Проданная на Восток

Глава 8. Сирена

Джонотан выругался и даже не мысленно.

Сдерживать себя и не наброситься на Агату, такую безумно желанную, разгоряченную, растрепанную было крайне сложно. Если бы его спросили, чего он желает больше всего на свете, ответом было бы — провести эту ночь с той, кто сводит с ума.

Агата уткнулась лицом ему в плечо, будто пыталась ещё спрятать стыдливо после того, как так горячо поддавалась и отвечала на ласки. Они оба просто рехнулись. Жаль, что услышав крик, Агата тут же очнулась и оттолкнула его прочь.

— Джонни, это… нельзя так, — отчаянно краснела она, тяжело дыша и пытаясь прикрыться. — Если кто-то узнает, если…

Он и впрямь погорячился и просто не мог остановиться. Но вид полуобнаженной Агаты с беззащитно поднятыми руками и высоко вздымающейся грудью, так сладко стонущей в его объятиях, был сильнее его и сорвал все запреты.

Он сдерживал магию, но ее наслаждение было слишком ярким и манящим, и то, как было хорошо ей, заставляло и его тело гореть огнём. Какого морского демона их прервали именно в этот момент!..

Джонотан резко подхватил и донес Агату до кровати у окна каюты, опустил на мягкое одеяло. Корабль качало уже не на шутку. Пламя свечей в канделябре тревожно колебалось и рассыпало сияющие блики по ее нежной коже, покрывшейся лёгкой испариной. Похоже, без его присутствия не обойдутся.

Магический дар сходил с ума от пробужденной в ней страсти — Джонотан ощущал её как свою. Агата тут же ухватилась руками за шею и попыталась привлечь его к себе. Будто то, что он поцелует её сейчас, чуть пьяную и шальную от страсти, сделает эту сцену куда более благопристойной… соответствующей нормам? Джонотан оперся на руку, нависая над ней, а второй ладонью ласково коснулся алеющей щеки. Губы Агаты, припухшие от страсти, так и манили к себе. Как же удержаться?..

Упрямица ди Эмери ведь умеет просить, правда?

И неважно, что он сам хочет этого до смерти.

Она пыталась притянуть его к себе без лишних слов, но Джонни упрямо усмехнулся, удерживая её ладонью под затылком и гладя большим пальцем шею:

— Мы всё еще спорим? — выдохнул он ей в губы, вплетая пальцы в рассыпавшиеся каштановые кудри, отливающие в свете свечей драгоценным золотом, и не давая поднять голову. — Только попроси…

— Ненавижу тебя, — прошептала в ответ Агата.

— И кто из нас самый упрямый?

— Я думаю, ты сломаешься первым… — Агата моментально прикрылась одеялом и только обожгла дерзким взглядом из-под темных ресниц.

— Капитан, — заорали снова за дверью, уже с нотками испуга.

Джонотан с трудом приподнялся и сел на краю узкой кровати. До безумия хотелось послать к демонам и всю свою ответственность, и чувство долга, и этот проклятый спор — а заодно и отца Агаты с планами на выгодный брак!

Да она сущая сирена с невинным обликом, таящая в себе, кажется, не одну сотню сюрпризов. Вот и сейчас он не узнавал и узнавал её одновременно: этот дерзкий взгляд, невинно прикушенная губа, знакомые жесты — и одновременно что-то новое, дикое и первозданное в этой ярости.

Агата собрала одеяло в ворох и сердилась, но стала не менее желанна.

Прости, ди Эмери, но договор придется нарушить.

Он не отдаст её никакому восточному богачу и никому другому.

После того, что только что между ними было… После того, что он себе позволил — он уже обязан на ней жениться.

Джонотан чувствовал, что горит точно от лихорадки, и уже хотел сорвать с себя дурацкий камзол, когда Агата резко бросила:

— Тебе надо идти, капитан, — слова Агаты настолько не соответствовали ее позе и соблазнительному виду, что Джонотан на мгновение задохнулся, словно его окатило одной из ледяных волн, все набиравших силу за бортом.

— Дикая, опасная, сладкоголосая сирена, заманивающая несчастного капитана в свои сети, — улыбнулся он мстительно. — Я вернусь, и мы продолжим.

— Продолжим?! — уточнила, сводя брови, Агата, закутываясь в одеяло так, что ещё сильнее захотелось снова её раздеть. В её голосе прозвучала дрожь, и Джонотан даже с магией не мог различить, волнение это, страх или желание… или всё сразу. — Продолжим… спорить? Или ты гордишься собой, что я так легко тебе сдалась? Потому что… — она осеклась и еще сильнее вцепилась в одеяло, — думаешь, что и победишь легко?

— Ты сама решилась со мной спорить, кирия ди Эмери, а это — опасная затея.

Джонотан улыбнулся и только в последний момент увернулся от полетевшей в него подушки. Он чувствовал, что говорит не то, что хотелось сейчас, что внутри целая буря эмоций и страстей, но и времени на серьезные признания не оставалось.

— Дождись меня, — попросил он, осторожно возвращая подушку на постель.

Но вслед за ней в него полетела пышная верхняя юбка, которая попалась Агате под руку.

Джонотан ловко поймал ее и демонстративно повесил на спинку стула, разгладив смятую ткань. Прижал палец к губам, приказывая ей хранить тишину, и быстрым шагом покинул каюту, пока на всём корабле не подняли шум, способный разбудить отца Агаты и устроить настоящий скандал.

— Капитан, ветер усиливается! — крикнул марсовый.

— Уже порывистый? — он и сам чувствовал, что нет, но его долго не было на палубе, стоило уточнить.

— Никак нет, капитан.

— Пройдем, — уверенный голос Джонотана легко разнесся по мостику, а значит и правда все было не так уж плохо.

Погода и впрямь резко изменилась: ветер поменял направление и усилился, туманная морось накрыла корабль. Но дождя пока не было, только нависли свинцовые тучи, сгущая и без того непроглядный мрак наступившей ночи.

Штормило не то, чтобы очень сильно: короткие волны перехлестывали через фальшборт лениво, словно оценивая выстоит ли корабль. На мостике и вовсе пока было сухо. Но Джонатан уже чувствовал, что через несколько часов волны станут мощнее.

Холодный ветер остудил разгоряченное близостью тело, переворошил мысли, и с каждой последующей волной, на которую легко взбиралась “Дикарка”, он чувствовал, как возвращается ясный рассудок.

Погода портилась быстро, но ничего вызывающего тревогу Джонатан не замечал. Команда хорошо знала свое дело, палубный груз закрепили надежно, и волноваться капитан мог только из-за того, что Агата осталась в одиночестве в каюте в таком виде, от которого у него мысли были совсем не те, что сейчас нужно…

Удерживать корабль против ветра было скорее приятно. Не бороться, но стать частью шторма, словно все усиливающийся левант вовсе не пытался развернуть их и хорошенько помотать по волнам.

Восток даже так преследовал его, словно сама природа послала этот встречный ветер и протестовала против того, чтобы он привел корабль с драгоценным грузом в порт Шарракума.

Штурвал из красного дерева был послушен его рукам, и чуть перекладывая руль, чтобы взлетать на гребни волн, Джонотан испытывал не меньшее воодушевление, чем недавно, лаская столь внезапно отзывчивое тело Агаты. Кажется, они и правда переборщили с ромом… и дошли до туда, куда непозволительно доходить юной кирии. Смертельно непозволительно.

Но и остановиться было невозможно.

— Капитан! Капитан! — его окликнул незнакомый голос.

Точно не кто-то из его матросов: пусть он мог и не знать их всех по голосам и в лицо, но двигались они ловко и легко, а этот юноша путался в ногах и едва ли не падал.

Впрочем, было от чего: волны перестали быть ленивыми и резво, словно детскую игрушку, подкидывали солидный барк. А парень, кажется, был из слуг. Джонотан нахмурился. И какой остолоп отправил его на палубу в шторм?! Джонотан с досадой и жалостью наблюдал, как парень, цепляясь за перила, оскальзываясь и едва не падая, спускается к нему. Ну точно, никак кириос проснулся после рома и чего-то захотел. “Дикарка” плясала на волнах так, что это неудивительно.

— Капитан! Кириос ди Эмери… — слуга в своем рвении угодить господину явно лишился рассудка — полез прямо на капитанский мостик, не получив на то разрешения.

Джонотан закатил бы глаза, если бы не необходимость следить за курсом, и не чувство ответственности за всех людей на корабле, и за этого балбеса в том числе. В набегающий шторм команде не до того, чтобы утрясать вопросы с благородными господами: сейчас все бегали по палубам, подчиняясь чётким командам боцмана, которые были громче волн. — Стой там! И держись! — отрывисто крикнул Джонотан слуге: теперь ветер приходилось перекрикивать.

Оставалось надеяться, что тот услышит и уцепится за ограждение трапа, и не рискнет подходить ближе. — Что нужно кириосу, — начал он снова, набрав побольше воздуха, — что он решил послать тебя на верную гибель?

Кажется, до этого момента слуга не сильно заботился о своей безопасности, потому что краем глаза Джонатан заметил, как тот побелел и двумя руками обхватил перила. И вовремя: с гребня волны они сиганули вниз, и Джонатан невольно улыбнулся, чувствуя, как летит вместе с кораблем и всем миром в стремительном и едва управляемом движении.

— Ну, так что там кириос? — Джонотан вновь удержал корабль против ветра, поймал носом поднимающуюся волну и смог отвлечься.

— К-кириос просит Вас к себе, капитан.

— Сейчас?

— Да, капитан, дело жизни и смерти, как он выразился.

Джонотан выругался себе под нос, помянув особо настырных девиц, которые встречались на его капитанском пути. — И подождать никак?

— Никак нет, кириос. Простите, кириос… капитан, — слуга, кажется, мечтал убраться обратно в каюту, но и работу свою старался выполнить хорошо.

— Клод, встань на руль!

— Что такое, капитан? — старпом вынырнул откуда-то из тумана, мокрый, но довольный — его ребятам нравилась небольшая встряска.

— Груз у нас беспокойный, — отозвался Джонотан, передавая штурвал.

— Зато какой… выдающийся, — хитро усмехнулся тот.

Джонотан, хватаясь за перила и переборки, добрался до нижних кают. Бросил взгляд на ту, в которой, должно быть, замирала от страха Агата. Столкнувшись с юнгой, Джонотан приказал дежурить неподалеку и в случае чего помочь госпоже с любой просьбой.

— Вы хотели видеть меня, кириос, — Джонотан не стал церемонится и сразу же распахнул дверь в каюту: качало все сильнее, и ему стоило быть на мостике, но приходилось считаться с желаниями нанимателя: его долг действительно был еще довольно велик.