Пелевин и несвобода. Поэтика, политика, метафизика

И напоследок

Обещание свободы в антиутопической вселенной Пелевина тесно связано с образом самого автора. Автор – умный, саркастичный, неуловимый, но вместе с тем дружелюбный – последовательно анализирует изображаемые схемы и уравновешивает однобокое антиутопическое мышление. Образ автора обнадеживает, вопреки утверждениям об обратном. Пронизывающая тексты самоирония окрашивает их в новые тона, добавляя неожиданные нюансы и новые уровни авторефлексии. Пелевин по-хорошему стимулирует читателя, требуя от него пристального внимания. Он хочет, чтобы аудитория следила за блистательным анализом, изучала структуру написанного, замечала ловушки и лазейки, в равной мере ценила неоднозначность и прямолинейность. Его тексты обостряют ум и умягчают сердце. А как иначе? В конце концов, он русский писатель.

Как противостоять системе – безликой, осязаемой, властной, уютной, – порождающей обезличенную и децентрализованную тоталитарную реальность, в которой мы живем? До падения Берлинской стены бегство к свободе имело четкие и понятные формы. Так, выдающийся артист балета времен холодной войны Рудольф Нуреев буквально совершил прыжок к французским полицейским в аэропорту Ле Бурже – и вуаля, «как хорош тот новый мир, где есть такие люди!». Нуреев, разумеется, обладал уникальной прыгучестью. Но как освободиться, когда парижские полицейские неспособны слаженно действовать, нет Берлинской стены, нет железного занавеса и даже, как утверждают некоторые ученые, нет евклидовой системы координат? Как реагировать на то, что «Аль-Каида» обрушивает самолеты на небоскребы в лучших традициях голливудских блокбастеров, грузовики превращают человеческую плоть в гендерно нейтральное белковое месиво, каждый второй рискует заболеть раком, к середине столетия на всех не хватит воды, а число страдающих деменцией растет в геометрической прогрессии? Может быть, продолжать работу мысли – то есть не принимать на веру кем-то навязанные формулы, задавать трудные вопросы, оттачивать лезвия иронии и самоиронии, отваживаться на цинизм, если имеешь такую склонность, не бояться оценочных суждений и сентиментальности, пусть они и не в моде. Пелевин всегда развивался как мыслитель и как художник. Вопреки всему, он вносит изменения в мир летучих мышей и дискурсмонгеров, поощряющий конформизм, приспособленчество, политкорректность и внушение во сне – просто потому, что ему нравится думать.