Истоки инквизиции в Испании XV века

Докладчик сказал в 1449 г. по поводу состояния смешанных браков в то время: «В Кастилии множество домов, светских и церковных, знатных и семей кабальеро, горожан [среднего и высшего классов][2983], члены семей которых являются сынами, внуками и правнуками людей, пришедших из народа Израиля»[2984]. Это говорит о том, что в то время, когда Докладчик писал эти слова, смешанные браки распространились по всем классам и сословиям испанского народа (кроме крестьян и тружеников низшего класса). Но это не должно нас удивлять. Все возраставшее проникновение конверсо в аристократию через смешанные браки, значительно возросшее богатство конверсо и более широкое распространение этого богатства в их рядах, а превыше всего, полная христианизация многочисленных конверсо, которая привела их значительно ближе к христианскому образу жизни, были главными факторами, открывшими перед марранами двери этнического смешения.

Разумеется, в середине XV в. смешанные браки между «старыми» и «новыми христианами» все еще были не столь многочисленны, их пропорции были умеренными. Тем не менее постоянный прогресс этого движения был таким, что вызвал тревогу оппозиции и поднял ее к действию. Несомненно, многие ее представители считали, что Испания находилась накануне потока смешанных браков, который смоет большую часть нации, и это было, по нашему мнению, второй причиной подъема расизма в тот момент. В силу своего взгляда на еврейскую расу и на функцию конверсо в испанском обществе, расисты представляли себя единственной силой, способной предотвратить «угрозу смешанных браков». В любом случае, их идеи получили широкое распространение, и это показывает позицию большинства испанцев по этому вопросу. Испания отреагировала на абсорбцию евреев так, как организм реагирует на вирус, а в качестве антитела она выработала расовую теорию.

Таким образом мы коснулись других побуждений, заставивших расистов обрушить жесточайшую расовую критику на евреев и конверсо. Ибо теория, направленная на предотвращение этнического смешения между «старыми» и «новыми христианами», могла быть по-настоящему эффективной только в случае, если конверсо были бы изображены неполноценными, низменными и подлыми. Для расистов было особенно важным опорочить конверсо, очернить их доброе имя именно в тот момент, когда престиж марранов рос благодаря их достижениям в различных областях жизни и высокой репутации, заслуженной некоторыми из них в руководстве Церковью и государством. Расистская кампания предостерегала нацию не быть ослепленной этими «обманчивыми огнями», потому что за сияющим фасадом их славы скрываются коррупция, развращенность и зло. Совершенно очевидно, что целью этого очернения было воздвигнуть новый, непроходимый барьер между конверсо и их согражданами-испанцами. В момент, когда старые барьеры — то есть культурные различия — распадались и почти полностью исчезли, они могли рассчитывать на то, что новый барьер окажется непреодолимым, потому что он относится к сокровенным качествам человека, его базисной конституции — и действительно, к самому его существу. На языке того времени не было лучшего способа выразить эту вновь постигнутую разницу, чем используя термин «чистая кровь» — полное отличие, абсолютная антитеза грязной крови евреев.

То, что такое разграничение оказалось способом привлечь многих «старых христиан» к расовой теории, очевидно и по другим причинам. Это льстило каждому из них и автоматически, без всяких усилий с его стороны, поднимало его на более высокий уровень, чем любого конверсо, каким бы знаменитым и успешным тот ни был. Именно поэтому расовая теория нашла отклик прежде всего в низших классах, а также у тех представителей среднего класса и нижних слоев знати, чьи амбиции остались неудовлетворенными. Феноменальный подъем конверсо во всех сферах озадачил эти группы и привел в уныние. Как же случилось, неизбежно спрашивали они себя, что те, которые еще вчера были презренными евреями, в большинстве своем разоренными, вдруг, в результате крещения, стали такими богатыми и влиятельными? Это случилось в большой степени потому, что они получили свободу реализовать свои силы и, вдобавок к этому, благодаря их усердию и учености, изобретательности и бережливости, силе инициативы и — пожалуй, прежде всего — благодаря их талантам, но такой ответ был неприемлем для этих обиженных групп. Принять его означало приписать свои неудачи отсутствию личных качеств, необходимых для успеха. Это означало бы признание превосходства конверсо или, хуже того, признание своей неполноценности, чего не могло допустить их самолюбие. Следовательно, они искали иное объяснение, которое залечит их раненую гордость и восстановит поколебленную веру в себя.

Такое объяснение было предоставлено им расистами. Согласно их теориям конверсо достигли всего не благодаря своим достоинствам, которых никогда не имели, а благодаря своим порокам и дефектам, имеющимся у них в избытке. А главное — путем вероломства и обмана, позволившим им с помощью мошенничества получить то, чего ни один порядочный человек не мог бы добиться честными путями. Отсюда следует, что «новые христиане» взяли верх над «старыми» в состязании за социальные и экономические достижения, но не потому, что у «старых христиан» не хватило таланта или инициативы, а только потому, что они не стали бы пользоваться нечестными методами, как конверсо. Более того, утверждая, что конверсо своим коварством и ложью опутали целые слои испанского народа, расистские теоретики освободили многих «старых христиан» от ответственности за их неудачи. Соответственно, они должны видеть мизерность своих достижений и низкий статус не как результат своих личных недостатков, а как одно из проявлений всеобщего бедствия, обрушившегося на нацию. Итак, мы можем видеть, что расисты сумели не только поддержать это обделенных, они еще и оправдали индивидуальную зависть каждого из них, объединяя это в умноженную силу — общее недовольство, которое нужно удовлетворить, коллективную обиду, взывающую к мщению, и национальное дело, достойное того, чтобы воевать за него.

Теперь нам будет легче понять благоприятную реакцию испанского населения на ответ, данный расистами на их вопрос: как следует поступить с этой злобной группой, которая наносит такой ущерб «старым христианам» и угрожает такими страшными опасностями? Расисты ни в коем случае не были удовлетворены методами сопротивления, используемыми бюргерами. Не допускать конверсо к дальнейшему занятию официальных должностей было для расистов явно недостаточно. Необходимо, по их мнению, было убрать марранов со всех их должностей, поскольку каждая такая должность была в их глазах вражеским аванпостом, с которого противник мог начать контратаку. Не удовлетворяли их и антимарранские законы, которые были или могли быть приняты в городах. Они знали, что конверсо нарушат эти законы или повлияют на королей, чтобы те их отменили. Они также не видели и пути остановить смешанные браки, коль скоро конверсо находятся в стране, но знали, что изгнание марранов — решение, которое короли принять не смогут. Единственным путем к предотвращению несчастья, которым «новые христиане» угрожают «старым», остается широкомасштабное физическое уничтожение конверсо, которое должно охватить всю страну, если только удастся поднять и зажечь народ. Таким образом, идея расистов состояла в чудовищной бойне, массовом уничтожении марранов, или, пользуясь сегодняшним языком, в геноциде.

Такое решение марранской проблемы, несомненно, основывалось на средневековых методах обращения с евреями на Западе, но, признавая это, мы не можем настаивать на том, что это влияние было единственным. Мы считаем, что идея геноцида пришла из расовой теории, как плод развивается из косточки. Совершенно очевидно, что с исключительным, неисправимым злом, якобы унаследованным еврейской натурой, необходимо бороться исключительными методами, а поскольку оно неисправимо, то его следует уничтожить для блага христианства и всего человечества.

Теперь мы видим, как среди народа, чей христианский пыл не может быть подвергнут сомнению, появилась теория, основанная на расизме и трех главных символах веры, а именно: существование заговора с целью захвата власти в Испании, продолжающееся «загрязнение крови» испанского народа и необходимость предотвращения этих страшных опасностей путем геноцида марранов. Эти три постулата, не меньше, чем расизм сам по себе, чужды всему, на чем христианство стояло или чему когда-либо учило в отношении евреев. То, что такая теория могла не только держаться, но и завоевывать новую почву против доктрины Церкви и установилась в качестве социального принципа в Испании, указывает на то, что ее двигали несравненно большие силы, чем любое препятствие, которое Церковь могла поставить на их пути. Нам остается прояснить природу этой силы и определить источник, из которого она забила ключом.