Огни юга. Часть 2. Дом Мрака

Глава 33. На странных берегах

1572 г. от заселения Мунгарда, племя шилайю, северный берег Гундигарда

Вскоре тучи разошлись, успокоились и волны. Расправив паруса, «Музыка» легла на левый галс и направилась к берегу северного Гундигарда. Пассажиры, ни разу не видевшие южный континент, ждали его появления с нетерпением. Он просто обязан был потрясти их воображение: песок должен сиять и переливаться самоцветами, скалы должны напоминать окаменевших демонов, у кромки прибоя должны гулять диковинные крапчатые животные с шеями высотой в сосновый ствол, а под пальмами должны быть сложены алтари из черепов съеденных дикарями путешественников.

Ничего подобного тут не наблюдалось. Точнее, песок всё-таки был. Золотисто-белый, он искрился на солнце, у линии прибоя лежала полоса мелкого ракушечника, а чуть дальше росли высокие пальмы. Эти странные берега отличались разве что едва ощутимой дикостью.

Когда день уже шёл на убыль, «Музыка» встала на якорь.

– Придётся здесь задержаться. Кораблю необходим ремонт, – сообщил пассажирам капитан Люсьен, когда они собрались на палубе. – Мы постараемся сделать всё быстро.

– Хорошо, – ответил Олаф. – Как показал сегодняшний шторм, лучше потерять время, но сохранить жизнь.

– Кстати об этом, – вспомнил капитан. – Мы отклонились от курса, поэтому остановиться у племени торговцев-имошей не выйдет. Уго говорит, что до них отсюда по меньшей мере два дня пути.

– Что же делать? – Олаф обратился напрямую к Уго, который только спустился со шканцев.

Под его глазами красовались синие круги.

– Вам бы отдохнуть, – пожалела его Герда.

– Буду спать, не просыхая, пока корабль не починят. Не стоит беспокойства, – ответил тот вежливо. – А насчёт племени, на картах обозначен оазис шилайя. Раз у нас есть известия о них, они должны знать о нас. Попробуйте договориться с ними о ночлеге. Или оставайтесь на корабле с нами.

– Что скажешь, дружище? – Олаф снова обратился к капитану.

– Обитатели северного Гундигарда довольно дружелюбны и встречались с северянами неоднократно. Должны знать, что у нас нет дурных намерений. Попытайте счастья, если не боитесь. Вы же воин, осенённый милостью Пресветлого. Вас боятся даже колдуны. А суеверные дикари и подавно!

Люсьен всегда говорил то, что Олафу было бы приятно услышать. Хотя с обязанностями капитана он справлялся хорошо, всё равно возникало ощущение льстивой двуличности. Даже у Олафа. Поэтому он отыскал глазами Идоу и подозвал его.

– Знаешь что-нибудь о местных обитателях?

– Северный Гундигард – не моя вотчина. Но я могу наведаться к ним и всё выяснить. Иногда путешественники просят меня об этом, – заверил его Идоу, встав рядом.

За его спиной на кожаном ремне висела потрёпанная четырёхструнная гитара.

– Уверен, что всё будет в порядке?

– Если вести себя разумно. Дождитесь меня на берегу. Они могут с подозрением отнестись к бледнолицым чужакам.

– Хорошо. Посмотрим, что ты умеешь, кроме как зубы заговаривать.

– Так в племени я буду заниматься именно этим, – простодушно рассмеялся Идоу.

– Тут не поспоришь. Что ж, готовимся к высадке, – объявил Олаф.

Николас тихо спросил:

– А как вы собираетесь с ними разговаривать? Разве вы знаете все языки мира?

– Нет, конечно. Но я знаю нечто, что роднит нас всех, – он указал на гитару у себя за спиной. – Музыку понимает даже самый распоследний дикарь.

Снова наставнические загадки!

Николас отпустил Идоу и выразительно глянул на Герду. Она тяжко вздохнула и отошла вместе с ним подальше от моряков, чтобы их разговор не подслушали. После шторма им не удалось побыть наедине. Пришлось терпеть осмотр лекаря, убираться в каюте, а потом наблюдать вместе со всеми за приближением к берегу.

– Олаф уже что-то подозревает. Будь осторожна со своими переживаниями. Разве не видишь, что от этого только хуже?

Герда взбешённо сверкнула глазами и сжала кулаки.

– Прости, что не умею лгать и притворяться так же хорошо, как ты!

– Ох! Зато ты, оказывается, можешь быть злобной, – фыркнул Николас.

– Мой дед само зло во плоти, так что мне есть в кого, – продолжала Герда метать молнии глазами, отчего нравилась ему ещё больше.

Какие-то у них ненормальные, болезненные отношения: чем мучительней, тем слаще, чем невозможнее, тем больше хочется обнять. Гр-р-р, нет, так нельзя!

– Просто держи себя в руках. Для общего блага, – велел Николас скорее себе, чем ей.

Герда закатила глаза, видимо, обо всём догадавшись. К ним уже спешил Олаф с выражением любопытства на лице.

Шлюпки спускали на воду и загружали вещами. Пассажиры забирались в них по верёвочным лестницам штормтрапов.

Заметив суету на палубе, лис забился в угол между бочками и стал скулить настолько громко, что перекричал даже круживших над мачтами чаек. Николас подошёл к нему и протянул руки:

– Перестань праздновать труса. На берегу будет намного лучше, чем здесь. Ты сам прекрасно это знаешь.

Он поднялся, заглянул хозяину в глаза и вильнул хвостом. Памятуя советы Идоу, Николас ждал. Обнюхав его ладони, Гилли Ду запрыгнул на руки, хотя и поглядывал на палубу с тоской.

Николас полез по штормтрапу последним. Медленно и осторожно, потому что одной рукой приходилось держать лиса. Тот уткнулся носом хозяину в шею, зажмурил глаза и подражал скрипу просоленных корабельных снастей.

Когда они забрались в шлюпку, матросы восхищённо засвистели и захлопали.

– Вот, у вас уже получилось договориться! – похвалил его Олаф. – В конце путешествия ваш лис будет сам бегать по канатам и трапам.

Гребцы опустили вёсла в воду и двинулись в путь. Шлюпка подпрыгнула на набежавшей волне. Гилли Ду взвизгнул и испуганно заперебирал лапами по плечу Николаса.

– Эй, полегче! – возмутился тот и, отодрав лиса от себя, посадил его на дно шлюпки. – Не рви мою одежду, у меня её не так много. И сапоги тоже грызть не надо!

– Не переживай! Здесь же никогда не бывает холодно. Сделаешь себе набедренную повязку из лохмотьев, намажешь лицо глиной и будешь совсем как местный, – захохотал Олаф. – А в Таверне Морей мы тебя отмоем и прикупим обновок.

Николас сверкнул на него глазами, не оценив шутки. Продолжая дурачиться, Олаф ответил ему тем же. Не было бы вокруг столько посторонних глаз, они разговаривали бы совсем иначе.

Вскоре шлюпку подхватило течение и доставило к огромному песчаному пляжу. Когда она села на мель, матросы, сбросив сапоги, принялись выпрыгивать в воду и выгружать вещи. Николас снова попытался взять Гилли Ду на руки, но тот вырвался и с размаху плюхнулся в море, обрызгав Николаса и Герду. Приложился животом, наглотался песка и, суматошно перебирая ногами, погрёб к берегу.

Ругаясь про себя, Николас вылез за борт и помог спуститься Герде. Олаф вместе с Идоу выбрались с другой стороны. Освободив шлюпку, матросы поволокли её к берегу. Следом зашагали и пассажиры.

Возле линии прибоя они нагнали лиса, который стойко сражался с течением и пытался выбраться на берег. В этот раз Николас не захотел ему помогать, и в конце концов Гилли Ду сам преодолел это ужасное препятствие. Выглядел он жалко: стал раза в два меньше, мокрая шерсть клочьями свисала с боков, даже чёрные глаза потускнели и смотрели осовело. Злиться на такое тщедушное создание не получалось.

– Горе горькое. Когда уже ты начнёшь вести себя разумно? – укорил его Николас.

Немного придя в себя, лис зафырчал и встряхнул с шерсти воду, а потом рухнул в песок и принялся тереться об него спиной. Хорошо, что солнце ещё не зашло и припекало так жарко, что вместе с дувшим с моря бризом мигом высушили несчастного Гилли Ду.

Матросы направились рубить пальмы на починку. Идоу зашагала вглубь неизведанной земли. Он опирался на изрезанный диковинными узорами посох, который гремел сухими семенами на каждый шаг. Навершие украшали перья и полоски кожи. За спиной болталась гитара и мешок с подарками для дикарей.

Странный этот проводник. Ничего не говорит, но понимает всё и даже больше. Интересно, есть ли дар у гундигардцев? Свой орден краснолицых воинов в набедренных повязках и в головных уборах из перьев? Чем они сражаются? Копьями с кремниевыми наконечниками? Да это курам на смех!

Герда принялась собирать ракушки и прозрачные камушки. Олаф бродил по берегу, изучая окрестности.

– Как тут жарко, – тихо пожаловалась она, обмахиваясь куском пальмового листа. – Аж воздух грудь обжигает. Невозможно дышать! Даже в Тегарпони было лучше.

– Шутишь что ли? – рассмеялся стоявший у неё за спиной Олаф. – В Тегарпони вообще не было жарко, не так, как бывает в Священной Империи в разгар лета. Днём из спасительной тени дома не выйти. Жизнь начинается только к вечеру, когда зной спадает. А в Гундигарде ещё жарче. По крайней мере, пока мы не достигнем лесов в долине реки Укаяли.

– Да, я читала, но не думала, что это настолько тяжело, – Герда махала листом всё яростней. – Как же это выдержать?

– На берегу ещё ничего: от воды исходит прохлада и дует ветер. А вглубь материка, в пустыне как на сковородке. Ничего, ты привыкнешь, как привыкла к северному холоду, – ободряюще похлопал её по плечу Олаф.

От духоты, и впрямь, кружилась голова, и мир перед глазами шёл рябью. Николас тоже обливался потом. Даже на светлой рубашке оставались мокрые пятна. Особенно беспокоили затылок и шея, по которой градом катились горячие капли. Хорошо ещё, что сбритые в Ловониде волосы не успели отрасти настолько, чтобы стать проблемой, а плотный платок спасал макушку от беспощадных солнечных лучей.

Герде с её густыми, пускай и недлинными волосами, приходилось куда хуже. Впрочем, она не растерялась и тоже достала из-за пазухи купленный в Тегарпони платок и замотала им голову. Скинула сандалии и вошла в воду, позволяя прибою намочить них своих штанов.

К демонам всё!

По примеру лиса Николас с размаху плюхнулся на песок и растянулся на спине. После шторма сложные вопросы и страх перед будущим отступили. Сейчас просто хотелось наслаждаться зноем, пропитанным солью ветром и криком чаек. Прибой подбирался всё ближе. Глубокая синева неба обволакивала и качала, как на волнах.

Все умрут: цивилизованные мунгардцы и дикари Гундигарда, духи и боги, животные и демоны. Самого мира в виде голубого шарика, пронзённого тёмной спиралью Червоточины, не станет. Вечно только небо. По нему души полетят к свету далёких звёзд. Возможно, Никлас и его друзья тоже уже мертвы. Сверкающий шлейф – лишь призрачное эхо уходящих в пустоту голосов. Души следуют за ним, пребывая в иллюзии, что живут и чувствуют. Но всё это – лишь сон мёртвого бога.

Хорошо! Блаженство в тишине.

Олаф устроился рядом и тоже принялся смотреть, только не в небо, а в лицо Николаса.

– Когда в Мунгарде наступит мир, мы покорим и этот заброшенный континент, – заговорил он о том, о чём думать не хотелось. – Возведём города, обучим дикарей нашему языку и грамоте, покажем, как рыть каналы, мостить дороги, возделывать землю более эффективно, разводить больше животных, добывать больше руд и драгоценных камней. Приобщившись к мудрости Пресветлого, они будут благоденствовать, как мы в Мунгарде. Голод и болезни будут забыты, а суеверия – развеяны. Корабли начнут безбоязненного ходить от Урсалии до Таверны Морей. Нам покорится весь мир!