Ланиакея

Наверняка она уже пообещала своим подругам, что профессор Вагнер согласится, но сейчас Денис был так занят мыслями о Фаине, что не позволил себе испытать раздражение. Без лишних слов поднявшись, он проследовал за Вероникой к сгрудившимся у столов девушкам. Денису казалось, даже ее спина выражала сейчас самодовольство и торжество.

Фаина пришла позже и, как и сказала Березина, не одна: в компании пронзительно прекрасной Кристины, чья улыбка лишала всех встречных мужчин дыхания, и двух самоуверенных выпускников. Ее синее платье так ясно напомнило Денису их самую первую встречу, но теперь Фаина Голуб была взрослее и уже не казалась ему ребенком, и мысли, которые она в нем вызывала сейчас, были далеки от тех, что владели им три долгих года назад.

Она выглядела сногсшибательно. Сексуально. Волнующе.

То внутреннее напряжение, которое росло в ней с каждым днем с тех пор, как он приехал, прорывалось наружу в бледности кожи и легкой скованности манер и делало ее странно беззащитной — и оттого особенно недосягаемой для него.

Денис ничего не мог поделать с собой.

Наблюдал.

Одергивал себя.

Снова наблюдал — за ней и за Кристиной, улыбающейся и смеющейся сегодня едва ли не больше остальных. И когда Фаина покинула зал, так и не обмолвившись с ним и словом, он без малейшего раздумья последовал за ней.

...Он не хотел целовать ее вот так, когда она почти считала его своим врагом, а он был слишком уязвим в своем желании вернуть ее обратно. Он не имел права делать этого, не сказав ей правды... но стоило ей оказаться в его объятьях, все доводы разума стерлись под напором шторма, который все-таки его смел.

Но не было ничего лучше в этом мире, чем ощущение ее рук, обвивающих его шею.

Не было ничего приятнее, чем осознание того, что она целует его в ответ.

Не было ничего правильнее, чем разрушение всех самых хорошо продуманных его планов на учебу, работу и личную жизнь.

Он не заметил, как потерял контроль над ситуацией и позволил всему стать слишком неопределенным. А потом стало поздно.