Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

Пьяница Слив неожиданно предлагает нетрадиционную, но оригинальную трактовку: персонажи олицетворяют разные культурные дискурсы современности, переработанные медиа. Эти дискурсы лишают человеческую личность свободы мысли и составляют различные элементы шлема ужаса. Слив называет их «татальными кандалами на извилинах мозга»240. В такой интерпретации интеллектуалы Монстрадамус и Щелкунчик сопоставимы с рогами изобилия, набожная Угли – с прошлым, материалистический Организм – с будущим и так далее. Чтобы освободиться – к чему стремятся Слив и Тесей, – надо отвергнуть «весь кошерноготичный гламур и поле чудес, на котором вас каждый день иппут в шоппинг под фотографией денежного дерева»241. Надо (как минимум) отказаться от профанного существования, какое мы наблюдаем в диалогах персонажей. Тогда Минотавр, захвативший медиа и киберпространство, будет убит, а шлем ужаса уничтожен.

Развязка романа, по сути, обыгрывает выводы Слива. Первые буквы логинов Monstradamus, IsoldA, Nutscracker, Organism, Theseus, Ariadne, UGLI и Romeo образуют слово MINOTAUR. Причем не только первые буквы ников персонажей (за исключением Слива, но с учетом Тесея) складываются в имя мифологического чудовища, но первые буквы логинов Monstradamus, IsoldA, Nutscracker, Organism и Sliff выстраиваются в слово MINOS242. Финал романа (по крайней мере, в версии Слива) неожиданно обнадеживает. Шлем ужаса – «содержимое ума, которое пытается подменить собой ум, доказывая, что оно, это содержимое, есть, а ума, в котором оно возникает, нет», или что «ум – это просто его функция»243. Но, возможно, человеческий ум все же существует, и не исключено, что он способен обрести свободу.