Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
![Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом](/uploads/covers/2024-01-31/bezrassudnaya-dzhill-nesokrushimyj-archi-lyubov-so-vzlomom-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Пэлем Вудхауз
- Жанр: Классическая проза / Юмористическая проза
- Дата выхода: 2024
Читать книгу "Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом"
2
К тому времени как две половины труппы, ансамбль и солисты, слились в одно целое, новизна впечатлений притупилась, и Джилл уже казалось, будто ничего, кроме театральных репетиций, в ее жизни не было.
Уютные посиделки у пианино с музыкальным директором сменились через несколько дней куда менее приятным и несравнимо более напряженным разучиванием танцев под руководством знаменитого Джонсона Миллера – коротышки со снежно-белой шевелюрой и гуттаперчевым телом юного акробата.
Возраста его никто в точности не знал, но чудеса выносливости, которые Миллер ежедневно показывал, были ему явно не по годам. Обладая неутомимым энтузиазмом фокстерьера, он с помощью насмешек и придирок вывел по тернистому пути к успеху больше театральных трупп, чем десяток других лучших хореографов страны, несмотря даже на свой физический изъян – глухоту. Каким-то чудесным образом он улавливал мелодии, под которые ставил танцы, почти не слыша их. Казалось, он впитывает музыку всей кожей.
Прямая грубоватая манера выкладывать все откровенно и без обиняков, как ни странно, принесла ему популярность в театральной профессии, где язык туманных намеков культивируется почти столь же усердно, как в международной дипломатии. Откровенное мнение, высказанное Джонсоном Миллером в лицо, уже не подвергалось им пересмотру за спиной, и люди это ценили.
Однажды вечером, когда участницы ансамбля переодевались после особо утомительной репетиции и брюнетка из южных штатов пожаловалась, что танцмейстер совсем ее измучил, изящная подружка Иззи так высказалась в защиту Миллера:
– Ну еще бы не измучил! Меня тоже, не меньше. Жирок тает прямо на глазах, а мышцы так одеревенели, что я едва могу зашнуровать туфли. Но Джонни знает свое дело и вдобавок никогда не врет, а в шоу-бизнесе мало про кого так скажешь.
– И то верно, – согласилась другая блондинка, – дело свое он знает. Невесть сколько спектаклей вытянул, которые провалились бы под плинтус, не ставь Джонни для них танцы.
Слушая их, Герцогиня зевнула. Репетиции всегда нагоняли на нее скуку, а то, что она успела увидеть из «Американской розы», не слишком вдохновляло.
– Вот уж удивлюсь, – хмыкнула она, – если он и наше шоу приведет к успеху. На мой взгляд, оно убогое дальше некуда.
– И не говори! – откликнулась Ангелочек, укладывая перед зеркалом золотистые локоны. – Такая чушь, прошто тошнит. В толк не вожьму, жачем Айк это штавит.
Подружка-всезнайка – такая есть в любой труппе – поспешила объяснить:
– Как, а ты не знаешь? Айк не вкладывает ни гроша из своих! Работает за двадцать пять процентов с кассы. А чудо-спонсор – тот долговязый, что к нам все заглядывает. Пилкингтон его фамилия.
– Он еще пожалеет, что не Рокфеллер, – хмыкнула блондинка.
– Ничего, – махнула рукой Ангелочек. – Пара дней гаштролей, а там пожовут кого-нибудь на выручку. Так всегда делают. Видала я шоу и похуже, а выходили хиты. Новый шченарий, другая музыка – и дело в шляпе.
– А еще бы кого-нибудь другого на главные роли! – добавила рыженькая Детка. – А то набрали каких-то…
Герцогиня с усталым вздохом выгнула точеные брови, любуясь собой в зеркале.
– Да уж, поневоле удивишься, где только находят таких, – томно согласилась она. – Прямо как из заголовка сегодняшней газеты: «Тонны ветчины, непригодной для употребления»… Девочки, кому-нибудь надо в мою сторону? Могу подбросить двоих-троих на своем лимузине.
– Шпашибо тебе большое, дорогуша, – отозвалась Ангелочек, – но я уже велела швоему поклоннику придержать для меня трамвай на углу. Ежели не приду, Кларенс ш ума шойдет.
Нелли обещала другой хористке пройтись с ней по магазинам и помочь с выбором весеннего костюма – такого рода ритуалы в одиночку не совершаются, – и Джилл с Ангелочком шли до угла вдвоем. Эта миниатюрная девушка, похожая на лондонского воробья, понравилась Джилл с самого начала репетиций. Живая и бойкая, она в то же время отличалась практичностью и здравым смыслом.
– «На швоем лимужине»! – ядовито прошипела она, все еще переживая заключительную фразу Герцогини. – Так важничает, прямо выворачивает от нее!
– А что, у нее нет лимузина?
– Да ну, откуда? Она помолвлена с продавцом из автосалона компании «Шпидвелл», и тот украдкой ее катает. Вот тебе и лимужин! Шмех один: кого ни возьми, штроят иж шебя роковых крашоток с дюжиной миллионеров на крючке.
Вот и Мэй такая же – ведь хорошая была бы девчонка, не веди она шебя, как цаца из «Мулен Руж»! Притом беж ума от жениха швоего, и не нужны ей все нью-йоркшкие миллионеры, хоть на блюдечке их подай. Выйдет замуж, как только тот шкопит на мебель, шнимет жилье где-нибудь в Гарлеме, будет хлопотать на кухне и детишек нянчить, как примерная домохожяйка. А пока… Начиталашь, видать, любовных романов и решила, что театральной актрише иначе не приштало.
– Надо же, – покачала головой Джилл, – я б сама ни за что не догадалась. Приняла лимузин за чистую монету!
Во взгляде подружки мелькнуло любопытство. Джилл была загадкой, и другие хористки частенько обсуждали ее между собой.
– Это твое первое шоу, да?
– Первое, – кивнула Джилл.
– Пошлушай, а что ты вообще делаешь в кордебалете?
– По большей части терплю упреки мистера Миллера.
– Ха, «упреки»! Шкорее уж выволочки, ежели по-нашему.
– Я почти всю жизнь провела в Англии, трудно так сразу заговорить по-американски.
– Так и жнала, что ты англичанка. У тебя такой же выговор, как у парня в роли фата в нашем шоу. Шлушай, а как ты вообще попала в театр?
– Ну… – замялась Джилл, – а ты сама как? А остальные?
– Шо мной-то понятно, я тут швоя, вше ходы и выходы жнаю. Можно шкажать, родом иж шоу-бижнеша. Обе шештры тут выштупают, брат в одной калифорнийшкой труппе, а папа – один иж лучших комиков в бурлешке! А по тебе любой шкажет, что чужая. Жачем тебе в хориштки?
– Так уж вышло… Денег нет, а никак иначе я заработать не могу.
– Что, правда?
– Правда.
– Шкверные дела… – Круглые глаза Ангелочка задержались на лице собеседницы. – А жамуж не хочешь выйти?
– Так не зовет никто! – рассмеялась Джилл.
– Кое-кто пожовет, к гадалке не ходи. Ежели порядочный, конечно, а я думаю, так и ешть. Обычно это сражу видно, и, шпорю на что угодно, у нашего приятеля Пилкингтона уже и лиценжия на брак в кармане, и колечко заказано.
– У Пилкингтона?! – Джилл вытаращила глаза.
Ей невольно вспомнилось, как во время репетиций, когда девушки отдыхали, наблюдая за солистами на сцене, долговязый Пилкингтон вдруг усаживался рядышком и застенчиво заводил беседу. Неужто влюбился? Ужасно досадно, если так.
У нее уже был опыт с лондонскими поклонниками, которые, как истые британцы, ни за что не хотели признать поражение, и необходимость охлаждать их пыл радости не доставляла. Доброму сердцу Джилл претила чужая боль, а страдания отвергнутых представителей мужского пола, вечно попадавшихся на глаза с несчастным видом, действовали на нервы.
Как-то раз она гостила в Уэльсе, где беспрерывно лил дождь и приходилось сидеть дома, а очередная жертва любви то и дело подстерегала за углом и заводила все ту же песню, начиная свои мольбы словами: «Послушайте, я, знаете ли…» Хотелось надеяться, что Отис Пилкингтон не собирается начинать ухаживания таким способом, хотя зловредную привычку выныривать невесть откуда он определенно приобрел. Пару раз даже напугал, возникнув рядом, будто из-под земли.
– О нет! – воскликнула Джилл.
– О да! – солидно заверила Ангелочек, повелительно махнув подъезжавшему трамваю. – Ну, мне пора, дружок уже заждался. До вштречи!
– Да ну, глупости! – не могла успокоиться Джилл.
– Точно-точно.
– Но почему ты так решила?
Ангелочек взялась за поручень трамвая, готовясь запрыгнуть на площадку.
– Хотя бы потому, что он крадется жа нами от шамого театра, как индеец по прерии – оглянись-ка! Пока-пока, милочка, оштавь мне кусок швадебного торта.
Трамвай укатил, блеснув на прощанье широкой улыбкой Ангелочка. Оглянувшись, Джилл и впрямь увидела змеиную фигуру нависшего сбоку Отиса Пилкингтона.
Он явно нервничал, но был полон решимости. Шелковый шарф на шее скрывал и половину лица – Пилкингтон очень дорожил здоровьем, подозревая, что склонен к бронхиту, – а над шарфом робко моргали глаза сквозь очки в черепаховой оправе. Надежда уговорить себя, что лихорадочный блеск за стеклами не жар любви, тут же улетучилась: истина была слишком очевидна.
– Добрый вечер, мисс Маринер! – раздалось из-под шарфа приглушенно, словно издалека. – Вам в ту сторону? – Пилкингтон кивнул на удалявшийся трамвай.
– Нет, в центр, – поспешно ответила Джилл.
– И мне туда же.
Такая навязчивость раздражала, но что было поделать? Нелегко тактично распрощаться, когда с тобой идут в одну сторону. Оставалось лишь продолжать путь в сопровождении назойливого поклонника.
– Устали, должно быть, на репетиции? – осведомился он в своей осторожной манере, будто измерял каждое слово и отстригал его от клубка.
– Немного. Мистер Миллер очень увлеченный человек.
– Он увлечен пьесой? – оживился Пилкингтон.
– Нет, я имела в виду его дотошность.
– А про сам мюзикл он что-нибудь говорил?
– Нет, не припомню. Он вообще не слишком разговорчив, если не считать замечаний к танцам. Судя по всему, наше исполнение его не впечатляет. Впрочем, по словам девушек, он каждой труппе, с которой работает, говорит, что хуже никого еще не видал.
– А сами хор… то есть, участницы ансамбля что думают о пьесе?
– Ну, их вряд ли можно считать компетентными критиками… – дипломатично начала Джилл.
– То есть, им не нравится?
– Думаю, не все еще вполне разобрались.
Пилкингтон помолчал.
– Я и сам начинаю думать, что публика до нее не доросла, – вздохнул он наконец. – Когда ее ставили в первый раз…
– О, так премьера уже была?
– Только любительская, прошлым летом в Ньюпорте, в доме моей тети миссис Уоддсли Пигрим – благотворительный спектакль в помощь армянским сиротам. Тогда его приняли очень тепло, мы почти покрыли расходы. Такой был успех, что… Я чувствую, вам можно довериться, но лучше не пересказывать мои слова вашим… вашим коллегам. Успех был такой, что я решил вопреки совету тети поставить спектакль на Бродвее. Между нами, я сам оплачиваю почти все расходы на постановку. Мистер Гобл не участвует в финансировании «Американской розы», все лежит на мне. А он за долю в прибылях предоставляет нам свой опыт в антрепризе… Я всегда верил в успех нашего мюзикла! Мы с Тревисом написали его, еще когда вместе учились в колледже, и все наши друзья пришли в полный восторг. Хотя моя тетя, как я уже сказал, была против затеи с Бродвеем. Она придерживается мнения, что я в бизнесе не разбираюсь, и в каком-то смысле права. По темпераменту я куда больше склонен к искусству… Однако твердо решил показать публике нечто получше так называемых хитов – они просто ужасны! К сожалению, я начинаю сомневаться, что пьесу такого уровня, как «Американская роза», способны воплотить наши невежественные актеры. Они просто не улавливают ее духа, изысканности, тонкого абсурдистского юмора. Сегодня… – Пилкингтон запнулся. – Сегодня я случайно подслушал, как двое из них обсуждали спектакль, не подозревая о моем присутствии. Один назвал его капустником, а другой почему-то – куском сыра горгонзола. Разве можно при таких настроениях рассчитывать на большой успех?