Проданная на Восток

Она позволила притянуть себя в объятия, и отдалась на волю музыки и партнера, способного ловко и сильно вести в танце, что можно было ни о чем не думать и просто поддаваться его воле, скользя по паркету. Наконец-то! Желание вытрясти из Джонотана ответы на все вопросы, которые роились у нее в голове, соперничало с желанием просто следовать его умелым рукам.

Они чинно кружили по залу, поглядывая друг на друга, но так и не заговорив до самого конца неторопливой мелодии.

— Ты изменилась, Агата, — в голосе Джонотана прозвучала будто нежность, — такая терпеливая, благородная леди.

— Ты тоже… — смерила она его оценивающим взглядом.

Недавно он был простым моряком, оставшимся без родителей сыном торгового партнера отца, выросшим благодаря ему в достойных условиях. А теперь держался как и подобает успешному и важному капитану собственного судна.

Несмотря на всё паясничание с ней, с другими — и сейчас в танце — он вдруг стал таким уверенным и спокойным. Однако то, что он говорил, никак не соответствовало этому образу, потому что с невыразительным лицом он тем не менее невинно уточнил:

— Да? Стал еще лучше?

— О, нет… Не изменился! — забрала свои слова назад Агата.

— Конечно. Лучше просто некуда, верно? — насмешливо закончил он и вдруг сделал знак музыкантам, будто они условились о чем-то заранее.

— Я бы сказала, что хуже.

— Почему? — он приподнял брови, кажется, искренне удивившись.

— Ты еще спрашиваешь?

— Я правда никак не мог дать о себе знать эти три года, — его лицо омрачилось на мгновение, но он вновь улыбнулся, — так в чем моя вина, о прекрасная дева?

— Спасибо, что напомнил еще и про это!

Агата боролась с желанием оттоптать ему ногу, и узнать, чем же таким тайным он занимался, что их общение прервалось совсем. Она то сначала была уверена, что ему стыдно из-за спора.

— Список моих грехов увеличивается, а я даже не знаю, в чем должен каяться сначала! Я всегда думал, что был учтив и галантен с тобой в меру моего воспитания. Хотя оно не сильно отличается от твоего, разве что учителя у меня были построже.

— Твоя галантность закончилась там, где ты заключил пари, несносный ты лжец.

Джонни закрутил ее вокруг оси, будто назло не давая приблизиться и договорить.

— Пари? На что-то значимое, должно быть?

Ее возмущенное восклицание заглушили звуки мелодии, которая внезапно изменила тональность и ритм, и Агата почувствовала, как в ней борются гнев, смущение и азарт — это был танец, больше подходящий народным гуляниям на площадях южными ночами, а не приемам, пусть даже его и танцевали в особняках при свете свечей на помолвках и свадьбах и закрытых семейных торжествах.

— Позволишь? — и не дожидаясь согласия, он повел ее в центр зала, по которому пробежал шепоток: другие гости не торопились присоединится к ним.

— Ты продал душу демонам и теперь ничего не боишься? — попробовала угадать Агата, искоса поглядывая на сосредоточенное лицо Джонотана.

— Почти.

— Если ты не скажешь, я наступлю тебе на ногу.

Джонотан легонько ущипнул ее, придерживая руками за талию.

— Я продал душу твоему отцу.

— Джонотан!

— А что? Продавать, так выгодно, а твой отец смыслит в торговле.

Он резко развернул ее, алый атлас с пеной кружев нижних юбок плеснул волной вокруг ее ног.

— Ты безумец, — прошептала она на выдохе, вскидывая руки и опуская их на плечи Джонотана: они были так близко друг к другу, что Агата могла разглядеть свое отражение в его глазах.

— Я знаю, что это твой любимый танец, — прошептал он в ее приоткрытые губы, увлекая в стремительное движение вместе с набирающей темп музыкой. — Так что просто наслаждайся, побьешь меня потом. Наедине, в более располагающей к тому обстановке.

То, что он говорил и делал, было самой вызывающей наглостью, а они уже давно не были юнцами, которым многое сходило с рук, и если бы хоть кто-то услышал это, Агата могла бы попрощаться со своей репутацией. Но Джонни это как-будто вовсе не волновало.

Он поднял ее руку, и, следуя фигуре танца, Агате пришлось несколько раз повернуться, задыхаясь от невозможности немедленно стукнуть его по груди и невозможности продолжить разговор. Уж конечно не от того, что, когда он вновь привлек ее к себе, спасая от столкновения с другой парой, его губы словно бы случайно мазнули по ее щеке, слишком близко к ее губам.

— Что ты делаешь! — прошипела Агата, старательно улыбаясь и пытаясь отыскать взглядом отца.

— Это называется поцелуй, Агата, — совершенно серьезно произнес Джонотан, хотя в глазах у него плескалось лукавство и что-то еще, незнакомое, — знаешь, когда губами касаешься губ того, кто очень, очень тебе нравится.

И, дождавшись, когда присоединившиеся танцующие пары сошлись вокруг них, и Джонни сжал ее талию так, что она буквально впечаталась бедрами в его, и склонившись к уху прошептал:

— Обещаю, я покажу тебе, что такое настоящий поцелуй. Но не сейчас, когда твой отец так пристально следит, и я рискую отдать… если не душу, то жизнь слишком рано.

— Конечно, что не сделаешь ради пари… — Агата гневно сверкнула глазами, подбирая достаточно весомую угрозу.

— О, боги, так вот о чём ты! — рассмеялся Джонни, будто только сейчас вспомнил, о чем она говорит. — Ты серьезно?! Кто тебе рассказал?

Резкий поворот развел их в разные стороны, чтобы свести снова через несколько изматывающих минут.

— Какая разница?

— Агата, — серьезно глянул он на нее, благо что танец позволял это сделать. — У того дурацкого спора давно вышел срок годности. Это была величайшая глупость.

— Конечно, глупость. Потому что ты проиграл по всем статьям, Джонотан ди Арс! Надеюсь, твое наказание было достаточно унизительным.

— Я не успел его принять, но не потому, что не держу слова. Другие неприятные события заставили покинуть дом. Но если ты позволишь, я попрошу второй шанс.

— Снова заключишь новое пари?

— Хорошая идея. Готов поспорить с тобой — что ты первая попросишь себя поцеловать.

— Ты проиграешь.

— Спорим?

— Ха, — фыркнула Агата. — Не отделаешься новой срочной поездкой по делам. На что?

— Как истинному джентльмену мне будет достаточно твоего поцелуя, но если за… скажем, месяц ты не будешь умолять меня, то я готов выполнить любое твое желание. Ты даже не обязана называть его прямо сейчас.

И он отступил, разрывая контакт и вновь поворачивая под рукой, лишая возможности ответить.

Как хорошо, что она любила танцевать, и у нее были замечательные учителя!

Она даже не сбилась с шага, а движения остались такими же плавными, хотя сердце готово было предательски выскочить из груди, а щеки, кажется, алели теперь так, словно она выпила вина.

Запах Джонотана, неожиданно чувственный, пьянил ничуть не меньше. Агата уловила бергамот и, кажется, морскую соль, точно он только что сошел со своего корабля.

Зазвучали финальные аккорды, Агата еще надеялась, что Джонотан позволит ей просто чинно присесть в реверансе, но нет, он притянул ее за руку и придержал за талию, подчиняясь ритму танца. Агата отклонилась к полу, прогибаясь и запрокидывая голову. Ее грудь согрело тёплое дыхание, как будто бы тесного контакта их бедер было не достаточно.

Было щекотно, страстно, горячо, а в груди жарко билось сердце.

Но, замерев вниз головой, Агата увидела отца, шедшего прямо к ним. И его вид, насколько она могла судить даже в такой позе, не сулил им ничего хорошего.