Не меньше, чем барон

Софика встаёт из-за стола одна из первых, благодарит — неожиданно достаточно вежливо, пусть и забывает про книксен — мачехину кузину за ужин и неспешно направляется к себе — стоит как можно скорее расплести причёску, оставшуюся со спектакля, переодеться в привезённую из дома старую одежду Гесима да разыскать в груде хлама в своём шкафу старые разношенные ботинки, которым нет цены, если хочется ходить или бегать с комфортом.

— Я верну тебе книгу завтра, — шепчет Софика Жюли, когда та догоняет её на лестнице. — И я бы хотела одолжить у тебя ещё, если есть.

Жюли подмигивает ей. У Жюли в глазах — какая-то новая, возмутительно дерзкая идея, о которой Софика не решается отчего-то спрашивать. И уж тем более — останавливать.

Накатывает щекочущее предчувствие — об этой идее Софика обязательно узнает в скором времени. И обязательно восхитится очередной выходкой Жюли — расцелует эту невозможную, замечательную девчонку и, быть может, и сама решится на нечто подобное. Если не хуже.

О, да Руфина, должно быть, сочтёт цвет платья Софики для следующего бала самым шокирующим и скандальным событием в своей жизни (и выпустит из виду даже выпускной экзамен по «основам добродетели» этой весной, на который Софика напрочь забыла надеть приличествующий школьной форме фартук — школьное платье, на взгляд Софики, было хорошо само по себе и своим цветом, и своей длиной, и шириной юбки, но определённо нуждалось в кожаном ремешке на талии, что тоже не осталось без внимания как этой занудной инспектриссы, принимавшей экзамен, так и Руфины)!

Не то чтобы Софика действительно считала столь маленькую шалость действительно заслуживающей скандала — как до сих пор не считает проступком тот случай на своём первом балу.

Софика плотно закрывает за собой дверь спальни и, наконец, позволяет себе вытащить все шпильки из причёски. О, как она об этом мечтала, как минимум, последний час!.. Разувается Софика почти столь же проворно — и ботинки оказываются вдруг в совершенно разных углах комнатки.

Мысль о том, что стоит найти старые, заштопанные мачехой коричневые чулки, приходит Софике в голову не сразу — сначала она даже не задумывается об этом (ровно до той поры, как видит валяющийся на кровати ещё совсем недавно целый чёрный чулок с зияющей на пятке дыркой).

Вероятность того, что не останется ни одной пары целых чулок и это (что гораздо хуже) может быть замечено мачехиной кузиной, которая определённо не одобрит дырки (и даже заплатки) на пятках или носках одной из своей подопечной (тем более, той, что по какому-то недоразумению оказывается в центре всеобщего внимания), заставляет Софику с раздражением стащить с себя целые — во всяком случае, пока ещё — чулки и закинуть их в шкаф.

Руфина входит в спальню Софики в тот самый неудобный, самый неподходящий для этого миг — когда Софика ползает по полу на коленках и старательно ищет, куда могла закинуть чулки. Руфина же появляется в комнате сестры уже полностью переодетой, умытой, по-домашнему (и при том — весьма аккуратно) причёсанной и, вероятно, успевшей уже прочесть очередные скучные наставления из одной из своих книжек. И вообще, Руфина выглядит почти загадочно серьёзной.

Нет, разумеется, Софика считает, что её старшая сестра до смешного серьёзна в любой миг своего существования (довольно скучного, пожалуй, если уж задуматься) и почти что напрочь лишена чувства юмора, но сегодня, Софика готова в этом поклясться на чём угодно, эта серьёзность переходит всяческие границы.

— Барон Сиенар — не самый хороший человек, Софика, — выдаёт Руфина довольно решительно. — В первую очередь, он — дуэлянт. Это уж известно точно — не из каких-то невнятных слухов. Не понимаю, зачем ты с ним говоришь — не стоит девушке находиться в обществе мужчины с такой репутацией.

Голос у Руфины, впрочем, дрожит, а она сама выглядит, словно натянутая струна — это сравнение отчего-то вызывает у Софики усмешку. Или, быть может, усмешку вызывают слова о репутации?..

— Не понимаю, о чём ты! — смеётся Софика, поспешно отворачиваясь от сестры и торопливо начиная шарить рукой под кроватью, стараясь создать видимость собственной занятости. — Ты, кажется, ничего не возражала против его общества, когда он вывозил нас в театр!..

Её — Софики — щёки, впрочем, пылают так сильно, так жарко, что это почти невыносимо. И Софика Траммо даже не может понять — почему. Ей хочется закрыть щёки руками, закрыться от пронзительного, цепкого взгляда Руфины. Ей хочется прогнать сестру. Софике почти досадно оттого, что Руфина говорит о нём. Плохо ли, хорошо ли — без разницы. Софика думает вдруг, что возразила бы Руфине в любом случае — из растравляющего её сердце духа противоречия.

Один коричневый чулок — с серой заплаткой на носке — находится как раз под кроватью. Чулок весь в пыли, но Софика определённо радуется находке. Теперь нужно только найти второй. И где он только может быть?.. Софика трёт лоб и кидает найденный чулок на прикроватную тумбочку.

— Тогда я ещё не слышала того, что про него говорят! — почти кричит Руфина, и Софика от неожиданности и удивления даже подскакивает на ноги, едва не стукнувшись коленкой об кровать.

— И что же про него говорят? — Софика принимается обследовать туалетный столик и ящики прикроватной тумбочки, старательно делая вид, что разговор не слишком-то её занимает.

С Амальей подобное могло бы сработать.

— О нём говорят... всякое, — Руфина тушуется и тут же хмурится. — Что он азартен, что не знает жалости и сострадания, что его репутация, пусть он и барон, и приближённый королевы, оставляет желать лучшего, что его жена... Что его жена зачахла потому, что он пренебрегал ею — а она ведь была святая женщина!..

Упоминание о леди Еве определённо не идёт на пользу настроению Софики, которой как раз удаётся найти второй чулок (что удивительно — под подушкой) — сколь бы ни была идеальна эта женщина, она пробуждает в сердце Софики лишь жгучую неприязнь. А, быть может, именно поэтому и пробуждает.

Свою же «неидеальность» Софика осознаёт с самого детства — вспыльчивость, упрямство, неусидчивость и неряшливость нельзя считать качествами, подходящими истинной леди, каковой должна являться каждая девушка из сколько-нибудь приличной семьи. А семью брелиакского пастора уж точно следует считать приличной. Но отчего-то до того, как Софика узнала о леди Еве, чужие идеальные манеры никогда не злили её столь сильно.

— Сдаётся мне, — пытается улыбнуться Софика, но улыбка получается какой-то колкой, злой, — что подобными женщинами как раз чаще всего пренебрегают. Я же скорее кокетка, дурочка или взбалмошная особа — выбирай, что хочешь.

Софика не узнаёт саму себя в этих холодных, колких словах. Словно бы это не её голос звучит сейчас. Словно это не она думает — так...

Руфина смотрит на Софику совершенно непередаваемым взглядом. Софика не может понять, чего в нём больше — какого-то всеобъемлющего удивления на грани шока, яркого, жгучего возмущения и некого разочарования, которое почему-то кажется Софике самым неприятным.

Руфина даже открывает рот — и тут же его закрывает, не найдясь, видимо, что сказать. Софика бросает второй найденный чулок на прикроватную тумбочку к его собрату (по несчастью — пошутила бы мачеха) и садится на свою кровать. Та тихонько скрипит, прогибаясь под ней.

Тишина в комнате кажется почти что гнетущей — Софика чувствует необъяснимые досаду и раздражения из-за вероятного разочарования Руфины, Руфина же молчит, кажется, не зная, что сказать, и за окном совсем-совсем тихо. Словно все звуки разом исчезли из этого мира.

— Нехорошо говорить так! — качает головой Руфина, наконец разрывая повисшее в воздухе молчание. — Леди Ева была достойнейшей женщиной, благотворительницей и истинной леди. Разве можно...

Хорошие слова о покойной леди Еве словно обжигают. Они лишь разжигают в Софике и без того ярко пылающий дух противоречия. Не соглашаться же! Не признавать же эту навязчивую идеальность давно умершей женщины!.. Софике хочется уязвить, уколоть Руфину — в отместку за тёплые слова о сопернице, что о соперничестве даже не знает.

— Можно — что? — Софика дёргает плечом совсем как Гесим в приступы злого упрямства и совсем как он снисходительно-колко улыбается. — Говорить плохо о мёртвых? Говорить плохо об истинных леди? Так я, вроде, про неё и слова дурного не сказала!

Руфину с детства выводят из себя подобные формулировки. И с детства выводят улыбки Гесима. Впрочем, Руфина терпеть не может столь много, что едва ли стоит пытаться избегать всех пунктов из этого списка!..

Софика забирается на кровать с ногами, обхватывает свои колени и бросает на Руфину взгляд, полный насмешливого вызова. Руфина поспешно шагает назад. Словно отшатывается — Софике кажется, что губы у её сестрицы побелели, а взгляд стал ещё более укоризненным.

За дверью слышатся шаги. Софика узнаёт их почти сразу — так в пансионе ходит только мачехина кузина. Её чуть торопливая уверенная поступь просто не может оказаться неузнанной. Руфина же, кажется, совсем не прислушивается, занятая своими мыслями.

Когда дверь в комнату Софики открывается, она может сдержать смех от мысли, что оказалась права — это действительно были шаги мачехиной кузины. У той, на удивление, даже не слишком воинственный вид.

— Идите к себе, юная леди! — хмурится мачехина кузина, заметив Руфину. — Уже пора спать.

Руфину сдувает из комнаты так быстро, что Софика не успевает опомниться. Зато успевает несколько — пусть и не слишком-то сильно — обидеться на сестру за то, что та оставила её наедине с наставницей.

У мачехиной кузины складка между бровей, но голос её, впрочем, кажется скорее усталым, чем строгим. Софику это, пожалуй, настораживает больше, чем радует — Софика не может отделаться от мысли, что это может грозить ей чем-то куда более нехорошим, чем открытая злость.

— Спокойной ночи, сударыня! — говорит мачехина кузина, и пусть в голосе её сквозит какое-то недоверие, тон её почти доброжелателен. — Я рада, что сегодняшнее представление прошло успешно. Постарайтесь вести себя так же примерно и на чаепитии у кронпринцессы Эденлии. Ближайшие дни вам следует посещать пикники и театральные представления, на которые вас будут приглашать. Я крайне надеюсь на то, что вы окажетесь столь же благоразумны, как и сегодня.

Софика совсем не уверена, что ей достанет благоразумия — сегодня-то благоразумной она оказалась лишь из-за пережитого волнения. Но говорить подобное мачехиной кузине Софика совсем не спешит, пусть ей почти неудержимо хочется ляпнуть нечто такое.

Мачехина кузина смотрит на Софику устало и совсем не сердито. Скорее даже по-доброму. Так иногда смотрит на Софику отец, когда она совершает нечто, не совсем приличное истинной леди — и от этого взгляда становится чуточку стыдно за с утра планируемую вылазку в квартиру Гесима.

Когда дверь за мачехиной кузиной закрывается, Софика едва может сдержать вздох облегчения. Так ведь возможно и отказаться со стыда от своих намерений, а Софика всегда гордилась своей привычкой доводить все свои маленькие шалости до конца любой ценой.