Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

II

Заседание сената происходило в необычной обстановке. Половина скамей пустовала. Отсутствовали немногие сторонники Цезаря, и не пришли все те, кто просто боялся за себя и свое имущество и не хотел лишний раз обнаруживать своих мыслей. Лукцей внимательно наблюдал за всем происходящим. Сначала говорил Помпей. Его речь была длинной, но бессвязной, как всегда бывает у людей, не умеющих говорить. Он говорил о великих устоях государства, о власти сената, о власти лучших людей в государстве. Он говорил, что Цезарь идет войной, чтобы свергнуть владычество людей порядочных и дать силу черни. Сенат должен противостоять этому, а он, Помпей, только военный вождь и исполнитель велений сената, будет ждать от него указаний.

Сенаторы слушали речь Помпея, словно исполняя досадную обязанность. Не все верили в его искренность, думали, что он может опять изменить и, примирившись с Цезарем, переменить тон и заговорить властным языком. Некоторые из сенаторов обменивались между собой насмешливыми взглядами в тех случаях, когда Помпей говорил о своей преданности законам государства. Большинство обнаруживало явное нетерпение и раздражение, слушая затянувшуюся речь. Лишь только Помпей кончил, Волкаций Тулл громким вызывающим голосом спросил его, сколько у него войска в данное время и сколько он может еще собрать. Помпей, не ожидавший подобного вопроса, видимо, смутился. Он начал по своей привычке нервно перебирать рукой волосы на голове, отчего они взлохматились и придавали его лицу смешное и растерянное выражение. Робким, нерешительным голосом Помпей заговорил о том, что у него имеются в распоряжении два легиона, которые недавно вытребовал сенат у Цезаря, что, кроме того, идет набор войск, и скоро их будет много. Лукцей слушал Помпея, и его раздражал неуверенный голос, неясный выражения, запутанность речи Помпея, который могли быть истолкованы его слушателями, как признак неуверенности в себе или желание что-то скрыть. Лукцей хорошо знал эту особенность Помпея, который терялся среди партийных раздоров, не умел говорить, а тем более делать возражения, и от этого много терял.

Помпей Великий

Когда Помпей кончил свои объяснения, Волкаций Тулл почти закричал ему прямо в лицо: «Ты обманул нас, Помпей!» – и, обернувшись к сенаторам, заявил, что, по его мнению, надо немедленно послать к Цезарю послов для переговоров о мире, так как для борьбы нет войск. Но это предложение было встречено бурей негодования. Все сразу вскочили с мест, заговорили, зашумели. Одни, робкие, говорили, что, может быть, правда, лучше примириться с Цезарем. Другие называли их за это чуть не изменниками. Кто-то вспомнил, как Помпей похвалялся когда-то, что стоит только ему топнуть ногой, и вся Италия покроется легионами. Дерзкий и быстрый на язык, Фавоний предложил Помпею теперь же топнуть ногой, чтобы явились нужные войска. Заговорили о том, что по слухам плохо идет набор. Помпей принужден был признать, что это так. Однако большинство сенаторов решительно отвергало всякую мысль о примирении с Цезарем. Хотя Помпею доверяли не вполне, но видели в нем сейчас единственную опору, как в человеке, все-таки хорошо знающем военное дело. Поэтому, как это бывает в минуты опасности, довольно скоро все забыли вспыхнувшее раздражение и, окружив тесным кругом Помпея, горячо обсуждали план войны. Мнения разделились. Лукцея раздражало то, что Помпей стоял за оборону города. Ведь еще два дня тому назад он соглашался с ним, что войну надо перенести на Восток, где много средств и где знают Помпея, Лукцею уже не раз приходилось сталкиваться с этим непостоянством Помпея, и оно всегда сердило его. Но, и сердясь сейчас на Помпея, Лукцей не мог не отдать ему должного. Он удивлялся тому, как Помпей сумел все-таки овладеть вниманием раздраженных сенаторов и, овладев собою, развивал перед ними план обороны.

Однако заседание сената уже давно расстроилось, и потому Помпей покинул зал со словами, что он будет защищать Рим во что бы то ни стало. Успокоенные его словами, сенаторы стали расходиться, продолжая оживленно обсуждать надвинувшиеся события.

Возвращаясь домой, Лукцей обратил внимание на то, что улицы как-то чрезмерно оживлены. Вглядевшись, он заметил в толпе очень много людей, не похожих на жителей города. Их вид показывал, что все это были люди большей частью зажиточные, но одежда их была из грубого материала и плохо сшита. В Риме состоятельные люди так не одевались. Лукцей догадывался, что это беглецы с севера, испугавшиеся приближения Цезаря, и он с любопытством всматривался в них, стараясь уловить их мысли и чувства. Видно было, что многие бежали наскоро, не успели почти ничего захватить с собой. Их вид был особенно жалок, потому что они, привыкшие дома к достатку и покою, теперь остались безо всего и чувствовали себя совершенно беспомощными на улицах большого города. Они беспрестанно останавливали прохожих, расспрашивая, по-видимому, дорогу. Некоторые с изумлением глядели на высокие дома, на пеструю уличную толпу, пораженные представившейся им картиной. Лукцея рассмешила одна сценка. Какая-то женщина вела за руку маленького мальчугана, который, напуганный городским шумом, с утра, вероятно, ничего не евший, идя за матерью, плакал навзрыд. Женщина внезапно остановилась и, толкнув ребенка от себя, крикнула ему: «Ступай назад один, пускай Цезарь возьмет тебя». Мальчишка испугался, что останется один на этой страшной улице среди незнакомых людей, и, схватив мать за руку, захлебываясь, уверял, что он больше не будет. Лукцей долго не мог забыть этой сцены, и его забавляла мысль, что уж матери пугают именем Цезаря своих детей.