Не меньше, чем барон

Как раз на сцене размышлений — сыщик как раз называет имя возможного похитителя своему другу и убеждает его, что необходимо пустить слух о прибытии в город графини Н., богатой вдовы с множеством фамильных драгоценностей — раздаётся стук обо что-то деревянное, и Софика вздрагивает и кидает на книжку раздосадованный взгляд.

— Войдите! — тут же отзывается Софика, торопливо пряча книжку под подушку — это единственное место, которое сейчас приходит ей в голову, так как она из разговоров воспитанниц уже наслышана о том, что если не отвечать на стук слишком долго, мачехина кузина вполне способна провести обыск в комнате.

На её удивление — дверь никто не открывает. Софика даже успевает нахмуриться этому. Зато справа от кровати она слышит какой-то едва знакомый скрип, а затем снова стук. Она инстинктивно поворачивается на этот странный звук.

— Джек! — Софика не может сдержать восхищённого вскрика и тут же зажимает себе рот обеими руками. — Да это вы!

Джек прикладывает палец к своим губам и ловко перелезает через подоконник, попадая таким образом в спальню к Софике. Джек выглядит довольным словно кот, дорвавшийся до жирной сметаны. Джек одет весьма нарядно (пусть дырка на его сюртуке не совсем удачно и скрыта бутоном жёлтой лилии), и от него чуть ли не за милю разит каким-то дешёвым и довольно резким одеколоном.

И Софике приходит в голову мысль, что определённо нужно будет попросить у него флакончик на тот случай, если запах не выветрится к завтрашнему утру — иначе к Софике возникнет ряд вопросов, на которые она совсем не захочет отвечать. В конце концов, у неё попросту не будет подобающих ответов. А бубнить себе под нос неподобающие, чувствуя полное недоверие со стороны мачехиной кузины — и, возможно, Руфины, — определённо кажется Софике выше её сил.

— Говорите тише или хотя бы зовите меня Гесимом, если вам приспичило покричать! — приглушённо смеётся Джек, прицокнув языком. — Не забывайте — ваша наставница считает меня вашим братом! Выйдет довольно неловко, если ей откроется вся правда нашего общения.

Глаза у Джека блестят тем безудержным, отчаянным весельем, которое вполне можно счесть чрезмерным и даже неприличным. Судя по выражению его донельзя довольного лица, он, должно быть, уже успел придумать какую-нибудь шалость на грани лёгкой степени безумия, и Софике вмиг передаётся его настроение, и она в один момент напрочь забывает про клятвенное обещание, данное Жюли — быть благоразумной всю эту неделю.

О, да и могло ли это обещание быть хоть сколько-нибудь крепким?..

— Вы бы напугали меня до смерти, если бы я уже успела уснуть, как и полагается в это время суток! — весело отвечает ему Софика, в нетерпении слезая с кровати. — И разве братья лазают в окна к своим сёстрам?

На Софике всё ещё то самое платье, в котором она каталась в лодке сегодня днём — вместе с Джеком, Руфиной и Гесимом. Она ещё не расплела волосы — они так и остались заплетены в две косички с самого утра. Должно быть, завтра — если Софика так и не соизволит расплести свои косы — волосы её будут виться.

Софика опасливо оглядывается на дверь (не хватает ещё, чтобы в комнату зашёл кто-нибудь — в особенности, конечно, мачехина кузина, но видеть в этот миг Руфину или даже Жюли тоже нет никакого желания), достаёт из-под подушки книгу и, загнув уголок странице на том месте, где она остановилась, отправляет книгу в платяной шкаф под груду белья и старых домашних платьев — всё равно, теперь Софика вряд ли сумеет скоро вернуться к чтению, а это место чуточку более надёжно в том случае, если мачехина кузина решит войти в её комнату.

Судя по всему — Джек едва ли настроен уйти сразу же, как только пришёл. А раз так — Софике едва ли будет интересен даже придуманный сыщик, на которого они с Жюли отчасти хотели бы походить (ну — Жюли, конечно, больше, так как она, в отличие от Софики дочитала почти все книги до конца). В конце концов — возможно, впрочем, что Жюли с этой точкой зрения не согласится — реальный, из плоти и крови, Джек куда приятнее выдуманного, «бумажного» сыщика.

— Благовоспитанные барышни разве не должны говорить «отойти ко сну» вместо «уснуть»? — интересуется Джек насмешливо и словно бы лениво. — А на счёт братьев — вы, всё-таки, при всей своей отважности весьма наивны, и, очевидно, знаете жизнь лишь из довольно-таки пристойных книжек.

Софика фыркает. Вторую часть речи Джека она, правда, со свойственной ей лёгкостью, пропускает мимо ушей, слишком уж задумавшись, как следует ответить на первую.

Насмешливые, едва ли хоть самую малость серьёзные разговоры с Джеком о благовоспитанности, о благородстве и обо всех этих скучных пристойностях, пожалуй, вот-вот станут своеобразной традицией — той самой приятной мелочью, которую не захочется нарушать.

— Будь я благовоспитанной барышней, — она расплывается в широкой улыбке, когда эта мысль приходит ей в голову, — вы бы ко мне не пришли!

Джек смотрит на неё пару мгновений каким-то странным, почти восхищённым взглядом, а потом довольно громко фыркает, кажется, позабыв о собственном призыве к тишине.

Софику обдаёт неожиданно сильным порывом ветра из раскрытого настежь окна, и она с усмешкой думает, что разденься она, как и подобает, впору было бы продрогнуть. Сразу вспоминаются обычные охи страдающей мигренью Амальи о том, что, должно быть, голова болит к буре.

Руфина, должно быть, всё ещё сидит у постели сестры и утешает её — Амалья, как и Гесим, в эти приступы головной боли становится совсем невыносимой, и обыкновенно требует от своей неустанной сиделки всего и сразу, невзирая на то, что некоторые из требований можно счесть взаимоисключающими. И Софика не уверена, что ей самой хватило бы терпения вытерпеть хотя бы часть из них — от Амальи. Гесима-то Софика всегда готова была терпеть гораздо больше, чем сестёр.

— И то верно! К вашей серьёзной сестре Руфине я бы не пришёл ни за что в жизни! — смеётся Джек, запрокидывая голову назад. — Ну что? Вы готовы к маленькому ночному приключению? Я, кажется, обещал снабдить вас компрометирующей информацией на мой счёт.

Руфина бы и не пустила Джека к себе в комнату — думается Софике, и эта мысль раздаётся в её голове словно бы издалека. Разве что Джек оказался бы серьёзно ранен, и Руфине просто стало бы его жаль. Но и в этом случае она завизжала бы от ужаса, если бы кто-то, кого она совсем не ожидает, проник бы в её комнату поздно вечером. Да ещё и таким путём.

Амалья бы тоже завопила — куда громче и истошнее Руфины, стоит отдать ей должное. У Амальи сам голос всегда был сильнее — и стоило кому-то из мальчишек в их родной деревни как-нибудь её обидеть, все бабушки и матери в округе узнавали об этом даже быстрее, чем узнавали, что кто-то из мальчишек получил в нос от Софики. О том, что кто-то посмел обидеть Руфину, родители обыкновенно узнавали либо от Амальи, всегда готовой кого-то «заложить», либо от Софики.

Джек подходит снова к раскрытому окну и перелезает через подоконник с той же ловкостью, с какой перепрыгнул через него, когда забирался к Софике. Мачехина кузина всё ещё не показывается в комнате, как не показывается там и Руфина, и Софике приходит в голову мысль, что не случится совершенно ничего дурного, если она сейчас последует за Джеком.

В конце концов, чего ей бояться?

Джек, в конце концов, является другом Гесима, а разве друг Гесима способен сделать нечто дурное ей, Софике? Бояться следует лишь за репутацию — но она, кажется Софики, и без того трещит по швам ещё после того первого бала, и вряд ли ей сделается так уж хуже от безобидной ночной прогулки.

К тому же, любопытство терзает Софику сейчас не хуже маленькой надоедливой кусачей собачки вроде тех, что отчего-то обожает мачеха — и удержаться от этого маленького безумия оттого всё сложнее с каждым мгновеньем. Софика определённо хочет пойти вслед за Джеком — и в этом, пожалуй, и будет заключаться её основная вина в глазах мачехиной кузины. Если той, конечно, по несчастливой для Софики случайности, удастся прознать про сегодняшнюю ночь.

— Я смогу спуститься и сама! — когда Джек пытается подать ей руку, Софика хихикает и смело — и довольно проворно — вылезает из своей комнаты без его помощи. — На мне сегодня нет ни корсета, ни неудобных туфель!

О, Софика сейчас и вправду вполне способна вылезти из окна своей спальни самостоятельно — в конце концов, не ей ли уже приходилось покидать комнату ещё в день знакомства с Джеком? А платье на ней такое же удобное, как и в тот день, и на голове нет какой-нибудь громоздкой, неудобной причёски, что могла бы хоть сколько-нибудь ей помешать!..

Они спускаются вниз — Джек просто прыгает, а Софика добирается до толстой ветки дерева, и спускается по нему, про себя молясь о том, чтобы никто не заметил её побега. С дерева Джек помогает Софике спрыгнуть, ловко подхватив её за талию, и Софике хочется запищать от какого-то непонятного восторга, охватившего её сердце.

А потом они устремляются прочь от дома мачехиной кузины.

Ночной город в миг, когда Софика может по нему гулять, не находясь под бдительным оком мачехиной кузины — или под неусыпным контролем почти всегда правильной и довольно скучной, стоит уж это честно признать, Руфины, — гораздо красивее и чудеснее. Софику словно пьянит это призрачное чувство свободы, что пронзает её всю с макушки до пят миллионом крошечных ледяных иголочек.

На их пути почти не встречается женщин — разве что несколько, кто сидит в открытых колясках вроде той, что принадлежит Тобиасу, и направляется, должно быть, в театр. Зато джентльменов — в том числе, весьма нарядно одетых — на пути встречается весьма много.

— Куда мы идём? — интересуется Софика, едва не повиснув на руке Джека, засмотревшись на огни на одной из аллей, в которых Софика уж успела запутаться. — Ну расскажите же! Мне ведь любопытно!

В окнах дома, мимо которого они проходят, видна не самая красивая сцена — женский силуэт отвешивает мужскому пощёчину и бросается на кресло или диван (понять по очертаниям, чем именно является этот предмет, едва ли возможно) ничком.

— Я уверен, что вам понравится! — Джек улыбается, наклонившись почти к уху Софики. — Местечко это весьма недурно, пусть благовоспитанным барышням — да и джентльменам, наверное, тоже — там, пожалуй, не место. Но там весело, шумно и ярко, и там совсем не нужно быть леди. Я нередко там бываю — меня, пусть у меня никогда не бывает много денег, даже считают завсегдатаем.

Местечко — они приходят туда, должно быть, минут через пятнадцать после этого разговора — и в правду оказывается недурным — как Джек и обещал. Софика глядит, словно завороженная на едва освещённый зал, на сцену, обрамлённую роскошным бархатным занавесом, на многочисленные накрытые столы, на которых стоят бутылки вина, дорогие даже на вид, и бокалы. По четыре бокала на каждом столе. Здесь гремит весёлая, задорная музыка, под которую хочется то ли хохотать в голос, то ли хихикать в изгиб плеча, то ли пуститься в пляс.

На сцене — не очень высокой и не очень большой — ловко и весьма непринуждённо танцуют под задорную музыку девушки. И танцуют они совсем не так, как привыкла видеть танцы Софика — девушки задирают ноги так высоко, что хочется закрыть глаза от смущения.