторопливо и размеренно, словно после долгого раздумья. — Но, думаю, что я могу предположить, где предпочёл бы назначить дуэль Вильгельм Распэ. Местность там весьма живописная. В его стиле.

Софика, должно быть, смотрит на него слишком умоляюще, слишком беспомощно, слишком жалко, но до этого теперь нет никакого дела. Если уж суждено показаться беспомощной, жалкой и нелепой — так почему бы и не сегодня? В конце концов, сегодня Софика хотя бы не может толком об этом переживать.

— Дайте мне пять минут! — добавляет Тобиас и подзывает слугу, чтобы попросить его приготовить коляску. — Я переоденусь с вашего позволения, пока для нас готовят транспорт.

И Софика покорно ждёт, пока слуга и Тобиас исчезают за дверью, пусть и безумно хочется напомнить, что речь идёт о человеческой жизни, и что каждая минута промедления заставляет сердце Софики сжиматься всё сильнее и сильнее от ужасного предвкушения.

Впрочем, коль уж теперь нечего делать, она может обратить хоть немного внимания на то, что окружает её в этой комнате — замечает напольные часы с башенкой, красивые и резные, замечает игральные карты на столе, разложенные в каком-то непривычном порядке... Сами карты тоже кажутся Софике необычными, но, увидев среди них и червовый валет, Софика вспоминает ночное гадание и ужасается глупой мысли, что, должно быть, червовым валетом являлся в этом гадании именно Чарльз.

Тобиас возвращается, должно быть, довольно-таки скоро — Софика почти уверена в этом, хотя сейчас её колотит от любого, даже самого мимолётного, промедления. Он всё ещё одет не так безупречно, как обычно, однако эта одежда куда больше напоминает ту, в которой Софика его периодически видит. Во всяком случае, он избавляется от смятого халата и фланелевой рубашки, гораздо больше подходящей деревенскому пастору или же пробсту, нежели живущему в столице барону.

Тобиас оправляет свой сюртук — надетый наспех, должно быть, но, впрочем, выглядящий вполне прилично, и подаёт руку Софике. Она, кажется, даже не сразу находит в себе силы опереться на него. Её всю колотит, и больше всего на свете ей хочется оказаться в месте той дуэли мгновенно — без тряски в экипаже, которая, должно быть, почудится ей сейчас невыносимо долгой.

— Предложить вам плащ? — участливо интересуется Тобиас, помогая ей спуститься по лестнице, не навернувшись. — Вы, кажется, совсем замёрзли.

Софика непонимающе смотрит на него, а потом вдруг бросает взгляд на свои трясущиеся пальцы. Получается даже слабо улыбнуться. Недостаточно, чтобы на самом деле развеселиться, но, впрочем, вполне довольно, чтобы почувствовать себя хотя бы чуточку получше.