Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

* * *

В произведениях Пелевина людьми манипулируют высокие технологии, и сами люди – технические агрегаты, только весьма далекие от совершенства. Марк Липовецкий пишет о романе «Generation „П“»:

Именно технологии, пускай и с иррациональной подкладкой, нацеленные на манипуляции массовым сознанием, здесь становятся основанием почти абсолютной власти «технолога». Эта власть, естественно, основана на обмане и самообмане, на иллюзиях, мечтах, а главное, всеобщем, ослепляющем и гипнотизирующем желании бабла273.

Даже копирайтер Татарский из «Generation „П“» не свободен от механизации: он «никто, человеческий word processor»274. Этот тезис последовательно раскрывается в творчестве Пелевина.

Проиграв в схватке с умной Каей, покинутый Дамилола в какой-то момент упоминает, что «на всех дорогих сурах [суррогатных женах] класса Каи стоит лэйбл „333,33 % Turing test passed“ [англ. „Пройден тест Тьюринга“]»275. Кая действительно отвечает определению мыслящего искусственного интеллекта, данному Аланом Тьюрингом, то есть способна имитировать человека, отвечая на вопросы так, чтобы сбить с толку наблюдателя276. К концу романа она явно научилась и менять собственные настройки, осуществив мечту Тьюринга о машине, способной модифицировать свои программы на основе уже переработанной информации.

S. N. U. F. F. изобилует комичными и проницательными отсылками к легендарной личности Тьюринга: его гомосексуальной идентичности, секретной деятельности по криптоанализу «Энигмы», изобретению теста Тьюринга и многочисленным аргументам против него, равно как и к недавним спорам о человеческом разуме и искусственном интеллекте, интересу к которым способствовали такие ученые, как Джон Сёрл, Дэвид Чалмерс и Дэниел Деннет. Деннет рассматривает сознание как физическую деятельность мозга, тогда как Чалмерс полагает, что внутренние процессы не сводимы к такого рода деятельности.

Алан Тьюринг, математик и философ, задавался вопросом, могут ли запрограммированные машины эволюционировать до уровня искусственного интеллекта и обрести сознание, волю и чувства. Он пришел к заключению, что искусственный интеллект действительно способен развить черты, традиционно считавшиеся исключительной привилегией человечества. Тьюринг высказал предположение, что машина, чтобы подражать работе человеческого мозга, должна вести себя так, будто наделена свободой воли. Один из способов этого достичь – сделать так, чтобы ее поведение зависело от чего-то наподобие рулетки или запаса радия. Разработать машины, чье поведение покажется достаточно произвольным тому, кто не знаком с принципами их устройства, нетрудно277. В поисках ответа на вопрос: «Могут ли машины мыслить?» – Тьюринг придумал имитационную игру, известную сегодня как тест Тьюринга. Человека и машину помещают в комнату и в письменной форме задают им вопросы. Если другой человек, находящийся за пределами комнаты, не в состоянии различить, какие ответы дала машина, а какие – человек, машину считают способной мыслить.

Пелевин не обращается к Тьюрингу как к знаковой фигуре, а ставит под сомнение его постулаты. Широко популяризированные рассуждения Тьюринга уклоняются от истинной проблемы сознания и свободы воли – утверждая способность искусственного интеллекта всего лишь имитировать их. В S. N. U. F. F. (как и в других произведениях Пелевина) ответ на вопрос о способности к самостоятельным действиям – «никакого „тебя“ во всем этом нет» – на уровне здравого смысла зависит не от имитации свободы воли, а от реальной способности преодолевать детерминизм (запрограммированность)278.

В результате S. N. U. F. F. выворачивает наизнанку поставленный Тьюрингом вопрос: дело уже не в том, способны ли машины выработать сознание и волю, а в том, что люди то ли утратили их, то ли никогда ими не обладали. В мире Пелевина не столько машины эволюционируют до уровня человеческого сознания, сколько естественный разум вырождается, что приводит к появлению постлюдей-автоматов. Интеллект и чувства все больше зависят от непосредственно поступающих сигналов, что препятствует нормальному развитию когнитивных и эмоциональных процессов. Пелевин отталкивается и от классических научно-фантастических произведений о роботах, таких как роман «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» (Do Androids Dream of Electric Sheep?, 1968) Филипа Киндреда Дика, в 1982 году экранизированный Ридли Скоттом под названием «Бегущий по лезвию» (Blade Runner), и повесть Станислава Лема «Маска» (Maska, 1976). Но если у Дика и Скотта центральной проблемой становится выход андроидов за пределы заложенной в них программы, Пелевина больше волнуют люди, способные только на запрограммированные действия. Современное общество высоких технологий превращает людей в бесчисленные копии друг друга и неразличимых исполнителей заданных функций. Технологии поработили их, но нынешнее положение вещей – лишь крайнее проявление изначально «ущербного» состояния человечества. Под видом искусственного интеллекта постчеловечество имитирует человеческую сущность, как раз когда эта сущность – независимая и цельная человеческая личность – исчезает, если не допустить еще худшего – что ее никогда и не было.

Почему, вопреки всем контраргументам, у нас сохраняется иллюзия свободы воли? Один из возможных ответов содержится в «Шлеме ужаса»: «…Это просто его [человека] особенность как вырабатываемой вещи. Другими словами, представление о том, что это он все воспринимает, вырабатывается… вместе со всем остальным»279. Empire V затрагивает проблему воспринимающего субъекта, сознания и, выражаясь более старомодно, души. Среди различных психофизиологических теорий, которые изучает Рома Шторкин, его особенно увлекает та, где тело сравнивается с машиной, радиоуправляемым дроном, а человеческая жизнь предстает как «трехмерный фильм о таком путешествии … наведенный в неподвижном зеркале, которое и есть душа»280. Мысль о душе угнетает Рому: он вампир-новичок, еще не расставшийся с нравственными терзаниями, и теперь ему кажется, что он сам потерял душу. Однако его наставник-вампир возражает: «Все равно что сказать, что лодка теряет душу, когда на нее ставят мотор. Ты ничего не потерял. Ты только приобрел»281.

И это все? В «Ананасной воде» и S. N. U. F. F. Пелевин предлагает два противоположных взгляда на проблему свободы воли – гуманистический и постгуманистический. В S. N. U. F. F., перекликающемся со «Шлемом ужаса», Кая отрицает способность людей к самостоятельным действиям и разоблачает их нравственные терзания как полную фикцию. По ее словам, мысли, желания и побуждения Дамилолы, заставляющие его действовать, вовсе не принадлежат ему самому, а появляются неведомо откуда, будто из пустоты. Человек по имени Дамилола не знает, чего он захочет или что сделает в следующую минуту, он лишь свидетель не зависящих от его воли процессов. Но этот «внутренний свидетель настолько глуп, что немедленно становится участником преступления – и огребает по полной программе»282.

«Ананасная вода», наоборот, предлагает гуманистическое, даже религиозное решение проблемы человеческой воли. У человека есть думающая машина – мозг, решающий задачи и передающий результаты «внутреннему свидетелю». Этого свидетеля традиционно именовали «душой», но нынешняя эпоха предпочитает такие термины, как «сознание», «самостоятельность» или «разум». Буддисты и представители разнообразных мистических течений утверждают, что у людей нет некой неизменной сущности, а значит и души. Такое умозаключение звучит логично, но:

Вот только кто видит, что никакой души и самости у человека нет? ‹…› То, что постигает эту высокую истину – и есть душа, тот самый луч вечного неизменного света, который падает на выползающую из мозга кассовую ленту с результатами вычислений, гласящих, что никакой вечной сущности внутри этой машины не обнаружено283.

Этот фрагмент, лукаво приписанный преподобному Ив. Крестовскому, содержит ключевые образы и идеи Пелевина284. Казалось бы, напрашивается скептический вывод, что человек – бездушная машина. Но, как ни парадоксально, тут-то в игру снова вступает душа, необходимая, чтобы ощутить отсутствие себя самой. В традиционной религиозной картине мира душа создана Богом и не сводима к материальным процессам. С точки зрения современных сторонников механистической трактовки работы сознания мозг – своего рода машина, а сознание – продукт ее операций. В текстах Пелевина считываются обе версии. Вот уж подлинно демократура.

Часть III. История