Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

Глава 15. Вмешательство мистера Макичерна

Первые дни пребывания в замке Дривер пробудили в Джимми странную смесь эмоций, главным образом неприятных. Судьба, заботливая опекунша Джимми, видимо, устроила себе передышку. Во-первых, назначенная ему роль не была ролью лорда Герберта, персонажа, который почти весь спектакль разговаривал с Молли. Едва Чартерис услышал от лорда Дривера, что Джимми одно время подвизался на подмостках профессионально, он тут же решил, что лорд Герберт не позволит развернуться таланту новоприбывшего.

– Абсолютно не для вас, мой милый старичок, – сказал он. – Проходная ролька простака. От него требуется всего лишь быть глупым ослом.

Джимми умоляюще заверил, что может быть глупейшим из глупейших ослов, каких только видел свет, но Чартерис остался тверд.

– Нет, – заявил он. – Вы должны стать капитаном Брауном – роль многостороннейшая, главная в пьесе, нашпигованная сочнейшими ремарками. Ее пришлось бы отдать Спенни, и нас ожидал самый лютый провал в истории театра. Но теперь вы здесь, и все в ажуре. Спенни получает лорда Герберта. И от него потребуется просто быть самим собой. Теперь нас ждет триумф, мой мальчик. Репетиция после второго завтрака. Не опоздайте!

И он ушел оповещать других участников.

С этой минуты и начались неприятности Джимми. Чартерис был юным адептом с неискоренимой страстью к театру. Его совершенно не трогало, что солнце сияет, что на озере благодать и что Джимми готов был платить пять фунтов за минуту, лишь бы каждый день проводить полчаса наедине с Молли. Нет, Чартерис ничего не желал знать, кроме того, что через неделю в замке соберется окрестная знать и именитости помельче и что лишь считанные члены труппы выучили свои роли хотя бы кое-как. Навязав Джимми роль капитана Брауна, он окончательно спустил с цепи свою энергию. И проводил репетиции с таким энтузиазмом, что порой ему почти удавалось добиться от бездарей, которых он дрессировал, хоть какое-то подобие ансамбля. Он писал декорации, оставляя их сушиться, – и кто-нибудь обязательно на них садился; он прибивал над дверьми подковы на счастье, и они обязательно на кого-нибудь падали. Но его ничто не останавливало, он не давал себе и минутной передышки.

– Мистер Чартерис, – как-то после завершения очередной репетиции сказала леди Джулия довольно-таки леденящим тоном, – просто неутомим. Он совсем меня закружил!

Пожалуй, по справедливости его величайшим триумфом следовало бы считать то обстоятельство, что он принудил леди Джулию взять роль в спектакле. Но для прирожденного организатора любительских спектаклей не существует ничего невозможного, а Чартерис был чуть ли не самым закоренелым из них в стране. Поговаривали даже (как-то вечером в бильярдной), что он напишет роль комического лакея для сэра Томаса, только из этого ничего не вышло. Однако, по всеобщему мнению, не потому, что Чартерису не удалось бы загипнотизировать сэра Томаса и получить его согласие, а потому лишь, что сэр Томас в актеры ни с какой стороны не годился.

В основном благодаря энергии режиссера Джимми почувствовал себя одним из «своих», и это чувство сильно ему не понравилось. Роль никаких затруднений ему не доставляла, что, к сожалению, заметно отличало его от остальных участников. Ежедневно после очередного «прогона» в компании перевозбужденных дилетантов мужского и женского пола Джимми приходило в голову, что с практической точки зрения он вполне мог бы уехать в Японию – результат был бы точно таким же. В этом хаотическом вихре репетиций возможность переброситься с Молли хотя бы парой слов сводилась, по сути, к нулю. И хуже того: ее это как будто нисколько не огорчало. Она сохраняла веселую бодрость и словно бы только радовалась, растворяясь в толпе. Скорее всего, меланхолично размышлял он, посмотри Молли ему в глаза и заметь в них растерянный блеск, она приписала бы этот блеск той же причине, по которой глаза остальных членов труппы растерянно блестели на протяжении всей недели.

У Джимми начало складываться самое желчное мнение о любительских спектаклях вообще и этом спектакле в частности. Он всеми фибрами ощущал, что в отделе электрического пламени адских недр имеется специальная решетка, отведенная в вечное пользование человека, придумавшего эти представления, столь диаметрально противоположные истинному духу цивилизации. И в заключение каждого дня Джимми проклинал Чартериса с похвальной пунктуальностью.

Однако тревожило его и еще кое-что. Невозможность поговорить с Молли была злом отсутствия желаемого. И это зло дополнялось еще одним, злом присутствия нежелаемого. Даже в сумятице репетиций он не мог не заметить, что Молли и лорд Дривер много времени проводят вместе. А также (и это было еще более зловещим) он обнаружил, что и сэр Томас, и мистер Макичерн активно содействуют такому положению вещей.

Достаточное доказательство последнему он получил в тот вечер, когда ценой манипуляций и хитростей, в сравнении с которыми величайшие достижения Макиавелли и кардинала Ришелье показались бы потугами неофитов, он отрезал Молли от толпы и увлек ее подальше под благовидным предлогом помочь ему покормить кур. Как он и заподозрил с самого начала, при замке имелись куры. Они обитали в шумном, полном запахов мирке за конюшней. Неся чугунок с ядовитого вида размазней и сопровождаемый Молли, он целых полторы минуты ощущал себя полководцем в миг победы. Нелегко быть романтичным, когда ты обременен куриным кормом в неудобном чугунке, но он заранее решил, что эта часть задуманного будет краткой: птицы в этот вечер поужинают в темпе клиентов закусочной, а затем – более подобающая обстановка розария. До удара гонга, призывающего переодеться к обеду, оставалась еще масса времени. Быть может, его хватит, чтобы покататься по озеру…

– Приветик! – Позади них с умиротворяющей улыбкой на губах возник его сиятельство граф Дривер. – Дядя сказал, что я найду вас тут. А что это такое, Питт? Вы их этим кормите? Ну-ну! До чего куры странные личности! Я бы ни за какие коврижки к этому вареву не притронулся. А? По-моему, отрава, и ничего больше.

Он встретил взгляд Джимми и осекся. От взгляда Джимми осеклась бы и лавина. Его сиятельство покрутил пальцами в розовощеком смущении.

– Ах, взгляните! – сказала Молли. – Вон та бедная курочка жмется в стороне. Не склевала ни крошки. Дайте мне ложку, мистер Питт. Цып-цып-цып! Не будь глупенькой, я тебя не обижу. Я принесла тебе поесть.

Она погналась за обездоленной курочкой, которая нервно от нее пятилась. Лорд Дривер наклонился к Джимми.

– Жутко извиняюсь, Питт, старина, – лихорадочно зашептал он. – Я не хотел идти. Но куда там! Он меня погнал. – Его сиятельство покосился через плечо. – И, – зачастил он, ибо Молли уже возвращалась, – старикан сейчас из окна своей спальни следит за нами в театральный бинокль!

Возвращение домой совершалось в полном молчании – задумчивом молчании со стороны Джимми. Он думал упорно и не перестал думать и дальше.

Материала для мыслей у него хватало с головой. Лорд Дривер был глиной в руках дяди – это Джимми знал с самого начала. С его сиятельством он был знаком недолго, но вполне достаточно, чтобы обнаружить, что, создавая его, природа не поскупилась на слабохарактерность. Что его дядя потребует, то он и сделает. Ситуация крайне не понравилась Джимми. Лорду Дриверу был отдан приказ жениться на деньгах, а Молли была богатой невестой. Он не знал, насколько Макичерн нагрел руки в борьбе с преступным миром Нью-Йорка, но суммы, конечно же, были внушительными. Положение выглядело чернее некуда.

Затем его мысли приняли другой оборот. Он слишком многое принимает как само собой разумеющееся. Да, лорда Дривера могут довести до того, что он сделает предложение Молли, но откуда он взял, что Молли ответит «да»? Он отвергал самую идею того, что титул Спенни мог послужить приманкой. Молли была не из тех девушек, которые выходят замуж за титул. Джимми попытался беспристрастно взвесить другие привлекательные черты его сиятельства. Приятный малый – если судить по непродолжительному знакомству, – бесспорно, наделенный неисчерпаемым дружелюбием. Столько очков в его пользу приходилось признать. Однако в противовес выдвигался столь же неоспоримый факт, что, кроме того, был он – как и сам сформулировал бы – жутким ослом. И слабовольным, абсолютно бесхарактерным. Вывод в целом ободрил Джимми. Он не мог себе представить, чтобы белобрысый лорд, как бы его ни подталкивал сэр Томас Башли, осуществил задумку рыцаря. Как бы мудро сэр Томас ни соизмерял свои толчки, сделать Ромео из Спенни Дривера ему все равно не удастся.

Окончательно к такому выводу Джимми пришел однажды вечером в бильярдной, наблюдая, как его соперник гоняет шары с безмолвным Харгейтом. Он остался понаблюдать, дабы поближе рассмотреть свой объект, а не ради игры, ничем не примечательной. Вернее сказать, трудно было бы вообразить игру хуже. Лорд Дривер, набравший двадцать очков, играл скверно, а его противник – как явный начинающий. И вновь, следя за ними, Джимми ощутил уверенность, что уже встречал Харгейта прежде. Но, порывшись в памяти, вновь вытащил пустой билет. Впрочем, мысль была мимолетной – он сосредоточился на анализировании лорда Дривера, который благодаря серии случайных карамболей добрался почти до сорока и теперь опережал противника.

Вскоре, доанализировав его сиятельство до полного своего удовлетворения и пресытившись стуком шаров, Джимми вышел из бильярдной. На секунду он задержался у двери, прикидывая, чем заняться дальше. Бридж в курительной? Но партия в бридж его не манила. Из гостиной лились звуки музыки. Он было сделал несколько шагов в том направлении, но затем опять остановился. Нет, он не нуждается ни в чьем обществе. Ему необходимо поразмыслить. Выкурить сигарету на террасе, вот что ему требуется.

Джимми поднялся в свою комнату за портсигаром. Окно было открыто. Он высунулся в него.

Приближалось полнолуние, и снаружи было очень светло. В дальнем конце террасы, куда лунный свет не достигал, его глаза уловили какое-то движение. Из густой тени медленно вышла девушка…

Никогда еще со времен своих мальчишеских лет Джимми не скатывался по лестнице с такой головокружительной быстротой. Опасный поворот в завершении первого марша он проделал с самоубийственной скоростью. Судьба, однако, видимо, успела отдохнуть и вернулась к своим обязанностям, потому что шеи он не сломал. Еще через несколько секунд он выскочил на террасу с накидкой, которую сдернул en route[24] в холле.

– Я подумал, не озябли ли вы, – объяснил он, часто дыша.

– О! Благодарю вас, – сказала Молли. – Так любезно с вашей стороны. – (Он закутал накидкой ее плечи). – Вы бежали?

– Да, я спустился чуть быстровато.

– Вы боялись, что вас сцапают буки? – засмеялась она. – В детстве, помнится, я всегда их боялась. И когда приходилось спускаться в темноте, всегда сбегала сломя голову. Разве что удавалось упросить кого-нибудь держать меня за руку всю дорогу и вниз и вверх.

С появлением Джимми она повеселела. Последнее время происходило много такого, что ее тревожило. И на террасу она вышла, чтобы побыть одной. Услышав его шаги, она испугалась, что сейчас на террасу выйдет какой-нибудь особенно словоохотливый гость, которому не терпится поболтать о том о сем. Джимми оказался приятным сюрпризом и ничем не нарушил гармонии летнего вечера. Как ни редко они виделись, что-то в нем – она не смогла бы объяснить, что именно, – притягивало ее к нему. Он был человеком, инстинктивно чувствовала она, которому можно доверять.