Не меньше, чем барон

Дождавшись, когда все звуки в пансионе стихнут, Софика вылезает из-под одеяла, которое накинула на себя во время разговора с мачехиной кузиной. Волосы Софика торопливо заплетает в косу — в одну, так куда быстрее — и, нацепив коричневые чулки, обувается в удобные ботинки, в которых так приятно ходить.

Софика старается ступать как можно тише. И про себя молится, чтобы половицы не заскрипели под её ногами, ни сейчас, ни под утро, когда она вернётся. Того, что мачехина кузина может нагрянуть в её комнату во второй раз за сегодняшний вечер, Софика боится до дрожи в острых коленках.

Добраться до окна, толкнуть створку, чтобы распахнуть его, забраться на подоконник — всё это происходит так быстро, что Софика едва успевает об этом задуматься как следует.

Вылезти из окна своей спальни в этот раз получается ещё легче и быстрее, чем прежде. Софика ступает по карнизу совсем уверенно, совершенно не боясь делать шаг за шагом. А потом ловко перелезает на ветку раскидистого дерева, с которого слезть и вовсе выходит совсем легко.

Брести ночью по городу в одиночестве оказывается, впрочем, несколько боязно — с Джеком всё было гораздо проще и приятнее. А теперь Софика то и дело оглядывается по сторонам и вздрагивает от каждого шороха рядом с собой. В голову сами собой лезут истории о грабителях из всяких книжек, наподобие той, что дала Жюли. И Софика злится на себя за свою трусость, называет себя мысленно глупой курицей и проворно шагает всё дальше и дальше, стараясь не задерживаться нигде дольше, чем на пару секунд.

Где-то на вишнёвой аллее, испугавшись, словно маленькая, какого-то господина не самого благонравного вида, Софика и вовсе переходит на бег — и останавливается лишь на середине главной аллеи, а потом долго не может восстановить дыхание.

До пересечения кленовой и рябиновой аллей, где и находится дом Гесима, Софика добирается весьма быстро — пусть и гораздо медленнее, чем ей самой хотелось бы этого в эту ночь. Софика на цыпочках пробирается мимо задремавшего швейцара и почти взлетает по лестнице, ведущей на этаж, где проживает Гесим.

В голубую дверь с табличкой «64. Студент юридического университета Гесим Траммо» Софика по привычке барабанит изо всех сил и только потом, ойкнув после гневного оклика из какой-то из соседних квартирок, припоминает, что в данное время суток мало кто благосклонно отнесётся к шуму.

Гесим открывает дверь довольно скоро — много быстрее, чем в прошлый визит Софики.

У Гесима круги под глазами и губы искусаны до крови. И он определённо не выглядит человеком, которого разбудил стук в дверь — скорее уж человеком, что не спал уже несколько дней. И одет он вполне нормально, а не в ту старенькую фланелевую полосатую пижаму.

Рукава белой рубашки у Гесима закатаны почти к самым плечам, обнажая длинную глубокую царапину на левой руке (Софика никак не может понять, чем она была нанесена, и это почему-то её тревожит), а вьющиеся чёрные волосы — крашенные, вспоминает Софика слова Джека и старается не рассмеяться этой мысли — собраны в не слишком ровный узел сзади, а не рассыпаются по плечам. И Гесим обут, а не босиком — это тоже кажется Софике непривычным.

Гесим пропускает сестру в свою квартирку и плотно прикрывает дверь. На этот раз, в отличие от прошлого визита, комнатка освещена магией довольно-таки ярко. И Софика может полностью разглядеть всё её убогое убранство — зелёные, местами ободранные, обои, старенький резной комод, зачем-то выкрашенный в какой-то невнятный цвет и теперь совершенно облупившийся, книжный шкаф с покосившимися полками, старинный — впрочем, скорее уже ветхий — буфет, заполненный книгами, два разных кресла с прохудившейся обивкой, сломанная ширма, туалетный столик с треснувшим зеркалом (на столике виднеется две чернильницы и стопка писчей бумаги), старый выцветший и потёртый диван да нагромождение книг почти в каждом уголке комнаты. Свободного места нет практически нигде, и Софика не уверена, что в этой комнате вообще можно ступить, во что-нибудь не врезавшись.

Джек лежит — скорее, впрочем, валяется — на диване, закинув ноги на чуть ли не на спинку. В руках у Джека какая-то потрёпанная книжка (с картинками — замечает Софика), а на щеке темнеет довольно-таки внушительный синяк. Джек бросает на Софику удивлённый, чуточку рассеянный взгляд, но тут же усмехается в своей привычной манере и машет ей рукой.

— Ну, здравствуй, забавная отважная девчонка, пустившаяся в столь неблизкий путь ночью в полном одиночестве! — голос у Джека чуточку охрипший, но весьма весёлый.

Софика не успевает придумать, что ответить на его слова — Гесим встаёт между ней и Джеком, словно загораживая сестру от своего друга. У Гесима напряжена спина — и во всей его позе Софика может усмотреть явное сходство с Руфиной. Мысль эта Софику почти поражает.

— Не думаю, что ты заслужил общения с моей сестрой, Джек, раз уж ты решился на это безумие! — недовольно чеканит Гесим, складывая руки на груди и наклоняя голову чуть набок.

Эти слова заставляют Софику дёрнуться и едва не заскулить от нахлынувшего любопытства. Джек подмигивает ей, когда Софика выглядывает из-за спины Гесима. Что такого мог натворить Джек? Нет, конечно, после своего выступления в мужском костюме на сцене какого-то не слишком-то пристойного заведения Софика не думает, что стоит чему-то удивляться, когда речь идёт о Джеке — тем более, что незадолго до этого выступления ей удалось обнаружить одну его маленькую тайну.

Там, в театре. В день, когда барон Тобиас Сиенар сделал ей, Софике Траммо, предложение.

Но просвещать Софику по поводу «этого безумия» никто из присутствующих в комнате не собирается. Вид у валяющегося на диване Джека весьма расслабленный, но взгляд у него довольно-таки цепкий, даже колкий. Глаз Гесима Софика не видит — брат стоит к ней спиной и лицом к Джеку, — но Софика почти уверена, что спина у него слишком уж твёрдая.

А Софике, между прочим, любопытно почти до слёз! И до желания пойти на что угодно — подслушивание, подкуп или шантаж, — чтобы только выяснить, о чём именно говорил Гесим, упрекнув Джека в безумии.

— По-моему, именно поэтому я его и заслужил! — как-то странно смеётся Джек, не поднимаясь с дивана. — Твоя сестра — редкостная смутьянка по меркам благовоспитанных леди!

Софика, впрочем, не может сообразить, что именно в его голосе, в его смехе кажется ей странным и непривычным. Но что-то ведь определённо кажется! Софика жалеет, что рядом нет никого, кто пожелал бы ей всё объяснить. Впрочем, Софика и не знает, кто бы это мог быть — Руфина предпочитала отмалчиваться, ссылаясь на неизвестные Софике догмы, мачеха старалась не вникать лишний раз в то, что говорит Гесим, Амалья и сама ничего не понимала, а никого больше Софика и видеть бы сейчас не захотела.

— Ну, знаешь ли! — отчего-то сердится Гесим, а затем, развернувшись, хватает Софику за руку чуть более резко, чем нужно. — Пошли. Прогуляемся.

Он почти выталкивает (вероятно, стоит возмутиться подобной бестактностью и даже почти грубостью) Софику обратно в коридор и, резко одёрнув рукава своей рубашки, открывает дверь. Софика и Гесим выходят в коридор.

— Ой да пожалуйста! — кричит Джек в спину Гесима, едва не переходя на хохот. — Не очень-то и хотелось — больно вы оба горазды раздавать мне пощёчины из-за сущих мелочей!..

Из одной из соседних квартир — кажется, той, на которой красуется табличка с номером «65» — снова раздаётся гневный окрик, а Гесим поспешно захлопывает дверь и одним взглядом говорит Софике, что им стоит поскорее покинуть недружелюбный узкий загромождённый коридор.

И Софика шагает настолько быстро и бесшумно, насколько только может — пусть её и нельзя, пожалуй, назвать действительно тихой особой. О какую-то из оставленных коробок Софика спотыкается и едва не разбивает себе нос — от этой участи её спасает успевший вовремя подхватить её Гесим.

До лестницы остаётся совсем немного — стоит только миновать ещё несколько таких коробок и не запнуться ещё о какую-нибудь из них. И Софика даже удивляется — и как только умудрилась она добраться до квартиры брата, ничего себе не разбив и не сломав, если теперь готова запнуться о каждую мелочь?

— Джеку пока не стоит покидать дом, — хмыкает Гесим, когда они, наконец, минуют узкий коридор на мансарде и ступают на лестницу. — Хотя бы ещё пару дней.

Больше Гесим ничего не поясняет. Это разжигает любопытство Софики ещё больше, и ей хочется даже начать канючить — к чему обыкновенно прибегала в детстве, стоило кому-нибудь в чём-нибудь ей отказать. Что-то останавливает. Быть может, тёмные тени под глазами Гесима?

И Софика просто шагает по лестнице, стараясь припомнить, о чём именно она хотела поговорить в пансионе мачехиной кузины, что сподвигло её пуститься в путь ночью.

— Ты слышал о недавней дуэли барона Сиенара? — интересуется Софика у брата, когда они оказываются на улице.

Почти сразу же в голову приходит запоздалая мысль — об этом лучше было бы спросить Джека. Гесим не слишком-то жалует большинство дворянских обычаев — и дуэли в их числе. Едва ли он захочет об этом говорить. А если что и скажет — Софике едва ли достанет подробностей.

Возможно, думается Софике, Гесим гораздо более примерный брелиакец, чем она, что бы там не считала Руфина. Брелиакцы, вроде как, не должны испытывать любопытство, когда речь заходит о дуэлях и смерти какого-либо человека. Они должны испытывать только скорбь — даже если человек не слишком-то им симпатичен — и всячески выражать своё неодобрение всяким играм со смертью.

— Слыхал — да не то что много, — дёргает плечом Гесим, а затем усмехается как-то жёстко, опасно, что Софике почти хочется отшатнуться. — Да и не всё ли равно? Если эти титулованные ничтожества самостоятельно переубивают друг друга — тем лучше.

«Титулованные ничтожества»... Слова как-то задевают Софику, и она даже думает обидеться на брата, а потом ловит себя на мысли, что причина того совершенно не стоит, и пожимает плечами. В конце концов, у самой-то Софики нет титула, чтобы принимать подобные слова на свой счёт.

Софика и Гесим бредут по ночному городу, не особенно разбирая дороги — сначала выходят на главную аллею, а потом куда-то поворачивают. И поворачивают снова. Потом — ещё куда-то. Софика просто держит брата за руку — брата, по которому, как понимает в это мгновенье, скучает больше всего на свете, — и шагает рядом с ним, уже не чувствуя ни страха, ни беспокойства, ни раздражения.

И Софика думает, что, наверное, ни по кому больше она не скучает так сильно, как по старшему брату. По времени, которое они проводят вместе. По разговорам, шуткам, разучиванию дурацких песенок, которые не стоит знать барышням из приличных семей. По Гесиму — который улыбается, который знает обо всём на свете и из которого выходит самый чудесный рассказчик, какого только можно представить, который держит Софику за руку.

Они идут довольно долго и останавливаются на огромной мощённой камнем площади перед высоким собором с выкрашенным в серебряный цвет шпилем и крупными круглыми арками. На шпиле Софика замечает печать хефрианцев — крылатый диск с вписанными в него какими-то символами. Символов отсюда не разглядеть (впрочем, Софика знает, что они есть, и этого достаточно), да и расшифровать их Софика, никогда не считавшаяся примерной ученицей, едва ли смогла бы.