Не меньше, чем барон

Сойдя со сцены Софика почти падает Джеку в руки. Тот кажется весьма обеспокоенным. И она с усмешкой думает, что беспокойство это явно запоздало.

— Не стоило мне... — говорит он как-то неожиданно виновато, помогая Софике, бледной от волнения, удержаться на ногах. — Я никогда не думаю наперёд, и живу лишь сиюминутными помыслами, которые у меня едва ли бывают разумными — не просто так ваш братец называет меня идиотом.

Та может лишь хихикнуть, и на лице Джека, помимо волнения, появляется ещё замешательство.

— Было даже здорово! — выдыхает Софика, цепляясь за его руку изо всех своих сил побелевшими тонкими пальцами. — Но если вы ещё хотя бы раз позволите себе нечто подобное — одной пощёчиной вы не отделаетесь!

Джек провожает Софику до ближайшего кресла, в которое она и опускается. Скорее даже — валится, потому как ноги у неё подкашиваются. Стайка разноцветных девиц проносится мимо неё — они, как поясняет девица в ярко-оранжевой юбке, должны переодеться для следующего выступления.

Концерт, кажется, ещё не закончен, но к Софике уже подходит один из джентльменов — высокий, усатый, в дорогом светло-сером костюме, — с желанием познакомиться поближе. Джентльмен Софике не нравится — пусть она никогда не была против мужского внимания, этот отчего-то кажется ей едва ли не опасным. Софика бросает беспомощный взгляд на Джека, и тот, широко улыбнувшись — почти оскалившись — почти выталкивает неприятного джентльмена обратно в зал.

Ещё двоих назойливых кавалеров Джеку удаётся спровадить подальше от Софики ещё до того, как они подбираются к ней достаточно близко, чтобы причинить хотя бы крошечное неудобство. Троим удаётся подойти к ней — но их Джек тоже спроваживает прочь.

И как раз в тот момент, когда Джек ругается о чём-то с последним из них, за кулисы проскальзывает Тобиас. На нём тёмно-красный, почти даже коричневый, костюм, а в руках у него резная трость, тяжёлая даже на вид. Лицо у Тобиаса крайне бледное, так что, из-за его смуглого цвета кожи, кажется почти серым.

— Желаете отчитать меня за моё легкомыслие? — усмехается Софика, стараясь выглядеть вполне равнодушной, но, должно быть, совсем неуместная сейчас дрожь всё-таки слышна в её голосе. — Если так — прошу вас не тратить ни своё, ни моё время.

Софика прекрасно знает, что сейчас, как ещё никогда раньше, заслуживает упрёков в легкомыслии — и потому чувствует, что любой намёк на это обстоятельство окажется невыносимым. Ей кажется, что она завопит в голос — так, чтобы на её вопль немедленно выбежал Джек, готовый отогнать от неё очередного назойливого кавалера. В конце концов — стоило отдать Джеку должное — пока ещё никому из джентльменов не удалось с ней заговорить.

Мужской костюм всё ещё на Софике — в конце концов, ей ещё не представлялась возможность переодеться в своё коричневое платье, — а щёки раскраснелись так, что впору разогревать на них обед. У Софики сбивается дыхание от пережитого волнения, что захлестнуло её с головой с этим выступлением.

Нет. У Софики сбивается дыхание не от этого — скорее от самого присутствия Тобиаса. Не выступление было тому виной, что Софику теперь ноги не держат — виной этому был именно Тобиас, случайное появление которого в зале едва не лишило Софику чувств прямо на сцене.

И Софике оттого хочется на него рассердиться, разгневаться — не окажись его там, ей бы не пришлось прибегать к помощи Джека при общении с прилипчивыми джентльменами! Не окажись его там — Софика едва ли ушла бы со сцены совершенно обессиленной!

— Думаю, что желаю скорее извиниться за свою резкость, — говорит Тобиас мягко и тихо своим приятным голосом, который Софике очень уж хочется слушать и слушать. — И смиренно сообщить, что я не вызвал на дуэль ещё ни одного из ваших поклонников — пусть и считаю, что они того вполне заслуживают.

Софика встречается с Тобиасом взглядом, и весь её гнев, все её сожаления тают в воздухе, словно бы их никогда и не бывало, словно они — лишь мираж. И Софика снова готова забыть обо всём на свете, будто бы и не было того злосчастного разговора о дуэлях на музыкальном вечере.

— Извиняйтесь! — Софика кокетливо улыбается и вытягивает руку перед собой таким образом, чтобы Тобиасу пришлось наклониться к ней и поцеловать. — За резкость...

Тобиас приникает к её холодным пальцам губами и задерживается несколько дольше того, чем позволяют приличия. Софика тут же злится на себя — о каких приличиях может идти речь, если она, Софика, каких-то десять-пятнадцать минут назад в мужском костюме распевала на сцене песенки, даже слышать о которых приличной барышне строго-настрого воспрещается?..

Софике стыдно за сегодняшнее выступление — пусть и радостно, и почти что боязно за возможные последствия. Софике досадно из-за того, что она нарушила своё обещание Жюли в первый же день. И Софика не уверена, что после этого события заслуживает тех слов Руфины о принципах. От последнего на душе становится почти что тошно — почти, потому как восторг от примирения с Тобиасом перечёркивает все остальные чувства в сердце Софики.

— Могу ли я надеяться на возобновление нашего знакомства, Софика, уж коли вы меня простили? — голос у Тобиаса действительно полон надежды, и так мягок, что едва ли возможно ему отказать.

О, сейчас Софика готова пообещать всё, что угодно! Нет — ей хочется обещать. Хочется смеяться, шутить, кокетничать напропалую, словно последней вертихвостке. Ей хочется улыбаться. И даже танцевать. Прямо здесь — можно даже на злосчастной сцене. И Софика только улыбается Тобиасу и не отнимает руки из его тёплых ладоней.

Ей отчего-то кажется — этого вполне достаточно. Едва ли Софика сейчас, будучи столь взволнованной и уставшей, сумеет выдавить из себя что-то более осмысленное.

— Оставите для меня хотя бы один из танцев на вашем шестом балу, милая Софика? — осведомляется Тобиас, убедившись в, вероятно, положительном ответе на предыдущий вопрос.

Мысль о шестом бале теперь приводит Софику в ещё больший восторг — бал должен случиться через несколько дней (после пятого бала, что случится завтра вечером, выступления в роли Осени, которое произойдёт послезавтра днём да двух пикников, что назначены на следующие после выступления два дня), и он должен стать весьма знаменательным событием в жизни юных девиц, воспитанниц мачехиной кузины, что в этот год впервые выходят в свет.

— Я не прочь станцевать с вами мазурку и кадриль — боюсь, вальс уже обещан, — улыбается она.

Софика не говорит — кому обещан вальс. Но в глазах Тобиаса мелькает понимание и огонёк ревности, который он явно старается потушить. Он гонит от себя эту приглушённую ревность — пытается укротить её, насколько только возможно. И Софика благодарна ему за это едва ли не больше, чем за недавние извинения.

Тобиас вполне удовлетворяется двумя обещанными танцами — пусть, кажется, и хочет несколько большего, как думается вдруг Софике. В конце концов, на первом балу Софика протанцевала весь бал только с ним — быть может, он желал повторения этого и на шестом.

— И я могу снова пригласить вас в театр? — мягко интересуется Тобиас. — Или, быть может, на выставку?

Софика со смешком подпускает к сердцу весьма кощунственную для Амальи мысль — она бы с гораздо большим удовольствием посетила бы выставку, а совсем не скучную долгую оперу, которые она никогда не понимала. Быть может, будь выступление в театре похоже на собственное выступление Софики сегодня в этом едва ли приличном месте, выбор был бы более сложным.

Сама мысль о выставке вызывает радость и предвкушение. В конце концов, Софика никогда прежде не посещала их: в родной деревушке едва ли могло быть место музею — слишком уж маленькой та была, чтобы было, что выставлять, — а мачехина кузина, кажется, не считала хоть сколько-нибудь необходимым посещение подобных мероприятий барышнями на выданье.

— Я слышала, что здесь, в столице, есть чудесный музей со всякими паровыми штуками! — щебечет Софика вполне непринуждённо и весело. — Но и в театр я тоже бы сходила — Амалья убьёт меня, если узнает, что вы приглашали нас туда, а я выбрала выставку!

Тобиасу кажутся забавными её слова. Он смеётся. Действительно искренне — не из вежливости. И Софика снова чувствует себя полностью счастливой — даже когда к ней подлетает встревоженная растрёпанная Мари, пробормотавшая несколько сбивчивых извинений по отношению к Тобиасу.

— Пойдёмте, мисс! — шепчет Мари, за руки поднимая Софику из кресла. — Вам пора переодеться и идти домой, мисс! Лучше бы сделать это, пока мистер Ролли ещё в зале, мисс!

Софика вполне послушно идёт вслед за ней — в конце концов, она попросту не способна сейчас думать о чём-нибудь. А у Мари тёплые и нежные руки и уверенный голос — с чего бы не сходить и не переодеться в своё коричневое платьице? В конце концов, Софике ведь надо вернуться домой, а в мужском костюме делать это — сущее безумие даже для неё.

— Могу ли я надеяться, что в одну из ближайших наших встреч я смогу с вами... объясниться? — окликает Софику Тобиас как раз тогда, когда Мари уже открывает дверь в шумный коридор.

Софика не совсем понимает значение слова «объясниться», и не совсем понимает, хорошо ли это для неё. Софика почти надеется, что это не очередное предложение руки и сердца — о, помыслить о том, чтобы согласиться на это, с тех пор, как Софике стало известно о леди Еве, едва ли представляется хоть сколько-нибудь возможным. А теперь... Теперь Софика не может быть уверена, что сумеет дать отказ. Только не Тобиасу.

— Надейтесь! — кокетливо улыбается Софика, обернувшись к нему через плечо. — Боюсь только, что Руфина может не захотеть оставлять нас наедине — она вас, кажется, невзлюбила!