Золото Плевны. Золото Сербии

– Тело затекло, – с трудом выговорил я, кажется, еще и говорить разучился.

– Напрягай ступни на пять счетов, раз двадцать, потом ноги до колен, потом от колен до бедра, так до головы, потом снова еще раз.

Сперва было больно, словно сотни иголок впивались в тело, заболели все ушибленные места, но стало теплее, и снова почувствовал власть над своим телом.

– Точно, отару гонят.

Я высунулся еще дальше. Постепенно разглядел приближавшееся серое пятно. Неясно брехала собака. Позвякивал колокольчик.

Через час можно было рассмотреть две нитки конных, сопровождавших с двух сторон овечье стадо. Еще через полчаса – то, что конные безжалостно пускают в ход нагайки, отгоняя трясущих кулаками турецких пехотинцев. Вот овцы стали подниматься по урочищу. Конные перестроились в линию, отсекая отару от равнинной части. Вокруг отары бегали две здоровенные собаки, не позволяя овечкам отстать или выйти из только им понятного пространства.

– Нас собаки почуют, лежи не двигайся и глаза прикрой, порычат и убегут.

Конные снялись, ускакали рысью вдаль.

– Мальчишка тоже здесь, – рассмотрел мальчика верхом на ослике.

– Давно засек, – отозвался пластун.

– Щас найпервейше дило зробим, – видать, волновался невозмутимый пластун, раз перешел на родной язык.

Первым мимо камня, звеня колокольчиком, прошел черно-белый важный козел. Тряся длинной бородой, он иногда замирал, вытягивал шею и злобно блеял, вытаращив круглые глаза. За ним, обтекая камень с двух сторон, шли мохнатые, перепачканные грязью и глиной безропотные овцы. Вислоухие животные покорились дождю, смирились с непогодой и грядущей неизбежностью.

Услышав рычание, я поглубже забился в щель. И, кажется, вовремя. Здоровенная собачья голова заслонила свет, показывая мне желтоватые зубы в половину указательного пальца, и злобно зарычала.

Страх, дикий до ужаса животный страх вздыбил волосы на спине, вызывая учащенное дыхание и приступ потливости. С трудом сдерживался, чтоб не выстрелить, еще труднее было закрыть глаза и ни о чем не думать, однако этого волкодаву хватило, чтоб не засчитать меня как угрозу. Обежав камень, Миколу он просто обнюхал, даже без рычания. Может, и хвостом вильнул – проверять не хотелось.

Тявкнув напарнику, псина умчалась по своим охранным делам.

Овцы шли и шли, они тоже скользили на камнях и падали на грудь, прокатывались вниз, сбивали нижних.

– Вылазь, но в рост не вставай, следи за склоном.

Ужом вылез на волю, устроился за камнем головой к долине.

С другой стороны полилась турецкая речь. Микола разговаривал с мальчишкой. Еще мгновенье, и ослик зацокал за отарой.

– Добре, гроши у меня.

Над ущельем полетел условный клекот.

– Можно вставать? Турок не видно.

– Лежи, Ваня, пока отара первое гирло[29] не пройдет, будем лежать.

Я доверился чужому чутью на опасность и опыт в засадных стычках. Переглянулись. Пластун подмигнул. Чуть сдвинул папаху. Расправил усы. Серьезный, а у самого смешинки в глазах – никогда не унывает. Лежим себе рядышком на черной бурке. Холодный дождь моросит, обдавая порой тяжелыми каплями мокрого снега – мерзнем, но настроение отличное. Дело действительно пустяковое оказалось, но сколько солдат нам будет благодарно. Корпус такую вылазку надолго запомнит и не раз у костра вспомнит. Может, и награждение мое вновь вынырнет из небытия штабных бумажек – возродится набранный ход. Отара начала втягиваться в узкий проход. Турчонок спешился и потихоньку начал спускаться, ведя ослика на поводу. Значит, передал овец Гамаюну. Дело сделано. Я облегченно выдохнул.

И вот тут началось то, чего и опасались пластуны.

Время замерло, набухающей каплей, а потом прорвалось с первым тревожным удара сердца.

Сперва раздался двойной птичий крик, эхом разносясь в горах. Я невольно посмотрел в небо и действительно увидел парящего орла. Голодная птица кружила над овцами. Несколько раз стремительно промелькнул силуэт Сашка. И наконец стала видна причина тревоги.

Слева внизу из-за левого отрога в нашу сторону быстро двигались три десятка черных всадников. Справа неслышно появился Гриц.

– Черкесы!

– Что-то маловато их, чтоб отбить отару, тут хитрость какая-то. Казаки, в круг!

– Мыкола, Сашко левый, я центр, поручик тыл, а ты справа, если что – уходи с золотом в схрон, завтра тебя вытащим на рассвете.

– Добре. Матвеич, подымись вон туда, – он ткнул рукой назад, – смотри только вверх. Ветра почти нет, после выстрела смещайся на границу порохового облака. Выстрел – опять отбегай.

Грицко быстро побежал вниз, забирая влево. В каждой руке у пластунов было по револьверу.

Как-то обидно, что меня, офицера, задвинули в тыл, хотя в душе я понимал, что в такой ситуации пластуны разбираются куда как лучше. Мальчишка, похоже, тоже не обрадовался, остановился, а потом бросил ишака и побежал вверх, что-то крича. Одновременно раздалось три ружейных выстрела со стороны конников.

Глаза от удивления полезли на лоб. Саженей в пятидесяти ниже теснины прямо из скалы, из камня, выбегали люди в черных черкесках и высоких такого же зловещего цвета папахах. Мало похожие на добрых джиннов, они уверенно действовали по своему плану. И от их решительных фигур стало не по себе – абреки знали что делали, основываясь на своих обычаях и традициях.

Сперва черкесы кинулись вверх к уходящей отаре, но бегущая наперерез овчарка и два метких выстрела, уложивших двоих нападавших, снизили пыл. «Черные джинны» проявили осторожность и залегли возле упавших. Не суетились. Не торопились. Вскоре одного потащили к скале.

– Коля, сзади! – вырвалось у меня. Казак обернулся.

– Добре, держи их.

Стрелять мне было далековато. Не любил просто так переводить патроны. Я осмотрелся, привычно наметил будущие позиции для стрельбы. Приготовился.

Внизу внезапно загрохотало: два выстрела, еще два, пауза пять секунд, снова два и еще два. Защелкали, кажется, со всех сторон винтовки. Потянулась пауза – из-за порохового дыма ничего не видно. Горное эхо множило и уносило вверх звук уже сделанных выстрелов как весточку своим: «Мы приняли неравный бой!»

Пронзительно ржали подстреленные лошади. Эхо не замечало последних жалоб, но глухой удар упавшей снежной шапки радостно размножило. Абреки наверху очень быстро рассыпались по ширине ущелья и не теряя темпа стали приближаться. Выстрелы Гамаюна в спины их не остановили. Черкесы двигались очень ловко и сноровисто, почти не оскальзываясь, со стороны казалось, скользили по воздуху. Чужое движение змейкой сбивало с толку. Попробовал удержать на мушке одного, перевел на другого. Потерял. Внизу опять загрохотало. Ударяясь о камни, выбивая яркие искры, пули с визгом меняли направление. И быстро, как потревоженные шмели, злым жужжаньем заполнили ущелье. Черкесы с моей стороны стали останавливаться, вскидывая длинные винтовки, выцеливая моих пластунов.

Пора.

Потихоньку потянул спусковой крючок, грохнул первый выстрел – один есть, сразу во второго – и не понял результата. В глубоком присяде, переходя на четвереньки для скорости, перебежал к намеченному заранее валуну, где дыма почти не было. Выстрел, еще – противник вскрикнул, перебежка, последние два выстрела наугад в сторону врага, больше для острастки. Назад за камень, перезарядить. Пальцы на холоде деревенеют, не гнутся. Однако гнезда в револьвере забиваются быстро. Не знаю, нанес ли я урон, только нападавшие из засады залегли. Еще задымил пространство изрядно. Самому ничего не видно. Отбежал от места последнего выстрела, рассмотрел горца с винтовкой, стоявшего на колене, прицелился, но в последний момент он нырнул вниз и выстрелил в меня. Зажужжали рикошеты. Перебежать. Сразу три выстрела. Горячим мазнуло по щеке. Слезы, дождь, кровь? Непонятно. Падаю, заползаю за валун. Стреляю и снова меняю позицию. Быстро перезаряжаю и привычно перебегаю. И тут железной палкой по голове! Зазвенело в ушах. Дрогнула картинка, закачалась, наливаясь красным цветом. Привычный серый день растворился в новых красках. Словно паровоз шибанул или великан какой.

Поперхнулся воздухом, давясь.

Повело вправо. Нога сделала шаг в сторону, другой. Носок бурки зависал при каждом движении и неуверенно трогал воздух, словно боялся не встретить поверхность, а провалиться в пропасть и увлечь за собой тело. Как же так? Как такое могло случиться? По касательной прилетело или прямо в голову? Мир закружился в бешеном ритме.

Замелькали картинки.

– Шайтан! Урус!

Камни – серые, мокрые, грязные – бесконечные отвесы, припорошенные легким снежком.

Небо без дождя – чистое, с парящим орлом в вышине – кажется, я так к нему приблизился взглядом, что видел немигающий зрачок хищника и каждое перышко. Посмотрели друг на друга. Оценили. Птица беззвучно открыла мощный клюв, улетая на новый круг.

Тело горца с застывшим оскалом медленно сползало вниз к моим ногам. Теперь я видел себя как со стороны. Вот упал на колени. Закрыл глаза. Как же хорошо. Наступило долгожданное спокойствие.

– Ваня, поручик!!! Вставай!

Кто зовет – не пойму. В голове шумит. Может, на пляже уснул, да солнце припекло? Вон море как волнуется, шумит.

Громкий выстрел над головой вернул в ущелье. Слабость. Сильно мутило. Дрожащей рукой схватился за плечо пластуна, он подхватил, обняв за спину, приподнимая. Ноги не стояли, не держали тело, но я упрямо продолжал подниматься.

– Тихо. Не так быстро. Давай, Ваня, осторожно ступай на ноги. Уходить нужно.

Заскользив бурками по камням, все-таки почти встал, но тут же завалился на Николая.

– Добре, давай. Левой, правой. Левой, правой. Слушай меня! Мой голос. Двигаемся, поручик.

Мы у скалы.

– Давай, Ваня, я тебя на плечи возьму, так быстрее будет.

Держа за левую руку, он подсел под меня, взял за правую ногу, и я уже у него на плечах. Теперь он бежал, бежал вниз, к турецким позициям. На один его шаг я взлетал вверх, и тут же чужие жесткие плечи били мне в грудь и живот, вышибая воздух из легких. Постепенно приноровился, отрываясь вверх, коротко вдыхал, опускаясь, напрягал живот и не мешал выбивать из меня воздух. Что-то обожгло правый бок – вздрогнул, смерть не пришла, значит, пока живой. С разгона врубились в непроходимый кустарник. Ветки протестующе затрещали, прогибаясь.

– Терпи, артиллерия. – Казак уложил меня на спину, сбросив на длинные сухие колючки. Одну такую я видел в опасной близости от глаза. Заглянул в лицо, проверяя. Натянуто улыбнулся.

– Ничего, ничего. Это мелочи. Терпи. Невеста-то есть, Ваня?

– Нет, – прошептал я. Откуда ей взяться? Сначала муштра в юнкерском, потом война. Нет никого. Одна маменька есть, да Прохор верный.

Когда пластун отрубил очередную колючую ветку, я провалился на камни. Теперь стена колючек была на вершок выше моего лица. Микола ухватил меня за башлык и поволок за собой.

Мне оставалось только покрепче зажмурить веки, хотя багровые круги от этого не исчезли. Иногда голова ударялась о камни, и тогда боль пронизывала до пальцев ног. Пропадали и звуки редкой стрельбы где-то далеко-далеко…