Огни юга. Часть 2. Дом Мрака

– Эй, если я вам не нужен, то отпустите! – развеял их сладкие грёзы Олаф.

– Нет, это просто… – Герда отстранилась. – Простите, я, правда, пьяна и должна уйти.

Николас схватил их обоих за руки и подтолкнул Олаф, чтобы тот вёл хоровод. Остальные цеплялись за них в хвост, смеясь и подпевая задорной мелодии. Подпрыгивая то на правой ноге, то на левой, они понеслись по всей площадке. А когда отпустили руки, Олаф уже весело приплясывал вместе со всеми, растеряв свою чопорность. Герда тоже забыла о закрепощенности и неуклюжести. Становилась в пару со всеми: Олафом, Идоу, дикарями, матросами, даже с Малинке и Хелевой. Кружилась и подпрыгивала, махала руками и совсем не думала, как выглядит со стороны. Когда горизонт уже расцветили первые лучи солнца, дикари уже падали без сил, но не от изнурительной работы, наказаний или борьбы, а от веселья.

Герда замерла возле Николаса, который уже долгое время наблюдал за танцами со стороны, заложив руки за спину. Яркий, огненный. Крылья хищного носа трепетали, на виске пульсировала жилка, в глазах клубился стылый туман тревоги.

Николас скользнул по ней взглядом, улыбнулся уголком рта и отвернулся к Олафу. Тот направлялся к ним, прощаясь с дикарями и матросами.

– Что снова задумали без меня, а, заговорщики? – пьяно смеясь, спросил он.

– Спать очень хочется. Ты же мне днём отдохнуть не позволил, – ответил Николас.

– Обычно ты вообще не спишь. Что-то не так? – на лицо Олафа набежала тень.

– Всё хорошо. Идёмте! – Николас снова схватил их обоих за руки и потащил к хижине.

Стоило им забраться в гамаки, как их тут же сморил сон. Встали они после обеда, когда Малинке принесла маисовые лепёшки с бобами.

– Отдыхайте. Хелева говорит, что через несколько дней ваши матросы смогут двинуться в путь, – сообщила она и ушла по делам.

С похмелья есть не хотелось. От маиса уже подташнивало. А вот холодная ключевая вода пришлась как нельзя кстати. Олаф отошёл по нужде, а Николас с Гердой устроились на пороге. К ним тут же подбежал пропадавший где-то весь день Гилли Ду и уселся рядом.

Солнце медленно тянулось к горизонту, но разводы перистых облаков оставались неподвижны в безветрии.

– Нужно поговорить, – начала Герда.

Николас посмотрел на неё с опаской:

– Если ты про вчерашнее, то мы оба перебрали. В праздники трудно себя сдерживать. Прости! Этого больше не повторится.

– Мне обидно, но… не важно, – она подняла вверх указательный палец, заставив его замолчать. – Я про Олафа. В одном из горшков Вицли-Пуцли сидел жадеитовый Сова. Помнишь статуэтку, которую ты привязал к изножью своей кровати?

Николас задумчиво кивнул.

– Он вселился в Олафа и убил Вицли-Пуцли, а потом… он назвал меня невесткой и выпустил твоего мелькариса. Невестка – это ведь жена брата. Женой я могу считаться только твоей. Значит, братом Сова посчитал тебя. И ещё этот мелькарис… Ты ведь не думаешь, что я сошла с ума?

– Не больше, чем мы все. Невестка, да? Жена брата. Может, истина заключатся именно в этом.

Герда недоумённо уставилась на него.

– У тебя никогда не возникало ощущения, что ты всю жизнь искала то, что было у тебя под носом, но ты оказывалась в это верить? – спросил Николас.

– Я… я искала тебя. Для этого мне пришлось пройти пол Мунгарда. Но оказалось, что это был не ты. Тебя такого, каким я представляла, не существовало, – она закрыла лицо руками, пытаясь сдержать слёзы.

Глупо его винить, говорить всё это… Жаль, что нельзя заставить себя не чувствовать боль, тоску, смятение. Стереть бы постыдные слёзы слабости раз и навсегда. Быть холодной, быть сильной. И стойко верить в счастливое будущее.

Его ладонь легла ей на плечо.

– Прости… меня.

– Я сама обманулась. В следующий раз буду умнее. В следующей жизни… если повезёт.

Они снова вгляделись друг другу в глаза. Долго. Не отрываясь. Герда тонула в безбрежной синеве неба, океана и сумеречного снега. Дыхание спёрло в груди. Глупое сердце шептало, что всё взаправду. Стоит протянуть руку, и пальцы сомкнутся навсегда. Ни ссоры, ни мнимая холодность, ни ложь, ни смерть не разлучат их.

Нет, нельзя, чтобы их объятия и поцелуи увидели. Герда моргнула и отстранилась. Волшебство исчезло. Николас прикрыл веки. По его безмятежному лицу не удавалось ничего прочитать.

– А ты сам как? – спросила Герда.

– Обычно. Может, мой случай настолько запущенный, что даже волшебство загробного мира не действует, – он почесал нос указательным пальцем.

Герда прищурилась, изучая его ауру.

– Ошибаешься. Твоя внешняя оболочка объята голубым пламенем, словно призрачный мелькарис её подпалил. Сам не видишь?

– Да бред! – Николас поднялся, явно собираясь сбежать, а потом опустил взгляд на собственную ладонь и застыл.

Его аура взорвалась. Глаза ослепли на миг и наполнились слезами.

– Н… Морти?

Из его ноздри вытекла тёмная струйка крови.

– Морти! – закричала Герда.

Николас запрокинул голову. Глаза закатились, и он стал медленно оседать на землю. Сидевший рядом Гилли Ду испуганно залаял.

– Помогите! Помогите! – звала Герда, пытаясь его удержать, чтобы он не ударился головой о порог.

Из-за угла выскочил Олаф, схватил Николаса и аккуратно уложил на траву. Следом прибежали Идоу с Малинке. Гилли Ду горестно выл и облизывал лоб Николаса.

– Мы разговаривали. Он резко поднялся, носом пошла кровь и… – затараторила Герда.

– Он говорил, что болен… – нехотя сознался Олаф. – Я случайно увидел это в его мыслях во время допроса. Что за болезнь, я так и не понял. Он сказал, что она неизлечима, и он не хочет даже попытаться…

Нет, не может такого быть! Николас что, отталкивал её из-за болезни? Из-за скорой смерти? Боялся, что она станет его жалеть и уговаривать искать лекарство?!

Герда спрятала лицо в ладонях.

Идоу опустился рядом с Николасом на колени, стянул с него рубаху и принялся изучать. Малинке привела Хелеву, и та тоже его осмотрела. Потом к ним присоединился и Глэйдэ. Словно по команде они поднялись и начали что-то обсуждать на повышенных тонах. Идоу произнёс короткую фразу, после которой все замолчали.

– Это не болезнь, – объявил он на всеобщем. – Не в том смысле, в котором вы это понимаете. В его теле скопилось слишком много душ, слишком много силы. Знаки на его коже должны были удержать их в его теле. Но Шибальба сильно ухудшила его состояние.

– Получается, наш поход его добил? – с горечью спросил Олаф. – Но ведь… я хотел… А, детская наивность!

– Нет, поход в Шибальбу должен был решить его проблему. Человек там может переродиться в ином качестве, полностью раскрыть свои таланты, преодолеть слабости и недостатки, вместить в себя то, что раньше раздувало его и вытекало, как из решета, – туманно объяснял Идоу. – Он встал на этот путь, но не прошёл его до конца, как и ты. Оттого и случались твои обмороки. С ним всё по-другому, серьёзнее и сильнее. Если он не завершит свой путь, не избавится от противоречия, которое рвёт его на части, то не проснётся никогда.

– Получается, его без чувств придётся тащить в Шибальбу? И как же его будут испытывать, если он не придёт в себя? – недоумевал Олаф.

– Мы преодолеем весь этот путь за него. Вместе с ним, – поправился Идоу.

– А так можно? – удивилась Герда.

– Можно, если вы любите его достаточно, чтобы пережить самый страшный кошмар.

Она переглянулась с Олафом.

– Я готов! В этот раз я точно успею загадать желание, – без промедления согласился он.

– Я тоже пойду, – добавила Герда. – Не хочу больше чувствовать себя бесполезной.

– Хорошо. Если вы настроены решительно, то у него есть шанс, – заключил Идоу.

Малинке перехватила его за запястье и сказала что-то тревожное. Идоу снова ответил так веско, что остальные покорно склонили головы. Что они скрывают?

Дикари перенесли Николаса в хижину Вицли-Пуцли и устроили на уже знакомом ложе. До глубокой ночи его окуривала травами Хелева и читала заговоры Малинке. Латать ауры с помощью огня они не умели и действовали совершенно иначе, чем целители в Мунгарде. Помогало это или нет, сказать было трудно.

Гилли Ду остался сторожить Николаса возле хижины Вицли-Пуцли.

Герда с Олафом еле заставили себя поужинать и подавленно отмахивались от расспросов матросов.

Перед тем, как снова забраться в гамаки и немного поспать, Олаф спросил:

– Ты точно готова? Там было очень тяжело и страшно. Я едва не сошёл с ума от кошмаров, которые меня мучили.

– Ты же ничего не помнишь.

– Я чувствую, – он постучал себя кулаком по груди.

– Сидеть тут и ждать намного хуже. Раз я могу ему помочь, значит, я это сделаю. Он бы поступил так же для нас, – ответила Герда.

Николас столько хотел сказать, столько боли таилось у него внутри, а она не понимала, оставалась глуха к его намёкам, не замечала полных тоски взглядов. Теперь он может погибнуть.

Нет, это немыслимо. Жизнь без него станет пустой, пропадёт надежда… Хотя ещё вчера он говорил что-то такое… Что жизнь будет продолжаться несмотря на смерть любого, даже самого важного человека. Неужели тогда Николас имел в виду себя? Просил не убиваться о нём?

Герда погладила губы пальцами. Пока есть шанс его спасти, она не будет унывать. Не будет думать о будущем. Главное, что происходит сейчас. Николас поправится!