Истоки инквизиции в Испании XV века

II

8 апреля 1450 г. король приказал еще раз опубликовать папскую буллу против мятежников (Si ad reprindas), которая была выпущена 24 сентября, а двумя неделями позже, 4 мая, он опубликовал буллу Humani generis, тоже датированную 24 сентября, против преследований конверсо[2076]. Обе буллы сопровождались «сентенциями» епископов, которым папа поручил «исполнение» булл. Эти «сентенции» объясняли намерения папских распоряжений, процедуры для приведения их в действие и наказания за их нарушения. Переведенная на кастильский, булла против мятежников была опубликована не только с сентенцией ее «исполнителя» дона Фернандо де Лухана, епископа Сигуэнсы[2077]. Ей также сопутствовали вступительные заявления и заключительная декларация короля Хуана II[2078]. В своей декларации монарх ясно дал понять, что он твердо решил привести к суду всех мятежников. Это была первая открытая атака короля против Толедо.

Сентенция дона Фернандо, епископа Сигуэнсы, почти точно соответствовала уничтожающей папской булле, но своим подчеркиванием строгости наказаний, назначенных папой мятежникам и расширением определения виновных, она сделала буллу еще жестче. Так, например, сентенция подчеркнула бессрочность «отлучения от Церкви», установленного буллой[2079], и полное запрещение какого-либо сотрудничества с виновными, что подчеркивалось этим наказанием[2080]. Сентенция также добавила к категории правонарушителей (которые были перечислены в папской булле) «разносчиков» и «агентов» архипреступника[2081] — по всей вероятности, для того чтобы прояснить, что не только те, кто разделяли его намерения, давали ему советы или составляли его планы, но и те, кто исполняли его приказы, подлежат тому же наказанию. Очевидно, что Альваро и король считали, что, нанося удар по каждому, кто принимал участие в мятеже, вне зависимости от мотивов и положения, они, наконец, докажут, что мятеж себя не оправдывает, и в конце концов ликвидируют оппозиционное движение[2082]. Та же политика и те же цели отражались в декларации короля, которая, как мы отметили, была опубликована вместе с сентенцией дона Фернандо. Папа отдал распоряжение светским властям Кастилии арестовать всех мятежников и передать их королю, если тот велит сделать это[2083]. Теперь Хуан II отдал такое распоряжение, присовокупив к нему приказ убивать мятежников, которые будут сопротивляться аресту[2084].

Та же решимость королевской администрации заставить подчиняться её приказам отражается и в суровой сентенции, сопровождающей буллу о конверсо[2085]. Педро де Кастильо, епископ Паленсии, избранный королем для «исполнения» буллы[2086], приложил максимум усилий к тому, чтобы представить папские указы в виде, соответствующем королевским намерениям. Благодаря его сентенции, более чем чему-либо другому, мы можем видеть, какую позицию занимала администрация в вопросе о конверсо — по крайней мере, до мая 1450 г.

Обращаясь ко всем христианам, как к светским, так и к духовенству, но в особенности к лидерам Церкви в Испании (патриархам, архиепископам и епископам), сентенция приказывает им в самой твердой манере «полностью прекратить отлучение «конверсо от всех почестей, высоких постов и должностей, нотариатов и свидетельствования»[2087], а также прекратить «оскорблять, нападать, лишать спокойствия и досаждать им словом или делом, вами самими или кем-нибудь по вашему поручению»[2088]. Далее сентенция предписывает, чтобы «без всяких уловок» они «упразднили, отменили и полностью аннулировали» подобные действия внутри рамок их юрисдикции, и предупреждает их ни под каким видом не преступать «своими или чьими-нибудь иными действиями» «этих ясных и строгих запрещений[2089]. Не смейте и не давайте другим посметь», четко гласит сентенция, «утверждать в будущем обратное вышесказанному», потому что «такие попытки могут только опозорить всех вас или любого из вас», кто может оказаться замешанным[2090].

Сформулированная на всем своем протяжении в чрезвычайно сильных выражениях, сентенция была рассчитана на помощь конверсо еще больше, чем сама булла. Соответственно, она игнорировала вопрос о «плохих христианах», которому булла оказала изрядное внимание. Таким образом, сентенция отнеслась к марранам, как бы заранее предполагая, что все они были хорошими христианами, и единственная проблема, которую булла стремилась разрешить, было скверное к ним отношение со стороны некоторых грешников. Опуская момент «иудействующих» из списка проблем, с которыми автор сентенции имеет дело, он преследовал еще одну цель — предотвратить увертки от исполнения распоряжений папы. И действительно, в каком-то смысле вся сентенция была устремлена к этой цели.

Что же до вас, патриархи, архиепископы и епископы, к которым мы имеем особое уважение благодаря вашему священническому достоинству, то если вы действуете от самих себя или по пастырскому наставлению другой личности против того, что сказано выше, или же против чего-то из этого, частно или публично, имея каноническое предупреждение в шесть дней, мы на вас накладываем через этот скрипт запрещение входить в церковь. И если вы остаетесь в этом запрещении шесть дней сверх шести означенных, с тем же каноническим предупреждением, выпущенным через этот скрипт, мы отстраняем вас от священнических обязанностей. А если вы ожесточите свое сердце еще шесть дней сверх двенадцати означенных… мы наложим на вас наказание отлучения. И вдобавок мы пойдем против вас всех и против любого из вас или других, с большей тяжестью, вплоть до высылки, личного затворничества и других, денежных наказаний, как это потребуется природой прегрешения.[2091]

Кто сформулировал эти резкие выражения, которые включают в себя такие угрозы церковным лидерам столь большой части христианского мира? Ясно, что король и Альваро одобрили общий тон и цель сентенции, но также ясно и то, что потребовалась особая мотивация, чтобы выразить это таким резким языком и усилить столь исключительными условиями. Кажется, что только официальное лицо, converso, которому поручено руководить составлением сентенции, мог иметь такую мотивацию. Кем был этот человек? Декларация короля, опубликованная вместе с сентенцией Фернандо де Лухана, подписана Докладчиком[2092], и мы можем с определенной уверенностью предположить, что Докладчик также участвовал и в составлении другой сентенции. В любом случае ясно, что сентенция предназначалась для того, чтобы произвести впечатление на страну королевской решительностью — не только восстановить status quo ante, но также и предотвратить любую попытку его оппонентов помешать его быстрому восстановлению. Превыше всего, декларация и сентенции должны были произвести впечатление на толедцев, и в особенности на членов их совета и других их лидеров, тем, что дальнейшее сопротивление приказам короля может только вовлечь их в новые преступления, и отсюда — привести к более тяжким наказаниям. Короче, цель обеих епископальных сентенций — напугать толедцев и тем самым принудить их к повиновению.

Но толедцы не испугались. Они были разгневаны и может быть даже пригрозили прервать переговоры, если эти ужасающие буллы не будут аннулированы. В любом случае, король мог видеть, что сентенции не имели того эффекта, на который он рассчитывал. Они не только не смягчили позицию толедцев, а наоборот, укрепили их сопротивление компромиссу. При этом король ничуть не ослабил свою карательную политику против мятежников. Он преследовал их на территории всего королевства и казнил жесточайшим образом, как только удавалось их схватить[2093]. Это, разумеется, относится к содержанию первой буллы, от которой Хуан II не отступил, похоже, ни на йоту.

Но со второй буллой дело обстояло иначе. По правде говоря, мы не знаем всего, что произошло в этой связи, но документы рассказывают нам о конечном результате. Так, нам сообщают, что король написал папе (возможно, не позже 1450 г.) и попросил приостановить действие буллы Humani generis, потому что ее исполнение может вызвать много скандалов и, как следствие, принесет больше вреда, чем пользы[2094]. Возможно, булла вызвала шумные протесты, и король счел необходимым сделать примирительный жест в сторону разгневанных «старых христиан» Толедо. В любом случае, 28 октября папа удовлетворил просьбу Хуана II, и это означало первое отступление Альваро в его столкновении с толедцами[2095].

Это, конечно, могло быть просто тактическим отступлением с перспективой возобновить наступление позже. Однако ясно, что толедцы могли увидеть в происходящем признак победы их дела. Но как бы то ни было, дружественный жест короля в сторону Толедо не возымел того действия, на которое он рассчитывал. Толедцы не сдвинулись со своей прежней позиции ни в вопросе прощения преступников, ни в том, что касалось будущего статуса конверсо. Итак, переговоры с толедцами застряли на месте, а другие — между принцем и королем — преуспели ничуть не больше. Принц отказался передать Толедо королю до тех пор, пока король не отдаст бургосскую крепость, а король отказался передать эту цитадель графу Пласенсия, врагу Альваро.