Друзья и герои

Роджер Танди несколько раз фыркнул и наконец изрек:

– Все слышали подобные истории. В Ирландии есть поле, на котором в четвертом веке состоялась битва, и крестьяне утверждают, что там до сих пор рубятся.

Все рассмеялись, но даже Гай, непоколебимый материалист, проникся общим настроением и дал вовлечь себя в обсуждение теории, согласно которой страдание, гнев, страх и другие сильные чувства подобного рода запечатлеваются в эфире, так что их можно ощутить даже много веков спустя.

Гарриет представила себе, как их чувства оставляют след в земной атмосфере, и задумалась, сколько еще лет ее тень будет бродить по саду «Заппион» рядом с другой тенью.

Бен вытащил пулю из кармана и прокатил ее по столу. Не думают ли они, спросил он, что его чувства навеки остались в том дверном проеме, где он стал мишенью для немецких стрелков?

Якимов поцокал языком.

– Это должно было быть ужасно, дорогой мой. Полагаю, вы переменились в лице?

– В лице? Да я чуть пол не переменил!

Алан расхохотался, откинулся к стене, утер лицо руками и что-то простонал. Они находились в таком состоянии, что даже страх стал казаться крайней формой абсурда. Оставалось только смеяться. Они продолжали хохотать, когда хозяин виновато сообщил им, что ему пора закрываться. В лучшие времена он с радостью поил бы их всю ночь, но теперь – он повел рукой – взрывом разрушило его дом, и ему предстояло пешком идти к брату в Амфиали[87].

В кафе так никто, кроме них, и не пришел, и Алан спросил у хозяина, зачем он вообще держит заведение открытым. Тот ответил, что днем к нему заходят рыбаки и портовые рабочие, а иногда кто-то бывает и вечером. В остальном район был заброшен.

– Куда же все ушли?

Хозяин выразительно развел руками. Многие погибли, это было ясно, – их было так много, что никто не знал сколько. Остальные стояли лагерем в лесах под Афинами.

– Сохрани нас Господь, – пробормотал Танди. – Война уже есть, голод тоже, дальше жди чумы. Дизентерия в наличии, и будет чудо, если мы не заболеем тифом.

Притихнув, они вышли в холодный ночной воздух и под светом убывающей луны добрались до автобусной остановки.

В барах вновь стали попадаться английские солдаты, но они утратили всю свою общительность. Понимая, что они в Греции ненадолго, солдаты старались избегать местных жителей, поскольку хорошо знали, сколько бед принесли самим своим появлением.

Один из студентов Гая, завидев его на улице, крикнул:

– Зачем они приехали? Мы их не звали!

Но таких жалоб было немного. Солдаты стали жертвами поражения. Видя их в грязных, рваных мундирах, измученных долгим отступлением под огнем, девушки снова бросали им цветы – но теперь это были цветы утешения.

В среду вечером Гай отправился в школу и увидел, что она опустела. Гарриет пошла вместе с ним; на обратном пути они заглядывали в бары, надеясь встретить кого-нибудь, кто сообщит им последние новости. В одном из баров они встретили британского капрала – он в одиночестве сидел за стойкой и распевал:

Когда закончится война,
О, как я буду рад!
Я выброшу мундир в окно
И не вернусь назад.
Забуду о парадах,
Забуду о траншеях,
Забуду о проклятых батареях…

При виде Принглов он умолк, а когда Гай пригласил его выпить, выпрямился и взял себя в руки.

– Англичане? – спросил он. Вежливость не позволяла ему проявлять смятение в их присутствии в этом осажденном городе. Он смерил их осторожным взглядом.

Они принялись расспрашивать его о произошедшем. Он потряс головой.

– Забавно вышло. Говорят, их там миллионы.

– Правда? Миллионы кого?

– Немцев на чертовых мотоциклах. Австралийцы отстреливали их так споро, что скопилась целая гора, через которую пришлось пробиваться динамитом. А вокруг жужжали юнкерсы[88], будто чертовы осы. В жизни не видел ничего подобного. У нас не было шансов. Ни единого.

– И где теперь немцы? – спросила Гарриет.

– Где-то на дороге.

– Далеко?

– Если их никто не остановил, то недалеко.

– Говорят, что новозеландцы еще держатся у Альякмона[89].

– И когда так говорили?

– Вчера.

– Вчера! – фыркнул капрал. – Вчера всё было иначе. – Гай заказал ему еще выпивки, после чего капрал вновь оглядел Принглов и заставил себя заговорить: – А вы что здесь делаете? Не застряли здесь?

– Мы надеемся, что положение переменится. Всё еще может перемениться, не так ли?

– Вот уж не знаю. Не могу сказать.

– А вы? Что вы будете делать?

– Нам велели двигаться к мосту.

– Какому мосту?

– На югах. Мы идем на юга.

Сообразив, что сказал лишнего, капрал одним глотком осушил стакан, взял фуражку и попрощался:

– Увидимся.

Из услышанного они сделали вывод, что британские войска намеревались удерживать Морею. Они отправились в «Зонар», чтобы поделиться новостями с остальными, но Бен Фиппс пришел туда первым и был так возмущен, что они сразу же позабыли о капрале.

– Что бы вы думали? – вскричал он. – Вы не поверите! Я только что из миссии. У них нет никакого плана. Ни капельки. Ни крошечки. Ни единой лодки. Мы пропали, понимаете? Мы пропали.

– Кто вам это сказал? – спросил Танди.

– Сами они и сказали. Я спросил, как они планируют эвакуировать английских беженцев, и они совершенно спокойно ответили, что таких планов нет. Якобы они не знали, что всё так сложится. Теперь-то вы знаете, говорю я. Все волнуются. В панику никто не впадает, но люди хотят знать, что им помогут. Не могут же они сидеть и ждать немцев. А мне и отвечают: мол, кораблей нет, мы ничего не можем сделать.

– Но ведь должен быть хоть один корабль, – сказал потрясенный Якимов.

– Нет. – Бен яростно затряс головой. – Ни единого.

– Югославы говорят, что их заберут, – заметил Танди.

– О да, о них-то позаботились. Да и о поляках. Кто-то им всё устроил, а вот о британцах все позабыли. Я спросил, не могут ли нас отправить вместе с югославами и поляками, но мне ответили, что корабли и так, дескать, переполнены.

Танди задумчиво уставился на улицу. Только Бен Фиппс всё никак не унимался:

– Обычная британская невнятица! Я спросил, понимают ли они, что немцы могут явиться сюда уже завтра, – и что, по-вашему, мне ответили? Всё это, мол, так неожиданно! Неожиданно! Да, всё и впрямь произошло довольно неожиданно, только вот очевидно это было с самого начала. Не надо было нам вообще в это лезть. Толку не было никакого, а если бы мы держались в стороне, всё могло бы сложиться иначе. Послали туда несколько человек на древних танках, а потом и говорим: мы, мол, не знали. Да о чем они вообще думали?

– Они думали, что мы дойдем до Берлина, – сказала Гарриет.

Фиппс горько рассмеялся.

– Никакого планирования. Никакой подготовки. А теперь еще и никаких кораблей.

Он принялся грызть палец и бормотать сквозь зубы проклятия с яростью человека, который осознал, что ничто ранее сказанное в адрес правительства не было достаточно суровым.

Последовала долгая пауза. Наконец Гай мягко спросил:

– А есть ли какие-то новости?

– Мы признали стратегическое отступление вдоль линии Альякмона.

– И что это значит, по-вашему?

– То, что немцы сломя голову несутся по берегу.

Танди хмыкнул и вытащил свой роскошный бумажник. Он положил на стол купюру в счет своей доли выпитого и сказал:

– Что толку теперь держаться за драхмы. Они более нигде нам не пригодятся. Не желаете ли проследовать в мою гостиницу на прощальный ужин?

– Более чем! – радостно воскликнул Якимов. Они с Танди тут же начали собираться, но Алан еще не пришел, а остальные не желали уходить без него.

Якимову не терпелось уйти, и он принялся их уговаривать:

– Мы застанем его в Бюро и заберем по пути.

Они направились к западному входу в «Гранд-Бретань», но тот оказался закрыт. Они пошли к «Коринфу», где беженцы готовились к отъезду. Хотя польский и югославский корабли отходили только утром, пассажиры – среди них югославские офицеры в сверкающих мундирах – уже стащили сюда свои чемоданы. Пробираясь сквозь толпу, англичане увидели Алана, который сидел в углу со своей собакой.

Гнев Фиппса распространился и на Алана:

– Вы только поглядите на этого мерзавца! Он нас избегает!

Он схватил Гая за руку, чтобы тот не подошел к Алану, но Гай уже спешил к нему, огибая столы и стулья, чтобы скорее спасти его от одиночества.

Завидев друзей, которым не мог предложить никакого утешения, Алан смутился, но тут же принял уверенный вид, когда Бен набросился на него с обвинениями:

– Вы понимаете, что мы в ловушке? Что ничего не готово?

– Завтра что-нибудь подвернется, – ответил Алан успокаивающим тоном.

– А, значит, сегодня ничего нет, но завтра непременно будет? Что, например? И откуда?

Алан тихо и спокойно ответил:

– Вам не хуже меня известно положение дел. Взрыв разрушил порт. Тысячи тонн ушли на дно, и сейчас кораблей не хватает. Миссия в этом не виновата. Береговая линия была уничтожена. Добсон говорит, что там царит абсолютный хаос.

– И что же, Добсон будет руководить эвакуацией, если она произойдет?

– Нет, его послали в Пирей оценить обстановку. Он делает всё возможное.

– Слишком поздно. Это надо было предвидеть еще несколько недель назад.

– В этом случае мы наняли бы корабли, и они пошли бы ко дну вместе с остальными.

– Так, значит, ничего не было сделано и уже не будет? Вы это хотите сказать?

– Сделано многое. – Алан взглянул на бледное лицо Гарриет и снова посмотрел на Фиппса. – Возьмите себя в руки!

Танди не стал останавливаться и слушать этот разговор, словно его не интересовало происходящее. Он направился прямиком в столовую, и Якимов, не в силах расстаться с ним, взмолился:

– Пойдемте же! Мы все приглашены. Наш друг Танди угощает!

Алан кивнул, и Якимов поспешил прочь. Он не был храбрецом, но единственный из всех сохранил аппетит и, очевидно, полагал, что под сенью могучей фигуры Танди бояться нечего.

Им подали что-то вроде тушеной требухи, не имевшей вкуса. Алан оглядел тарелку и поставил ее перед собакой.

– Ну что же вы! – протестующе пробормотал Якимов, но тарелка уже была вылизана до блеска.

Второе блюдо представляло собой несколько кусочков сыра и сухой хлеб. Алан отдал свою порцию Якимову.

– Как поживает наш благородный лорд? – спросил Якимов, весело жуя сыр.

– Понятия не имею, – ответил Алан. – Он не показывался уже неделю. В Бюро сидят одни сестры Тукарри. Мейбл, разумеется, не знает, что творится: Глэдис ей не говорит.

– Так вы остались за главного? Может быть, возьмете Яки обратно?

Лицо Алана исказилось свойственной ему болезненной улыбкой.

– Посмотрим, – пообещал он.

Прозвучал сигнал воздушной тревоги, и все замерли в ожидании налета, который сровняет Афины с землей. Так прошло несколько минут, но слышен был лишь отдаленный грохот орудий в Пирее.

Алан вздохнул:

– Это всего лишь разведка.

– А что они надеются найти? – спросил Танди.

– Думают, что мы пошлем подкрепления. Они не знают, как нас мало.

– Возможно, что-нибудь и пошлют.

– Нечего посылать.

Они вышли на террасу в ожидании отбоя. Убывающая луна отбрасывала неверный свет на крыши домов, между которыми виднелись черные пятна садов. Весь город замер. На площади было тихо – видно было только, что в тени стоит группа полицейских.