Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Глава 13. Точка зрения Штыря

Тем не менее к обеду Джимми переодевался в самом радужном настроении. Ему казалось, что он пробудился от долгой спячки. Жизнь, вчера такая серая, теперь пылала яркими красками и сулила всякие возможности. Те, кому по доброй ли воле или по необходимости пришлось постранствовать по свету достаточно долго, в большинстве своем становятся фаталистами. Джимми принадлежал к фаталистам-оптимистам. Судьба всегда представлялась ему не слепой раздатчицей наугад даров хороших и скверных, но благодетельницей, особо расположенной к нему. Он питал почти наполеоновскую веру в свою звезду. В разные периоды своей жизни – в частности, в то время, когда, как он уведомил лорда Дривера, ему приходилось завтракать конопляным семенем, – он попадал в весьма критические положения, но его удача всегда приходила на помощь. И уж конечно, думал он, со стороны судьбы было бы чистым свинством, столько раз ему поспособствовав, отвернуться от него именно тогда, когда он приблизился к заветнейшей цели своей жизни. Разумеется, его взгляды на то, что именно составляло заветнейшую ее цель, с годами менялись. Каждый пик Хребта Заветных Моментов он по очереди и ошибочно принимал за вершину, но этот последний, инстинктивно ощущал Джимми, был подлинным. Так или иначе, Молли неразрывно вплелась в ткань его жизни. В бурный период своих двадцати – двадцати пяти лет то же самое он думал о других девушках, которые теперь остались в его памяти лишь смутными образами, будто персонажи полузабытой пьесы. В тех случаях его выздоровление бывало хотя и болезненным, но быстрым. Сила воли и активная жизнь обеспечивали полное излечение. Ему стоило только поднапрячься и выкинуть их из головы. Неделя-другая ноющей пустоты, и его сердце, чисто вымытое и прибранное, было уже готово принять новую жилицу.

Но с Молли все было по-другому. Возраст мгновенной влюбчивости остался позади. Подобно домохозяину, которого надули предыдущие постояльцы, он стал осмотрительнее и начал опасаться, что в случае катастрофы уже не сумеет встать на ноги. В подобных делах воля, как вышибала в притоне, с возрастом мало-помалу перестает справляться со своими обязанностями. И уже несколько лет Джимми предчувствовал, что следующая новоприбывшая останется навсегда, и потому в отношении противоположного пола занял мягко оборонительную позицию. Молли прорвала эту линию обороны, и он убедился, что не ошибся в оценке своей силы воли. Методы, действенные в прошлом, оказались теперь бесполезными. Ни намека на смутно утешительную мысль дней его юности, что на свете есть еще много других девушек. Он не пытался себя обманывать. Он знал, что оставил позади тот возраст, когда мужчина может влюбиться в любую представительницу прекрасного пола, лишь бы она соответствовала его вкусам.

Так или эдак, но он пришел к финишу. Повторения не будет. Она завладела им. Чем это ни завершится, он принадлежит ей одной.

На протяжении дня мужской мозг наиболее склонен к созерцательности в те краткие минуты, когда его владелец намыливает щеки пред бритьем. Елозя по ним кисточкой, Джимми анализировал ситуацию. Пожалуй, он допустил излишний оптимизм. Вполне естественно, свою удачу он был склонен считать своего рода заказным поездом, который без всяких хлопот доставит его прямо в рай. Ведь до сих пор судьба вела себя с немыслимой щедростью. По цепочке хорошо отработанных чудес она привела его к моменту, когда он оказался под одним с Молли гостеприимным кровом замка Дривер. Однако как несколько секунд спустя холодно указал рассудок, это всего лишь начало, не более того. И все же мечтательно намыливающийся Джимми воспринимал это как завершение. И только когда он кончил бриться и приступил к завязыванию галстука, ему открылись всякие препятствия на его пути – и к тому же достаточно серьезные препятствия.

Во-первых, Молли его не любит. И был он вынужден признать, нет причины, по которой она должна его полюбить, – влюбленный ведь редко верит в свою привлекательность. К тому же ее отец убежден, что он – король взломов.

– В остальном, – сообщил Джимми, хмурясь на свое отражение в зеркальце, – все обстоит великолепно.

Он печально причесал волосы.

В дверь украдкой постучали.

– Э-эй? – сказал Джимми. – Да?

Дверь медленно отворилась. Из-за ее края появилась широкая ухмылка, увенчанная шваброй рыжих волос.

– Привет, Штырь! Входи. Что приключилось?

В комнату проследовала остальная часть мистера Муллинса.

– И-ех, босс! Не был уверен, что энта комната ваша. А как по-вашему, в кого я сейчас в коридоре чуть башкой не врезался? Да в старика Макичерна, фараона. Это надо же!

– Да?

– Верняк. Только вот что он делает в энтой хибаре? Как я его увидел, так чуть не лег посередь ринга. Во! Никак не продышусь.

– Он тебя узнал?

– Еще как! Уставился, будто актер посередь сцены, когда поймет, что против него заговор затеяли, и глазами так и сверлит.

– Ну и?

– А я не знаю, то ли я на Третьей авеню, то ли на башке стою, и вообще, что со мной деется. Тут я смываюсь и даю деру сюда. Послушайте, босс, чего старик Макичерн тут ошивается?

– Все в порядке, Штырь. Успокойся. Я все объясню. Он отошел от дел, ну, как я. И здесь он – один из почтенных гостей.

– Да идите вы, босс! Как же так?

– Он подал в отставку сразу после нашей веселой встречи, когда ты резвился с бульдогом. Перебрался сюда и вломился в высшее общество. И вот мы снова собрались вместе под одним кровом, как дружная семья.

Разинутый рот Штыря демонстрировал меру его изумления.

– Дык… – поперхнулся он.

– Да?

– Дык, что он думает делать?

– Не берусь сказать. Но нам беспокоиться нечего. Следующий ход за ним. Если у него есть желание обсудить ситуацию, он не станет тянуть. Придет и обсудит.

– Ага. Начинать ему, – согласился Штырь.

– Я совершенно спокоен, и лично я отлично провожу время. А как тебе там внизу?

– По самую макушку, босс. Честно, лучше не бывает. Ну, старый хрыч дворецкий, Сондерс его звать, вот уж умеет слова загинать одно другого длиньше. А я сижу и слушаю. Они там внизу называют меня мистер Муллинс, – сообщил Штырь с гордостью.

– Отлично. Я рад, что у тебя все в порядке. И нет причин, мешающих нам превосходно проводить тут время. После того как мистер Макичерн услышит от меня кое-что, полагаю, он не станет добиваться, чтобы нас отсюда выставили. Так, кое-какие воспоминания о былом, которые могут его заинтересовать. Я питаю к мистеру Макичерну теплейшее чувство – хотел бы, чтобы оно было взаимным. Однако что бы он там ни говорил, ему не заставить меня сделать хоть шаг отсюда.

– Да ни в коем разе, – согласился Штырь. – Слышь, босс, раз он сюда пролез, значит, денег у него сверх головы. И я знаю, как он ими разжился. Ага! Я же и сам из старичка Нью-Йорка.

– Тсс-с, Штырь! Это только сплетни!

– Само собой! – упрямо сказал сын Бауэри, крепко оседлав любимого конька. – Я знаю, и вы знаете, босс. И-ех! Был бы я фараоном! Да росточком не вышел. Деньжищ у них навалом! Поглядите на старика Макичерна. Купается в наличности, а ни дня не поработал толком. И поглядите на меня, босс…

– Гляжу, Штырь, гляжу.

– Поглядите на меня. Отдыха не знаю, тружусь с утра до ночи весь год напролет…

– Порой в тюрьме, – вставил Джимми.

– Само собой. И гоняют по всему городу. А потом что? А ничего, ни понюшки табака. Энтого хватит, чтобы…

– Начать честную жизнь! – сказал Джимми. – Вот-вот, Штырь, исправься! Не пожалеешь.

Штырь как будто усомнился. Он помолчал, а потом, словно следуя какому-то ходу мысли, сказал:

– Босс, а хибара энта большая и отличная.

– Видывал я и хуже.

– А не могли бы мы…

– Штырь, – предостерегающе перебил Джимми.

– Ну дык не могли бы? – стоял на своем Штырь. – Дело легче легкого и само тебе в руки лезет. Нам и делать-то ничего не надо. Все на виду, босс, бери не хочу.

– Вполне возможно.

– И пусть все так и пропадает зря?

– Штырь, – сказал Джимми, – я тебя предупреждал. Я умолял тебя быть настороже и подавлять профессиональные инстинкты. Будь мужчиной! Сокруши их. Займись чем-нибудь. Коллекционируй бабочек.

Штырь в угрюмом безмолвии пошаркал подошвой.

– А помните слезки, которые вы стырили у герцогини? – задумчиво сказал он затем.

– Милая герцогиня! – прожурчал Джимми. – Увы мне!

– И банк, который взяли?

– То были счастливые деньки, Штырь.

– И-ех! – сказал сын Бауэри.

И сделал паузу.

– Вот было дело, – тоскливо произнес он.

Джимми поглядел в зеркало и поправил галстук.

– Тут дамочка имеется, – продолжал Штырь, взывая к комоду, – а у нее ожерелье из слез, так оно на сто тысяч тянет. Энто мне Сондерс сказал, ну, старый хрен, у него еще одно слово длиньше другого. Я ему говорю «и-ех!», а он говорит «и ни на шиллинг меньше!» Сто тысяч!

– Да, насколько мне известно, – сказал Джимми.

– Мне поразнюхать, где они его прячут?

– Штырь, – сказал Джимми, – больше мне таких вопросов не задавай. Все это прямо противоречит нашему договору держать пальцы подальше от серебряных ложек. Ты меня удручаешь. Воздержись!

– Звиняюсь, босс. Да только таких поискать, слезы энти. Сто тысяч зелененьких. Надо же! А на тутошнем берегу они на сколько тянут?

– Двадцать тысяч фунтов.

– И-ех! Со шмотками вам подсобить, босс?

– Нет, Штырь, спасибо, я уже готов. Впрочем, можешь слегка почистить костюм. Да не этой. Это щетка для волос. Попробуй вон той большой черной.

– Костюмчик что надо, – заметил Штырь, отвлекшись от своих трудов.

– Рад, что ты одобряешь, Штырь. Довольно элегантен, на мой взгляд.

– Лучше не бывает. Звиняюсь, босс, а почем он вам влетел?

– Что-то около двенадцати гиней, если не ошибаюсь. Загляну в счет и скажу тебе точно.

– А гинея – энто сколько? Больше фунта?

– На шиллинг больше. Откуда такой интерес к высшей математике?

Штырь снова взялся за щетку.

– А заполучи вы те слезки, сколько бы шикарных костюмчиков можно было накупить! – задумчиво возгласил он. И, внезапно воодушевившись, замахал щеткой. – Да ну же, босс! – вскричал он. – Что на вас наехало? Не взять их чистый стыд и позор. Давайте же, босс. Что с вами деется? Почему бросили игру? Да ну же, босс!

Каким бы ни был ответ Джимми на этот страстный призыв, его предотвратил внезапный стук в дверь. И сразу же ручка повернулась.

– И-ех! – вскричал Штырь. – Фараон!

Джимми приветливо улыбнулся.

– Входите, входите, мистер Макичерн, – сказал он. – Добро пожаловать. Путешествия завершаются встречей влюбленных. Вы, по-моему, знакомы с моим другом мистером Муллинсом? Закройте дверь, садитесь и побеседуем о многом, многом.