Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом

2

Возможность для приватной беседы с Фредди представилась не сразу. Минут десять он упражнялся в одиночку на сцене под градом оскорбительных наставлений Миллера, а затем еще столько же репетировал номер вместе с героиней и остальными хористами.

Когда же, наконец, грозный рык в глубине зала возвестил о приходе мистера Гобла, выражая его повеление очистить сцену и начать основную репетицию, Фредди едва нашел силы выдавить в адрес Джилл бледную улыбку узнавания и слабое «Привет-привет!», после чего им тотчас же пришлось идти на сцену со всем ансамблем и строиться для вступительного хора. Лишь когда хор повторили четыре раза и двое главных героев принялись репетировать сольный номер, Джилл смогла затащить последнего из Руков в укромный уголок и подвергнуть допросу.

– Фредди, как ты сюда попал? – начала она.

Фредди смахнул со лба струящийся пот. К вступительному хору Джонсон Миллер всегда относился особо взыскательно. Кроме того, в этом спектакле музыкальный ансамбль изображал домашнюю вечеринку на Лонг-Айленде, а Миллер, видимо, полагал, что гости в богатых особняках поголовно страдают пляской святого Витта. В результате Фредди едва волочил ноги, чувствуя себя избитым и ожидая в будущем еще худшего.

– А? Что? – вяло откликнулся он.

– Как ты тут очутился?

– А, да… понимаю. Удивляешься, что я в Нью-Йорке?

– Нет, что в Нью-Йорке, не удивляюсь. Я и раньше знала… но почему вдруг на сцене, да еще в рабстве у Миллера?

– Послушай, – перешел Фредди на благоговейный шепот, – он у вас что, немного того, а? Вроде тех мидян из церковного гимна – ну, которые все рыщут и рыщут. Небось уже тропинку в ковре протоптал. Прямо как тигры в зоопарке, когда ждут кормежки. Того и гляди, за ногу меня тяпнет!

Джилл тряхнула его за плечо.

– Ближе к делу, Фредди! Расскажи, как ты попал в театр.

– О, да проще простого! У меня было рекомендательное письмо к Пилкингтону – ну, к спонсору этого шоу. Мы с ним за последние дни почти сдружились. Вот я и попросил его взять меня в вашу веселую компанию. Мол, деньги никакие не нужны, а поработать я тут не прочь. «Ладно, – говорит, – валяй!» и все такое прочее – и вот он я, здесь с вами.

– Зачем? Не просто же так, для развлечения!

– Тоже мне развлечение! – болезненно скривился Фредди. – Этот ваш тигр с белоснежными сединами никак не укладывается в мои понятия о развлечениях. Только и знает, что придираться, как будто это цель его жизни. Нет уж, развлечения тут ни при чем! Просто позавчера вечером я говорил с Уолли Мейсоном, и он вроде как считает, что кордебалет – не самое подходящее для тебя занятие. Вот я и решил по зрелом размышлении тоже поступить в вашу труппу. Мало ли, вдруг что-нибудь стрясется – а я тут как тут! Не такой уж я, конечно, здоровяк и все такое, но при случае могу пригодиться. Пригляжу за тобой по-отечески… ну и так далее.

Джилл была тронута.

– Фредди, ты прелесть!

– Опять же… подумал, знаешь ли, – продолжал он, – что и Дереку так будет спокойней.

Лицо Джилл вдруг застыло.

– Фредди, пожалуйста! Я не желаю говорить о Дереке.

– О, понимаю твои чувства. Паршиво тебе, ясное дело… но, если бы ты его видела…

– Не хочу о нем говорить!

– Он, знаешь ли, очень страдает. Горько сожалеет и все такое прочее. Хочет, чтобы ты вернулась…

– Понятно! Значит, это он послал тебя за мной?

– Ну, в принципе, более-менее…

– Тебя-то с какой стати нагружать? В наши дни можно куда угодно отправить рассыльного! Дерек мог бы сообразить.

Фредди бросил на девушку недоверчивый взгляд.

– Ты что, серьезно? В смысле, тебе разве понравилось бы такое?

– Не понравилось бы точно так же, не больше.

– Я же все равно хотел скатать в Америку. Погулять здесь, осмотреться и все такое.

Джилл уставилась во мрак сцены застывшим тоскливым взглядом.

– Ну как ты не понимаешь, Фредди! Ведь знаешь меня давно… Казалось бы, должен был уже разглядеть во мне хоть каплю гордости. Чтобы вернуть меня, Дереку пришлось бы самому приехать и разыскать меня, только так!

– Странное дело! Как я понял из разговора с Мейсоном, он тоже так думает. Вы оба просто не понимаете, насколько Дерек сейчас занят!

– Занят?!

Выражение лица Джилл подсказывало, что слова Фредди выбрал не совсем удачные, но он решился продолжить:

– Да-да, просто чертовски занят! У него же выборы на носу и все такое. Шагу сделать из столицы не смеет.

– Ну конечно! Разве Дерек решится хоть чем-то повредить своей карьере?

– Вот именно! Я знал, что ты его поймешь! – оживился Фредди, очарованный рассудительностью собеседницы. А еще врут, будто женщины слабы умом! – Так что, все тип-топ?

– В каком смысле?

– Ну, то есть мы срываемся отсюда домой, как только получится. Бедняга Дерек будет просто счастлив!

Джилл вдруг резко, неприятно расхохоталась.

– Бедняга Дерек! – передразнила она. – Выходит, это с ним дурно обошлись, так?

– Ну, не то чтобы… – с сомнением протянул Фредди. – Если вдуматься, это в каком-то смысле его вина, знаешь ли.

– В каком-то смысле?

– Ну, то есть, я хочу сказать…

– В каком-то смысле!

Фредди глянул на Джилл с тревогой, уже не совсем уверенный в ее благоразумии. Что-то в выражении лица и тоне девушки ему определенно не нравилось. Острой проницательностью он не отличался, но в его мозговые центры уже закрадывалось подозрение, что все складывается не так уж удачно.

«Ну-ка, напрягись, старина! – с тревогой обратился он к своей бессмертной душе. – Неужто от ворот поворот?» В беседе наступила пауза.

Превратности жизни уже несколько тяготили Фредди. Похоже на игру в сквош, думал он: попасть по мячу, казалось бы, проще простого, но тот вдруг увертывается, и удар приходится мимо.

Жизнь часто подбрасывает такие вот лихо закрученные мячи. Поначалу Фредди нисколько не сомневался, что самым трудным в его американской экспедиции станут поиски Джилл, а потом, с облегчением узнав добрые вести, та радостно помчится вместе с ним домой первым же пароходом. План оказался слишком наивным. При всем своем оптимизме Фредди видел невооруженным глазом, что корабль его надежд, так сказать, дал течь.

Подкатиться, что ли, с другого бока?

– Джилл, послушай…

– Да?

– Ты ведь любишь старину Дерека? Я в смысле… ну ты меня понимаешь. То есть, любишь всерьез, и все такое прочее?

– Не знаю.

– То есть как это, не знаешь? Эй, ну ты что, как можно не знать? Будь проще, старушка… то есть, я хочу сказать, раскинь мозгами. Любишь – не любишь, одно из двух!

Джилл горько улыбнулась.

– Ах, если бы все было так просто! Ты разве не слыхал, что от любви до ненависти один шаг? Поэты говорили об этом не раз.

– Так то поэты… – Фредди презрительно махнул рукой, отметая всех рифмоплетов разом.

В школе его, само собой, заставляли читать разных там шекспиров, но поэзия не затронула его души, и, повзрослев, он предал творчество бардов забвению. Графоманский стишок раз в неделю в «Спортинг Таймс» еще куда ни шло, но для прочего Фредди был решительно не скроен.

– Ну как ты не понимаешь! После такого девушке трудно решить, любит она или презирает.

– Не понимаю. – Фредди упрямо тряхнул головой. – Ерунда какая-то.

– Тогда и разговаривать смысла нет, – фыркнула Джилл, – только лишний раз мучиться.

– Но… ты же вернешься в Лондон?

– Нет.

– Да ну, брось! Не робей, сделай шаг!

Она вновь издала тот же резкий смешок, вселявший во Фредди нехорошие предчувствия. Что-то явно не ладилось. Должно быть, в ходе беседы – где именно, неизвестно – его дипломатический талант дал слабину.

– Можно подумать, речь идет о пикнике! Нет, не стану я делать никаких шагов. Тебе еще многое предстоит узнать о женщинах, Фредди.

– Да уж, с ними сам черт ногу сломит, – проворчал незадачливый посол.

– Эй, погоди! – дернулся он, когда Джилл двинулась прочь.

– А что толку продолжать? Вот скажи, ты ломал когда-нибудь руку или ногу?

– Ломал, а что? – удивился он. – На последнем курсе в Оксфорде, когда играл в футбол за колледж, один увалень в меня врезался, и я упал на руку.

– Больно было?

– Чертовски!

– А когда стало заживать, ты рукой крутил, щипал ее, колол или все-таки старался не трогать?.. Так вот, я не хочу больше говорить о Дереке! Не желаю, и все! У меня в душе живого места нет, и я не знаю, поправлюсь ли когда-нибудь, но хочу дать себе хотя бы шанс… Работаю изо всех сил и заставляю себя не думать о Дереке. Я в гипсе, Фредди, как твоя рука когда-то, и не хочу, чтобы меня били по больному. Надеюсь, пока ты здесь, мы будем часто встречаться… ты просто чудо какой милый, но никогда больше не упоминай его имени и не зови меня домой. Тогда у нас с тобой все будет замечательно… Ну а теперь я оставляю тебя бедняжке Нелли. Она уже минут десять ходит кругами, ждет случая поговорить с тобой. Просто боготворит тебя, чтоб ты знал!

– Да ну? – Фредди опешил. – Какие глупости!

Разинув рот, он провожал Джилл взглядом, и тут подошла Нелли – робко, словно богомолец к алтарю.

– Здравствуйте, мистер Рук!

– Привет-привет!

Она уставилась на него своими огромными глазами, и у Фредди мелькнуло в голове, что Нелли сейчас необыкновенно хороша – и впечатление это было вполне справедливо. Сегодня утром она впервые надела весенний костюм, который выбирала часами, бродя по дюжине магазинов, и вся светилась сознанием того, что выбор удачен. Счастье придало румянец ее щекам, а глазам – мягкий блеск.

– Как здорово, что вы здесь, мистер Рук!

Фредди ждал неизбежного вопроса, который прежде задала Джилл, однако, как ни удивительно, не дождался, отчего ощутил громадное облегчение. Долгих объяснений он терпеть не мог, к тому же сильно сомневался, порядочно ли по отношению к Джилл обсуждать ее личные дела с посторонними. Когда же он сделал вывод, что Нелли то ли нелюбопытна, то ли слишком деликатна, чтобы выспрашивать, на него нахлынула волна благодарности.

Причиной была как раз деликатность. Увидев Фредди на репетиции, девушка сложила, как бывает с простыми смертными, два и два и получила ответ четыре, то есть неверный. Подвели косвенные улики. Джилл, которую Нелли оставила в Лондоне богатой и благополучной, встретилась ей в Нью-Йорке без гроша в кармане, чему был виной биржевой катаклизм – тот же, от которого, как ей смутно помнилось из общей беседы, пострадал и Фредди Рук. Правда, тогда говорилось, что потерял он не так уж много, но присутствие в составе кордебалета свидетельствовало об ином масштабе катастрофы. Другой причины для его появления здесь Нелли придумать не могла, а потому с присущей ей деликатностью, не притупившейся от превратностей жизни, решила, как только увидела Фредди, про его беду не упоминать.

Так рассуждала Нелли, и сочувствие придало ее манере материнскую доброту, которая подействовала на Фредди, еще не отошедшего от урока мистера Миллера и взволнованного отповедью Джилл, как целительный бальзам. Разобраться в своих чувствах было трудно, однако в общем хаосе ясно выделялось одно: Фредди был рад видеть Нелли, как никакую другую девушку прежде, и она согревала ему душу, как не смог бы, наверное, никто. Они болтали о разных пустяках, и с каждой минутой он все более убеждался, что Нелли не такая, как все, и с ней хорошо бы встречаться почаще.