Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

2

После напряженной репетиции умиротворяющий сумрак зала, увешанного гобеленами, был приятен. В дальнем конце зала оркестр наигрывал мелодию, которую Джилл помнила и любила. Память ее обратилась к прошлому разу, когда они сидели в ресторане друг напротив друга. Казалось, это было целую вечность назад!

– Ты так внезапно убежала тем вечером, – заметил Уолли, прерывая ее мысли.

– Не хотела встречаться с Фредди.

В его взгляде мелькнуло сочувствие.

– Не хочу портить тебе ланч, но Фредди все знает. Он тебя выследил. Встретил Нелли Брайант, с которой вроде как подружился в Лондоне, и та доложила, где ты и чем занимаешься. Впрочем, тебя это, кажется, не слишком тревожит, хоть и убежала тогда, – заметил он, услышав смех собеседницы.

– Так ты еще не в курсе?

– А что случилось?

– Фредди уломал Пилкингтона взять его в ансамбль хористом, и сегодня утром, когда я пришла на репетицию, Миллер уже муштровал его вовсю. А потом Гобл разругался с исполнителем роли лорда и заявил, что любой хорист сыграет не хуже. Взял и выбрал Фредди! Так что теперь Фредди у нас солист и просто лопается от гордости.

Запрокинув голову, Мейсон расхохотался так оглушительно, что толстяк за соседним столиком выронил устрицу, не донеся до рта.

– Не так громко, – нахмурилась Джилл, – на нас все смотрят!

– Да разве тут удержишься? Какая прелесть! Я всегда говорил, что нигде не встретишь столько абсурда, как в мире мюзикла. Может случиться абсолютно что угодно – куда там «Алисе в стране чудес»!

– О, тебе тоже так кажется? Точь-в-точь как и мне. Просто какое-то нескончаемое чаепитие у Безумного Шляпника!

– А как вообще Фредди угораздило поступить в театр?

Лицо Джилл вдруг затуманилось. Вопрос напомнил о том, что она так старалась изгнать из головы.

– Говорит, устроился, чтобы приглядывать за мной.

Настроение ее оказалось заразительно, и улыбка Мейсона тоже растаяла. Вернувшись к неприятным мыслям, он принялся мрачно крошить булочку.

– Фредди прав, – буркнул он. – Я не ожидал, что у него столько здравого смысла.

– Вот еще! – вспыхнула Джилл. Память о беседе с новой звездой мюзиклов все еще жгла огнем ее независимую душу. – Я не ребенок и могу сама за собой присмотреть. Что хочу, то и делаю!

– Боюсь, ты скоро поймешь, что твои поступки касаются не только тебя. Меня, к примеру! Мне не нравится, что ты поступила на сцену. Теперь давай, можешь откусить мне голову.

– Очень любезно с твоей стороны так беспокоиться обо мне…

– Я просил откусить голову, а не заморозить. На правах старого друга, который в свое время совал тебе червяков за шиворот, повторяю: мне не нравится, что ты выступаешь на сцене!

– Вот уж не думала, что ты станешь таким… – Джилл помедлила в поисках уничтожающего определения, – таким викторианцем!

– Когда дело касается тебя, я самый викторианский из викторианцев. – Уолли смело встретил ее негодующий взгляд. – Да, не нравится… тем более в постановке Айка Гобла.

– Почему именно Гобла?

– Потому что не стоит тебе общаться с такими, как он.

– Что за чушь!

– Вовсе нет. Думаю, тебе доводилось читать о нравах театральных агентов…

– Да ну, там все домыслы и преувеличения!

– Безусловно. В большинстве своем продюсеры вполне порядочны, даже на редкость порядочны, если принять во внимание условия их работы… Нет, речь не о бизнесе, тут они мало перед чем останавливаются. Когда доходит до денег, у театральных агентов в ход идет все, кроме разве что зубов и когтей. Киплинговское «Ни божий закон, ни закон людской не дальше 40-х» – применимо не только к широтам, но и к номерам здешних улиц. Иными словами, правило «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» тут не работает. К этому привыкаешь быстро – отправляясь с визитом в агентство, достаточно оставить часы и бумажник дома и не зевать, чтобы не стянули запонки. Кто кого надул, тот и получает очко, и исход игры никак не влияет на отношения. Агент все так же угощает тебя сигарами из жилетного кармана и называет славным малым. Облапошит с утра лучшего друга, а потом они преспокойно обедают вместе. Ничего личного, только бизнес. Проявим снисхождение – все они жертвы наследственности. Когда грабитель женится на гардеробщице, их отпрыск неизменно идет в театральный бизнес, и первых отцовских уроков он никогда не забудет. А вот по части нравов… – Уолли подождал, пока перед ним поставят жареную рыбу. Официанты умеют выбрать самый неудобный момент. – Так вот, что касается нравов, большинство менеджеров – почтенные джентльмены средних лет с женами и детьми, делают деньги и больше ничего не хотят. Хористки для них просто наемные служащие вроде механизмов, которые помогают получить прибыль, толком и не знакомые лично… Старина Айк – совсем иное дело! – Мейсон прожевал кусочек камбалы. – Айк Гобл чужд общественной морали, он ловелас, донжуан и прелюбодей! Червь и чума! Толстый, вялый и дряблый, с сальной душой и иссохшим сердцем, со взглядом снулой трески… – Нет-нет, я его не осуждаю, – великодушно махнул рукой Уолли. – Не в моем характере кого-то осуждать. Однако при всем уважении и почтении вынужден констатировать, что Айк сочетает в себе мартовского кота и ту живность, что обитает под лежачим камнем! Вот почему мне так неприятно, что ты поступила в труппу к Гоблу.

Обличительную речь Джилл слушала с тревогой. Даже краткие встречи с продюсером подсказывали, что каждое слово, скорее всего, правда. Не по себе было и только что, перед ланчем, когда Гобл смотрел на нее своим взглядом снулой трески, как справедливо выразился Уолли. Тем не менее, гордость запрещала признаваться в слабости.

– Я способна и сама о себе позаботиться! – повторила Джилл.

– Не сомневаюсь, что способна – даже если провалишься в болото… но это не значит, что я буду спокойно наблюдать с берега, как ты барахтаешься в трясине! Я знаю, что приходится выносить хористкам. Солисты репетируют свои номера, а девушки из ансамбля часами мерзнут на сквозняке, да еще терпят ругань, когда пытаются развеять тоску своего рабства легкой болтовней!

– Да, бывало такое, – вздохнула она, – и не раз.

– Вечная история. Если плотнику надо вбить в декорацию гвоздь, они собирают ансамбль на репетицию и заставляют смотреть. Джилл, уходи оттуда, такая жизнь не для тебя! Эта работа…

– Мне нравится моя работа!

– Ну да, пока в новинку, но…

– Да как ты не поймешь! – с жаром перебила Джилл. – Я хочу работать, мне это необходимо – какое-то занятие, чтобы заполнить голову. Мне трудно об этом говорить, но ты же знаешь мое положение… Фредди наверняка рассказал, а если и нет, ты и сам наверняка догадался, когда увидел меня здесь одну после той нашей встречи в Лондоне. Постарайся понять! Неужто у тебя самого не случалось беды, когда весь мир будто разбился вдребезги? В таких случаях помогает работа и только работа! Когда я приехала в Америку, то вначале просто с ума сходила… Дядя Крис отослал меня в городишко на Лонг-Айленде, там заняться было нечем, я целыми днями только думала и думала, а когда стало невтерпеж, сбежала в Нью-Йорк. Встретила Нелли Брайант, получила эту работу… Театр меня спасает! Я занята целый день, устаю, и времени на лишние мысли просто нет. Чем тяжелее работа, тем лучше – это противоядие. Просто невозможно бросить ее сейчас! А что до твоих опасений, ну что ж, надо пока смириться. Терпят же другие девушки, чем я лучше их?

– Они уже притерпелись.

– Ну вот, и мне придется. А чем еще я могу тут заняться? Должна же я что-то делать!

– Выходи за меня замуж! – выпалил вдруг Уолли, подавшись вперед и накрыв ее руку ладонью. Глаза его вспыхнули, осветив лицо, будто фонари.